 |
| Известия | Елена Ямпольская, Игумен Нектарий (Морозов) | 14.04.2007 |
Редкие моменты сочувствия к благодати тоже не приравняешь, поскольку исходит оно, сочувствие, в основном от людей из чужого, незнакомого церковного мира. Дистанция между нами — как от Венеры до Марса, а общего — вроде бы самая малость. Этот диалог по e-mail с настоятелем саратовского храма в честь иконы Божией Матери «Утоли моя печали» игуменом Нектарием как раз и возник вследствие такой «малости». Что получилось? Невольный перепев Бегбедера: «Я — православный, я тоже нет»? Получилось, на мой взгляд, долгое и трудное вступление к будущему разговору. Мы продолжим его обязательно. Друг с другом. И со всеми, кто захочет присоединиться.
…Елена, я уже сказал о том, что вызывает чувство радости при чтении Вашей статьи. Это то, что нас объединяет: схожее видение одних и тех же проблем, одних и тех же болезней современного общества… Но, наверное, важнее говорить о том, что разделяет. В чем причина того, что Вы проводите границу между собою и Церковью? Как Вы понимаете, что такое Церковь вообще, воспринимаете ли Вы ее как некую данность или же пытались для себя разобраться, что она такое есть? Еще один вопрос: почему Вы решили, что именно ко Христу должен обратиться человек (общество), чтобы не оказаться в бездне? В Вашей статье говорится о надеждах, связанных с изменениями в жизни страны, которые, казалось, позволят построить «такой удобный мир», в котором все — или многие — проблемы будут решены…
С уважением,
игумен Нектарий (Морозов)
Многоуважаемый… Видите, даже не знаю толком, как Вас следует величать… Речь идет не о границе, а о некоем параллельном существовании… Я не способна воспринимать церковь «как данность» — потому что она не была ДАНА мне, и теперь, будучи взрослым человеком, я ожидаю от церкви неких поступков. Не телевизионных поздравлений, а реальных дел. Наверняка эти дела есть, но творятся они в тиши… Тут, кстати, мой Вам встречный вопрос: как Вы полагаете, почему в России отношение к православной церкви у большинства (настаиваю: у большинства) недоверчивое и настороженное? Кто виноват? Или что виновато? И какова мера ответственности самой церкви?..
Я действительно думаю, что церковь должна идти к самым несчастным, к потерявшимся и растерявшимся. В первую очередь — к детям. Помогать им по-всякому — словом, делом. И общество призывать к такой помощи. Громко призывать, не стесняясь моральных оценок. В детстве нам говорили: «Так нельзя, это стыдно!» Понимаю, что общество — не детсад, и все-таки за церковью остается право на эту фразу. Пусть наивную, пусть посмеются — это не должно беспокоить. Но, чтобы в лицо сказать «стыдно!», надо самим жить по-божески…
Насчет последнего вопроса — я имела в виду ту доброту, нет — то добродушие благополучия (помните, Иван Ильич у Толстого стремился к «веселой приятности и приличию» жизни), которое свойственно людям, пока они не боятся завтрашнего дня. Но при нашем чудовищном расслоении благодушествовать могут единицы. Остальных безработица, безденежье, бесперспективность вызверяют окончательно. Пока придем к этической экономике и приличному уровню жизни — полстраны растеряем…
Всех вам благ.
Елена Ямпольская
Многоуважаемая Елена Александровна!
Я понимаю, что обращение «отец Нектарий» естественно для человека, когда он действительно воспринимает священника как отца. Но предложить именовать меня в соответствии с паспортными данными не могу — ведь имя, данное в монашеском постриге, не есть что-то формальное… По поводу недоверия — встречный вопрос: а к кому (к чему) люди в России относятся сегодня с доверием? К власти, бизнесу, к каким-то социальным институтам?.. Вы чувствуете, как наш народ дичает, ну, скажем, в культурном отношении? А в отношении церковном народ одичал уже давно. Ушли в вечность те, кто знал, что такое христианство, что такое церковная жизнь. Миллионы наиболее церковных людей были расстреляны, замучены, умерли в лагерях. Сделали свое дело и советская идеологическая машина, и 5-е управление КГБ СССР, и «доперестроечная» пресса. Удивительно ли, что после всего этого огромное количество людей подходит к Церкви как к приземлившемуся кораблю с инопланетянами, а некоторые так готовы и камнями по обшивке корпуса этого корабля стучать, и надписи неприличные писать и т. п.
Откуда вообще верующие люди, откуда священники, монахи? Точно не с другой планеты прилетели. Здесь, в этом обществе выросли, сложились и пришли в храм и все, что имели, в том числе и свои недостатки, страсти, пороки, принесли сюда. Кто-то достиг определенной меры совершенства. А кто-то оказался слаб в вере, кто-то превратился в «соляной столп», кто-то стал еще хуже и из Церкви не ушел, но остается в ней. И на таких сбываются слова апостола Иоанна Богослова: «Они вышли от нас, но не были наши» (1 Ин. 2, 19). Однако о них думали, что они «наши». И сколько они успели наворотить всего, пока их считали «нашими»!..
Но ведь и Вы столкнулись с тем, что для многих, кого Вы считали «своими», Вы вдруг оказались чужой. И наоборот — как «свою» Вас воспринял кто-то, с кем Вы такого единства не ощущали. Заставило ли Вас это произвести какой-то пересмотр — «своих» и «чужих»? В своих публикациях Вы говорили о том, что для Вас очевидно, о чем свидетельствует здравый смысл. Но Вы встретились с непониманием — Вас «не поняли» и очень неглупые люди. В чем, на Ваш взгляд, причина?..
Многоуважаемый отец Нектарий!
Обращение действительно для меня непривычное… Пересмотр «своих» и «чужих», по-моему, у любого человека идет всю жизнь — мы люди, и мы меняемся. Одна знакомая после первой публикации сказала мне по телефону: «Если бы я не знала, каких взглядов ты придерживаешься НА САМОМ ДЕЛЕ…» То есть фактически прозвучало обвинение в ангажированности. Тут у меня совесть чиста: никто не покупал, однако крайне неприятно слышать подобные вещи от тех, кто тебя вроде бы хорошо знает. Много оскорбительного пришлось в свой адрес прочитать в интернете. С другой стороны, возбудились люди, от которых я прежде шарахалась, — такие, знаете, фанатично церковные тетки. У которых через слово «грех» да «грех» на языке. Теперь приходится шарахаться с удвоенной силой. В общем, на данный момент я чужая среди своих, да и среди чужих тоже не своя…
Моя вторая колонка — колонка ответов — действительно возникла по наивному заблуждению, будто люди «не понимают». Я ошибалась. Люди делают посторонний цвет лица, потому что НЕ ЖЕЛАЮТ понимать. Боятся церкви — и по причине совковых генов, и отчасти — по ее собственной вине. А главное — почему-то уверены: тот, кто где-то там, в глубинах России, растет сегодня без пригляда, день ото дня ожесточаясь, не придет завтра, не выдернет меня, любимого, из-за компьютера, его остановят. А его не остановят — вот в чем фокус…
Для меня вера и способ веры — действительно вещи интимные. Мне по-прежнему кажется, что в четырех строчках: «Я в гроб сойду и в третий день восстану, И, как сплавляют по реке плоты, Ко мне на суд, как баржи каравана, Столетья поплывут из темноты» религиозного чувства не меньше, чем в церковных песнопениях. Не говорю «больше» — глупо было бы меряться, но, уверена, не меньше… Меня другое волнует: полное отсутствие духовной деятельности. Зло — даже не осмысленное, а тупое какое-то зло, самоистребление народа. Не скажу «животное», потому что у многих зверей инстинкты сохранения рода хотя бы действуют. То есть, как видите, меня беспокоят вопросы не религиозные, а сугубо социальные…
Кто может душу в человеке пробудить, заставить ее работать? Кто в стране потерянных — и образно, и буквально — детей даст ребенку первое «хорошо — плохо»? По-моему, это прямое дело церкви. Если она готова за такое дело взяться, я, как и многие, — в меру своих возможностей — буду помогать. Даже ценой потери «либеральной» репутации. Не до имиджа сейчас — если душу не спасем, то и физически вымрем.
Мы с Вами разные люди, но что-то нас свело. В определенной области мы мыслим одинаково, во всяком случае — по общему вектору. Как, на Ваш взгляд, следует преподавать православие в школах? Кто способен составить разумный курс основ религиозного ликбеза? Заодно переадресую Вам ехидный вопрос, часто повторяющийся в читательских откликах: почему царская Россия, страна мощного православия, так плачевно — нет, так кроваво — завершила свое существование? Способна ли религия предотвратить кризис сегодня, если она не выручила сто лет назад?..
…Елена, Вы заблуждаетесь, царская Россия не была страной «мощного Православия». Как не была такой страной и Византия эпохи своего упадка. Приведу лишь одну цитату из неотосланного письма: «Вы поставили Русскую Церковь на колени. Берегитесь! Следующим будет ваш престол». Пишущий — святитель Филарет, митрополит Московский. Адресат — император Николай I… В дореволюционной России было сравнительно немного людей, которые знали, что такое внутренняя жизнь, и жили этой жизнью и могли научить ей других. Прочие жили по инерции. И за прекрасным фасадом царили разруха и запустение…
Отсутствие духовной деятельности, о котором Вы говорите, — это не социальный, а именно религиозный вопрос. Отправьте людей в путь через пустыню, а потом, когда они уже не смогут найти дороги назад, скажите им, что конечной цели в их странствии нет, что надо допить воду, доесть небольшой запас фиников, — и на этом все. И посмотрите, что с ними будет, какое явится «тупое зло».
Православная Церковь — не партия, не идеология. Она не может «владеть массами», «руководить ими». Но она может сделать другое: дать шанс оздоровиться тем, кто этого желает, привести в чувство тех, кто способен прийти в чувство. И наши «моления» о введении «Основ» в школах именно этим обусловлены. Неужели кто-то думает, что это так просто: организовывать курсы для будущих преподавателей ОПК, тратить на это время и деньги, которых и так нет? Просто нас мучает комплекс ответственности за свой народ, в отличие от любой секты… Нет спора, что хороших, квалифицированных преподавателей сейчас гораздо меньше, нежели необходимо. Но в данном случае хотя бы что-то будет лучше, чем ничего…
Меня до глубины души возмущает (не сердитесь) это совершенно лишенное смысла по отношению к Церкви слово «она». «Если она готова…» Кто такая эта «она»? Лена, простите, ну как же въелись в самых здравых и самых трезвых людей «совковые» штампы! В плане человеческом Церковь представляет общность людей, каждый из которых что-то хочет, а чего-то не хочет. И невозможно к ней относиться как к партии…
Почему мне кажется удобным говорить с Вами, опираясь на свой личный опыт? Это не по-монашески, но иначе трудно объяснить какие-то ускользающие от понимания вещи… Три с половиной года назад, когда мы приехали в Саратов, я был назначен настоятелем крошечного храма, в котором еще сравнительно недавно располагался планетарий. Когда я вышел в первый раз, чтобы сказать проповедь, то вдруг осознал, что я не знаю стоящих передо мной людей, не знаю, как говорить с ними. На первое Рождество, на которое я служил в Саратове, на ночной литургии было всего около 35 человек причастников. Какой-то пьяный перед началом службы повис на Царских вратах, так что его пришлось снимать оттуда… Уборщицы то и дело бросали посреди храма грязную тряпку или не менее грязное ведро с водой. А еще кто-нибудь в штыки встречал впервые пришедшего человека.
Что я должен был на это сказать? Что это «не моя церковь», мне нужно «что-нибудь получше»? Но это как раз именно моя церковь. И вот три с половиной года пролетели как одно мгновение. Мы установили новые иконостасы, сломали и фактически заново сделали боковой придел, купили, написали новые иконы, поместили их в резные киоты, так что некоторые наши прихожане, входя в храм, останавливались и замирали от открывшейся им красоты. Ничего «особенного» в этом не было, хотя кому-то казалось чудом…
Но это все не главное. Важнее другое. То, что на последнее Рождество к Чаше приступили уже порядка 130 человек — почти все находившиеся в храме. И я уже не задаюсь вопросом, «кто передо мной», я даже и не заметил, в какой момент слился с приходом в целое, когда мы так сроднились, что стали чем-то единым…
…Наш диалог, отец Нектарий, не перестает меня удивлять. Прежде всего тем, насколько же мы по-разному мыслим. Видимо, пытаясь «поймать» меня, Вы пишете: «Если нет разницы между Пастернаком и церковными песнопениями, „Мастером и Маргаритой“ и Евангелием (в том смысле, что выбирай что угодно — результат один), тогда зачем вообще нужны „Основы православной культуры“? Пастернака и Булгакова в школах проходят, возможно, этого и довольно?» Да, что бы ни вызвало духовную работу в человеке, меня всё радует. Прагматический результат действительно один — не пойдет и не хряпнет соседа топором по голове за бутылку водки. В принципе, конечно, уроки литературы должны быть в школе и уроками нравственности. Должны, но никогда не были и вряд ли когда-нибудь таковыми станут. В силу особенностей преподавания. Образ Катерины, образ Татьяны, монолог Чацкого наизусть… Один из сотни — у кого от природы счастливая предрасположенность — проникнется смыслом, остальные возненавидят или, в лучшем случае, будут равнодушны всю оставшуюся жизнь. Не произойдет ли то же самое с «Основами православной культуры»? Где взять столько священников, способных донести смысл? Не появится ли у детей просто лишний повод для зубрежки? Это вопрос, который теперь часто задают мне, а я, разумеется, на него ответить не могу.
Я согласна с теми, кто говорит: Россия — исторически православная страна, и то, что на нашей земле живет много приверженцев других вероисповеданий, — не повод забыть о православии, стыдливо его отодвинуть. Но действительно, как выйти из этой ситуации, не породив противостояния? Ведь цель ОПК, на мой взгляд, искоренение раздоров, а не новый раздор. Развести детей и школы по религиозному признаку — несимпатичная идея, да и вряд ли в современном мире осуществимая.
Видите, наши письма разнятся, как и мы сами: Вы больше о духовном, я — о «секулярном», горизонтальном. Просто мне кажется, без горизонтали вертикаль не выстроить. Опять из Вашего письма: «Я думаю, что преподавать ОПК надо в обязательном порядке». Вот тут уже я боюсь. Боюсь слова «обязательный», потому что оно всегда вызывает отторжение. По-моему, действительно лучше что-то, чем ничего. Лучше разумный компромисс, чем крики и споры до хрипоты, а ничего другого сегодня — в реальных условиях, в реальной России — из обязательного ОПК не получится. Ну и относительно церкви как «партии». Станете ли Вы отрицать, что Русская Православная Церковь — это мощная организация? В том числе — организация. С политическими интересами, с коммерческими интересами, с разнообразными земными интересами. Если мы говорим о таком трудном и болезненном вопросе, как введение ОПК в средней школе, тут инициатором, вдохновителем, лоббистом, если хотите, будет выступать именно РПЦ как организация. И ответственность за качество преподавания обязана нести она же…
…Я не совсем согласен, Елена, относительно рискованности обязательного преподавания ОПК. В соседней с нами Мордовии, насколько знаю, не было особенно больших проблем. К этому привыкнут. Как привыкают, к сожалению, к вещам, к которым привыкать бы не следовало. Например, к преподаванию ОЗОЖ — «Основ здорового образа жизни». Я понимаю, что это стало уже неким «общим местом» — когда православные говорят об этом. Но меня лично те программы, с которыми приходилось сталкиваться, ужасают. Я священник, я волей или неволей узнаю жизнь человека, который приходит на исповедь. И с болью могу видеть те изломы, которые появились в человеческой душе именно по причине грехов против целомудрия, совершенных в детстве…
Что касается преподавания ОПК в смешанных классах. Я полагаю, если никто не выражает по этому поводу неудовольствия, то надо просто преподавать, и все. Православие в данном случае должно вплетаться в канву истории. Кроме того, через реальные события, факты должно даваться представление о нравственном выборе человека, о том, на что, совершая этот выбор, необходимо ему ориентироваться. Если кто-то из родителей не желает, чтобы его ребенок посещал уроки ОПК, то в этом должна быть предоставлена полная свобода… В Саратове есть школы, где этот предмет уже включен в программу, и если Бог даст, и Вы до нас доедете, мы сможем поговорить более предметно…
Безусловно, ОПК придется преподавать не только священникам, но и просто верующим, воцерковленным педагогам. Нет сомнения, что кто-то будет делать это не лучшим образом, и где-то данный предмет станет лишним поводом для зубрежки. И все же… Все же многое изменится. Я не говорю Православие — хотя бы основные моменты христианской нравственности будут восприниматься уже как данность, возникнет необходимый противовес представлению о жизни лишь как о времени, в которое можно получить те удовольствия, которые она сможет предложить. И если сегодня это преподавание начнется, то завтра людей, способных преподавать как должно, будет гораздо больше. А если не начнется, то вообще непонятно, настанет ли это самое «завтра"…
С уважением,
игумен Нектарий
В чем заключается преподавание «Основ православной культуры» в саратовских школах; что думают об этих уроках дети, родители и педагоги; можно ли совместить в одной голове ОПК и, скажем, теорию эволюции; не лицемерие ли — внушать христианскую мораль в социально несправедливом обществе?.. Вопросы, которые необходимо поставить, и первые ответы, которые удастся получить, — в готовящемся репортаже «Известий».
