Известия | Михаил Марголис | 17.04.2007 |
«Алисовская» армия до сих пор квалифицируется нашими стражами правопорядка наравне с крупнейшими группировками футбольных фанатов. По формальным признакам так оно и есть. «Алисоманы» сплочены и упакованы не хуже «суппотеров» ЦСКА или «Динамо». Красно-черные шарфы, майки, банданы, баннеры, напульсники и т. п. Поэтому «шмонают» их на подходе к стадиону долго и пристрастно. А иногда заламывают руки и уводят прочь от кинчевского шоу. Такие этюды наблюдались и на нынешней премьере. Но агрессивных подвигов «алисоманы» давно уже не совершают, и милиция напрасно к ним придирается. Это в 1980-х, особенно после концертов в «Юбилейном», они могли маршем пройти по переулкам близ Невского проспекта и опрокинуть по пути пару-тройку ларьков. Или в начале 90-х, где-нибудь в сквере у «Горбушки», устроить стычку с «гопотой», ибо «идем мы и тверже шаг!». А сейчас все по-другому. И кумир их иной. Лишь на сцене неистовый, все под тем же черно-красным полотнищем, а так, в жизни — спокойный, молящийся, постящийся, укрывающийся в своем сельском имении. И для новой генерации алисовских фанов (да и для самого Кости, наверное) «Мое поколение» и «Мы — вместе!» — уже не бесспорная кода любого выступления «Алисы». Скорее — ритуальная дань далекому прошлому. Сейчас у алисоманского хора новые гимны: «Небо славян», «Православные», «Солнце Иерусалим». Именно последней композицией и троекратным, адресованным каждой части зала восклицанием «Христос воскрес!» Кинчев завершил концерт в Лужниках.
А открылся двухчасовой сейшн немного зловещей темой «Дым» — первой из нового альбома. Предупредив собравшихся строками — «сколько беспечных осталось клубиться в золе, сколько раскованных перелопатила смерть», доктор Кинчев вспомнил вдруг «Старые раны» покойного Майка Науменко. Теперь у «Алисы» в репертуаре два трибьютных номера — майковские «Раны» и «Спокойная ночь» Цоя.
«Я смеюсь, когда сижу, например, на гастролях в Магадане и смотрю по телевизору беседы умных экспертов, о том, что Россия конечно же Европа. Мы — не Европа, мы — Север», — говорил Костя в гримерке после концерта. Отсюда и «Стать Севера». И еще он говорил, скрывая взгляд под темными очками, что из всех вождей, которые были на его веку, Путин — лучший.
А на сцене он все пел и пел про смуту, про тревогу, про Русь, постепенно оголял торс и плясал, подпрыгивал, как бес, тянулся к свету из мглы зала и скоморошничал. Себя Костя часто любит называть шутом гороховым. Но это маска. Не шут он — бес, поэтичный такой бес. Фронтмен Кинчев, конечно, блестящий (позы, жесты, мимика — все отшлифовано, хотя подается как сиюминутная реакция) и сочинитель по-прежнему талантливый. Фрагментами он все ближе к Башлачеву и Ревякину, хотя его собственный почерк никуда не девается. «Как собирать все, что было рассеяно смутой? / Как донести, если каждый себе голова? / Мне повезло видеть вечность за каждой минутой, / Жить до поры, свою кровь обращая в слова».
И все же — после всех исповедей и молитв — прежний азартный, дерзкий, саркастичный и спорный Костя еще существует. Характерный пример — хотя бы его свежайшая песня «Власть», запланированная для следующего диска «Алисы» и уже вызвавшая бурную реакцию на Украине. За нападение на «оранжевую» революцию Кинчев имеет шанс сделаться в «незалежной» державе персоной нон грата. Сам он — отнюдь не в духе смиренного инока — решил подразнить гусей и включил композицию в бисовую часть сегодняшней «алисовской» программы. Заканчивая песню строфой — «Адептов передела сольют за бугор, / На пепле революций возродится террор, / Оранжевые сопли — очкариков сны / В предчувствии гражданской войны», Костя невинно пожимает плечами и спрашивает: «Не пойму, на что они обиделись?». Обижается при этом, думаю, не только украинский истеблишмент, но и Юрий Юлианович Шевчук, которого Константин привечает своей иронией еще с темы «Рок-н-ролл — это мы». Подлинно гороховое шутовство.