Я понял, что он не врет.

Это не рассказ, а просто крошечная зарисовка из живой жизни. Точнее — прикосновение к чужой судьбе. Маленькая встреча на пути из времени в вечность. Одна из тех, что по какой-то трудно объяснимой причине никак не изглаживаются потом из памяти до конца.

Однажды (это было еще в годы служения в Москве на подворье Троице-Сергиевой Лавры) мне пришлось задержаться по нашим издательским делам в типографии «Новости». Между тем время уже заставляло торопиться с возвращением — то ли кто-то ждал меня, то ли нужно было успеть сделать еще какие-то важные и тоже неотложные дела. И раз возникла необходимость поспешить на подворье, то пришлось останавливать машину — там же, у самой типографской проходной.

Ждать долго не пришлось. Видавшая виды красная «девятка» затормозила рядом и практически тут же отъехала от типографии — уже вместе со мной. Иконки на передней панели приятно успокаивали взгляд. Зато облик водителя вызывал странное, смешанное чувство. Невысокий, худощавый, с очень короткой, «специфической» стрижкой, удивительно подвижный (это было заметно, хотя он, разумеется, все время сидел за рулем)… На вид — лет около 45, но и что-то мальчишеское, что ли, проскальзывало в нем.

В диалог он вступил первый. И манера говорить лишь усилила впечатление «специфичности» — казалось, что сейчас раздастся такое характерное и узнаваемое: «А что, гражданин начальник…».

Но он произнес совсем другие слова:

— А что, батюшка… Я вот недавно читал Иоанна Кронштадтского, «Моя жизнь во Христе"…

Я уже не вспомню сейчас, чего касался вопрос (как забыл уже теперь и имя водителя), помню только, что связан он был с духовной жизнью. Еще речь шла о святителе Феофане и его трудах. А потом разговор как-то неожиданно свернул на жизнь личную.

Первое впечатление оказалось совершенно верным: значительную, возможно, что и б? ольшую часть своего земного бытия водитель провел в местах лишения свободы. Причем имел совершенно конкретную криминальную «специальность», вполне объясняющую его подвижность.

— Форточником я был, понимаете, что это значит?

Какими-то особыми подвигами он не хвастался. Кажется, ему не очень интересно было об этом говорить. Да и начиналась беседа не с рассказа о том, как проникнуть в чужую квартиру, а с «жизни во Христе». И для меня именно этот вопрос, конечно, был важнее всего: как, в какой момент он вдруг встретился с Богом на своем столь извилистом, то и дело приводящем за решетку пути? Что это было: страх, отчаяние, необходимость в «помощи свыше»? Ни то, ни другое, ни третье. Он так просто сказал о своем обретении веры, что оно, в отличие от каких-то отдельных деталей нашей поездки, в памяти запечатлелось — крепче не бывает.

— Сидел я очередной срок… И знаете, я уже все тогда в жизни попробовал…

Это «все» очень емко вобрало в себя то, что только может попробовать человек подобной судьбы.

-…и вот, сам не знаю уже почему, взял я в руки Новый Завет. Стал читать, но не Евангелие, а Послания апостола Павла. И вдруг в какой-то момент я очень четко понял: он не врет! И так я поверил.

Поверил, однако после, кажется, еще раз оказался на зоне. Впрочем, возможно, что и за старые грехи. Но на этом все закончилось: вышел и завязал. Причем так накрепко, что уже и места себе не мог найти по душе в этой жизни. Стал читать духовные книги, молиться. К тому моменту, к которому относилась наша встреча, твердо решил для себя, что как похоронит родителей, так уйдет в монастырь.

Ехали мы в центр — по направлению к Цветному бульвару. И, разумеется, дорога была до крайности забита. А он понял, что я спешу: то ли сказал я об этом, то ли как-то выразил свое сожаление, что мы так медленно движемся, но только очень скоро мне пришлось об этом искренне пожалеть. Может быть, кто-то хорошо знаком с таким стилем езды, однако я видел подобное первый и, хочу надеяться, в последний раз в жизни. В районе Рижской он выехал на встречную полосу, и мы понеслись по ней, едва разминувшись с шедшей прямо на нас иномаркой.

Сколько я ни объяснял, что, хоть и тороплюсь, но не настолько, все было тщетно. Он разворачивался, вклиниваясь в поток медленно ползущих друг за другом машин, пересекал дорогу там, где этого нельзя было делать. И на все мои протесты только хитро улыбался:

— Не волнуйтесь, батюшка! Раз торопитесь, значит, поспешим.

И поскольку я ничего не мог с ним поделать, оставалось лишь молиться, чтобы ничего не случилось, и удивляться. Удивляться не только тому, что он ни в кого не врезался и никто не врезался в нас. В большей степени меня удивляло другое: то, что никто не возмущался, не сигналил в ответ на его выходки, точно замечал их я один.

Мы благополучно добрались до подворья. Денег он, так же хитро улыбаясь, не взял. Сейчас словно сквозь туман припоминаю, вроде бы, его имя — Сергий. К сожалению, я не записал его тогда в синодик и потому не уверен в нем теперь.

Однако сам водитель в памяти остался. Остался как поверивший апостолу Павлу, что тот «не врет». Остался как один из многих неразрешенных вопросов: куда приведет его жизненный путь? Привычку ехать по встречной полосе непросто искоренить, она, как и многие другие, время от времени дает о себе знать. И все-таки я очень надеюсь, что Господь не оставит этого живого, коротко стриженного человека в подержанных «Жигулях», который все попробовал, но ни в чем, кроме Него, не нашел смысла.

http://www.eparhia-saratov.ru/txts/journal/articles/03person/20 070 412.html