 |
| Православие.Ru | Архимандрит Плакида (Дезей) | 12.04.2007 |
В данной публикации читателю предлагается сокращенный вариант статьи архимандрита Плакиды (Дезея)[1] «История одного раскола». Это краткое исследование причин и истории разрыва между западным и восточным христианством. Не рассматривая детально догматических тонкостей, останавливаясь только на истоках богословских разногласий в учении блаженного Августина Иппонийского, отец Плакида приводит историко-культурный обзор событий, предшествовавших упомянутой дате 1054 года и последовавших после нее. Он показывает, что разделение произошло не в единочасье и не внезапно, а явилось следствием «длительного исторического процесса, на который повлияли как вероучительные разногласия, так и политические и культурные факторы».
Основная работа по переводу с французского оригинала была выполнена студентами Сретенской Духовной семинарии под руководством Т.А. Шутовой. Редакторская правка и подготовка текста осуществлена В.Г. Массалитиной. Полный текст статьи станет доступным в ближайшее время на сайте «Православная Франция. Взгляд из России».
<…>
Предвестники раскола
Учение епископов и церковных писателей, чьи произведения были написаны на латинском языке, — святителей Илария Пиктавийского (315−367), Амвросия Медиоланского (340−397), преподобного Иоанна Кассиана Римлянина (360−435) и многих других — было полностью созвучно с учением греческих святых отцов: святителей Василия Великого (329−379), Григория Богослова (330−390), Иоанна Златоуста (344−407) и других. Западные отцы отличались от восточных подчас лишь тем, что делали акцент более на нравоучительной составляющей, нежели на глубоком богословском анализе.Первое покушение на эту вероучительную гармонию произошло с появлением учения блаженного Августина, епископа Иппонийского (354−430). Здесь мы встречаемся с одной из самых волнующих загадок христианской истории. В блаженном Августине, которому в наивысшей степени было присуще чувство единства Церкви и любовь к нему, не было ничего от ересиарха. И тем не менее по многим направлениям Августин открыл христианской мысли новые пути, оставившие глубокий отпечаток в истории Запада, но в то же время оказавшиеся почти полностью чуждыми не-латинским Церквям.
С одной стороны, Августин, самый «философствующий» из отцов Церкви, склонен к превозношению способностей человеческого разума в области богопознания. Он разработал богословское учение о Святой Троице, которое легло в основу латинской доктрины об исхождении Святого Духа от Отца и Сына (на латыни — Filioque). Согласно более древней традиции, Святой Дух берет Свое начало, так же как и Сын, только от Отца. Восточные отцы всегда придерживались этой формулы, содержащейся в Священном Писании Нового Завета (см.: Ин. 15, 26), и видели в Filioque искажение апостольской веры. Они отмечали, что в результате этого учения в Западной Церкви произошло некое принижение Самой Ипостаси и роли Святого Духа, что, по их мнению, привело к определенному усилению институциональных и юридических аспектов в жизни Церкви. С V века Filioque повсеместно допускалось на Западе, практически без ведома не-латинских Церквей, но в Символ веры оно было добавлено позже.
В том, что касается внутренней жизни, Августин настолько подчеркивал человеческую немощь и всемогущество Божественной благодати, что получалось, будто он умалял человеческую свободу перед лицом Божественного предопределения.
Гениальная и в высшей степени привлекательная личность Августина еще при его жизни вызывала восхищение на Западе, где его вскоре стали считать величайшим из отцов Церкви и почти полностью сосредоточились только на его школе. В значительной степени римский католицизм и отколовшиеся от него янсенизм и протестантизм будут отличаться от Православия тем, чем они обязаны святому Августину. Средневековые конфликты между священством и империей, введение схоластического метода в средневековых университетах, клерикализм и антиклерикализм в западном обществе являются в различной степени и в разных формах либо наследием, либо последствиями августинизма.
В IV—V вв. появляется еще одно разногласие между Римом и другими Церквями. Для всех Церквей Востока и Запада первенство, признанное за Римской Церковью, проистекало, с одной стороны, из того, что она была Церковью бывшей столицы империи, а с другой — из того, что она была прославлена проповедью и мученичеством двух первоверховных апостолов Петра и Павла. Но это первенство inter pares («между равными») не означало, что Римская Церковь является резиденцией централизованного управления Вселенской Церковью.
Однако, начиная со второй половины IV века, в Риме зарождается иное понимание. Римская Церковь и ее епископ требуют себе главенствующей власти, которая делала бы ее руководящим органом правления Вселенской Церковью. Согласно римской доктрине, это первенство основано на ясно выраженной воле Христа, Который, по их мнению, наделил этой властью Петра, сказав ему: «Ты — Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою» (Мф. 16, 18). Папа Римский считал себя уже не просто преемником Петра, признаваемого с тех пор первым епископом Рима, но и его викарием, в котором как бы продолжает жить первоверховный апостол и через него править Вселенской Церковью.
Несмотря на некоторое сопротивление, это положение о первенстве было мало-помалу принято всем Западом. Остальные Церкви в целом придерживались древнего понимания первенства, нередко допуская некую двусмысленность в своих отношениях с Римским престолом.
Кризис в Позднем Средневековье
VII в. стал свидетелем рождения ислама, который начал распространяться с молниеносной скоростью, чему способствовал джихад — священная война, позволившая арабам покорить Персидскую империю, долгое время бывшую грозным соперником империи Римской, а также территории патриархатов Александрии, Антиохии и Иерусалима. Начиная с этого периода, патриархи упомянутых городов часто были вынуждены поручать управление оставшейся христианской паствой своим представителям, которые пребывали на местах, в то время как сами они должны были жить в Константинополе. В результате этого произошло относительное уменьшение значимости этих патриархов, а патриарх столицы империи, кафедра которого уже во время Халкидонского собора (451) была поставлена на второе место после Рима, таким образом стал, в какой-то степени, высшим судьей Церквей Востока.С появлением Исаврийской династии (717) разразился иконоборческий кризис (726). Императоры Лев III (717−741), Константин V (741−775) и их преемники запретили изображать Христа и святых и почитать иконы. Противников императорской доктрины, в основном монахов, бросали в тюрьмы, подвергали пыткам, умерщвляли, как во времена языческих императоров.
Римские папы поддержали противников иконоборчества и прервали общение с императорами-иконоборцами. А те в ответ на это присоединили к Константинопольскому Патриархату Калабрию, Сицилию и Иллирию (западную часть Балкан и север Греции), которые до того времени находились под юрисдикцией папы Римского.
Одновременно с этим, для того чтобы успешнее противостоять наступлению арабов, императоры-иконоборцы провозгласили себя приверженцами греческого патриотизма, очень далекого от господствовавшей до этого универсалистской «римской» идеи, и потеряли интерес к негреческим областям империи, в частности, к северной и центральной Италии, на которые притязали лангобарды.
Законность почитания икон была восстановлена на VII Вселенском соборе в Никее (787). После нового витка иконоборчества, начавшегося в 813 г., православное учение окончательно восторжествовало в Константинополе в 843 г.
Общение между Римом и империей было тем самым восстановлено. Но то, что императоры-иконоборцы ограничили свои внешнеполитические интересы греческой частью империи, привело к тому, что Римские папы стали искать для себя других покровителей. Ранее папы, не имевшие территориального суверенитета, были лояльными поданными империи. Теперь, уязвленные присоединением Иллирии к Константинополю и оставленные без защиты перед лицом нашествия лангобардов, они обратились к франкам и в ущерб Меровингам, которые всегда поддерживали отношения с Константинополем, стали способствовать приходу новой династии Каролингов, носителей иных амбиций.
В 739 г. папа Григорий III, стремясь помешать лангобардскому королю Луитпранду объединить Италию под своей властью, обратился к майордому Карлу Мартелу, который пытался использовать смерть Теодориха IV для того, чтобы устранить Меровингов. В обмен на его помощь он пообещал отказаться от всякой лояльности константинопольскому императору и воспользоваться покровительством исключительно короля франков. Григорий III был последним папой, который просил у императора утверждения своего избрания. Его преемники уже будут утверждаться франкским двором.
Карл Мартел не смог оправдать надежд Григория III. Однако в 754 г. папа Стефан II самолично отправляется во Францию, чтобы встретиться с Пипином Коротким[2]. Тот в 756 г. отвоевал Равенну у лангобардов, но вместо того, чтобы вернуть Константинополю, передал ее папе, положив основание образованной вскоре Папской области, которая превратила пап в независимых светских правителей. Для того чтобы дать правовое обоснование сложившемуся положению, в Риме была разработана знаменитая подделка — «Константинов дар», согласно которой император Константин якобы передал папе Сильвестру (314−335) императорские полномочия над Западом.
25 сентября 800 г. папа Лев III без всякого участия Константинополя возложил на голову Карла Великого императорскую корону и нарек его императором. Ни Карл Великий, ни позже другие германские императоры, которые в какой-то степени восстанавливали созданную им империю, не стали соправителями константинопольского императора, в соответствии с уложением, принятым вскоре после смерти императора Феодосия[3] (395). Константинополь неоднократно предлагал компромиссное решение подобного рода, что сохранило бы единство Романии[4]. Но каролингская империя желала быть единственной законной христианской империей и стремилась занять место империи константинопольской, считая ее отжившей. Вот почему богословы из окружения Карла Великого позволили себе осудить постановления VII Вселенского собора о почитании икон как запятнанные идолопоклонством и ввести Filioque в Никео-Цареградский Символ веры. Однако папы трезво воспротивились этим неосторожным мерам, направленным на принижение греческой веры.
Тем не менее, политический разрыв между франкским миром и папством с одной стороны и древней Римской империей Константинополя с другой был предрешен. А такой разрыв не мог не привести и к собственно религиозному расколу, если принять во внимание то особое богословское значение, какое христианская мысль придавала единству империи, рассматривая его как выражение единства народа Божия.
Во второй половине IX в. антагонизм между Римом и Константинополем проявился на новой почве: встал вопрос, к какой юрисдикции отнести славянские народы, вступавшие в то время на путь христианства. Этот новый конфликт также оставил глубокий след в истории Европы.
В то время папой стал Николай I (858−867), человек энергичный, стремившийся установить римскую концепцию господства папы во Вселенской Церкви, ограничить вмешательства светских властей в церковные дела, а также боровшийся против центробежных тенденций, проявлявшихся у части западного епископата. Свои действия он подкреплял получившими хождение незадолго до этого поддельными декреталиями, якобы выпущенными предыдущими папами.
В Константинополе же патриархом стал Фотий (858−867 и 877−886). Как убедительно установили современные историки[5], личность святителя Фотия и события времени его правления были сильно очернены его противниками. Это был очень образованный человек, глубоко преданный православной вере, ревностный служитель Церкви. Он хорошо понимал, какое большое значение имеет просвещение славян. Именно по его инициативе святые Кирилл и Мефодий отправились просвещать велико-моравские земли. Их миссия в Моравии была, в конечном счете, задушена и вытеснена происками германских проповедников. Тем не менее они успели перевести на славянский язык богослужебные и наиболее важные библейские тексты, создав для этого алфавит, и таким образом заложили фундамент культуры славянских земель. Фотий занимался также просвещением народов Балкан и Руси. В 864 г. он крестил Бориса, князя Болгарского.
Но Борис, разочарованный тем, что не получил от Константинополя автономную церковную иерархию для своего народа, повернулся на некоторое время к Риму, принимая латинских миссионеров. Фотию стало известно, что те проповедуют латинское учение об исхождении Святого Духа и, похоже, используют Символ веры с добавлением Filioque.
Тогда же папа Николай I вмешался во внутренние дела Константинопольского Патриархата, добиваясь смещения Фотия, чтобы с помощью церковных интриг восстановить на кафедре бывшего патриарха Игнатия, низложенного в 861 г. В ответ на это император Михаил III и святитель Фотий созвали в Константинополе собор (867), постановления которого впоследствии были уничтожены. Этот собор, по-видимому, признал учение о Filioque еретическим, объявил неправомерным вмешательство папы в дела Константинопольской Церкви и разорвал с ним литургическое общение. А так как от западных епископов в Константинополь поступили жалобы на «тиранию» Николая I, то собор предложил императору Людовику Германскому низложить папу.
В результате дворцового переворота Фотий был низложен, а новый собор (869−870), созванный в Константинополе, осудил его. Этот собор до сих пор считается на Западе VIII Вселенским собором. Затем при императоре Василии I святитель Фотий был возвращен из опалы. В 879 г. в Константинополе снова был созван собор, который в присутствии легатов нового папы Иоанна VIII (872−882) восстановил Фотия на кафедре. Тогда же были сделаны уступки в отношении Болгарии, которая возвратилась в юрисдикцию Рима, сохранив при этом греческое духовенство. Впрочем, Болгария вскоре добилась церковной независимости и осталась в орбите интересов Константинополя. Папа Иоанн VIII написал патриарху Фотию письмо, осуждавшее добавление Filioque в Символ веры, не осуждая при этом само учение. Фотий, вероятно не заметив этой тонкости, решил, что одержал победу. Вопреки устойчивым ложным представлениям можно утверждать, что никакой так называемой второй Фотиевой схизмы не было, а литургическое общение между Римом и Константинополем сохранялось еще более века.
Разрыв в XI веке
XI в. для Византийской империи был поистине «золотым». Мощь арабов окончательно подорвана, Антиохия вернулась в состав империи, еще немного — и был бы освобожден Иерусалим. Разгромлен болгарский царь Симеон (893−927), пытавшийся создать выгодную для него романо-болгарскую империю, та же участь постигла Самуила, поднявшего восстание с целью образования македонского государства, после чего Болгария вернулась в империю. Киевская Русь, приняв христианство, быстро становилась частью византийской цивилизации. Стремительный культурный и духовный подъем, начавшийся сразу после торжества Православия в 843 г., сопровождался политическим и экономическим расцветом империи.Как ни странно, но победы Византии, в том числе над исламом, были выгодны и Западу, создав благоприятные условия для зарождения Западной Европы в том виде, в каком она будет существовать в течение многих веков. А точкой отсчета этого процесса можно считать образование в 962 г. Священной Римской империи германской нации и в 987 г. — Франции Капетингов. Тем не менее, именно в XI в., казавшимся столь многообещающим, между новым западным миром и Римской империей Константинополя произошел духовный разрыв, непоправимый раскол, последствия которого были для Европы трагичными.
С начала XI в. имя папы больше не поминалось в константинопольских диптихах, а это означало, что общение с ним прервано. Это завершение длительного процесса, изучаемого нами. Точно не известно, что послужило непосредственной причиной этого разрыва. Возможно, поводом стало включение Filioque в исповедание веры, отправленное папой Сергием IV в Константинополь в 1009 г. вместе с извещением о его вступлении на Римский престол. Как бы то ни было, но во время коронации германского императора Генриха II (1014) Символ веры пелся в Риме с Filioque.
Кроме введения Filioque был еще целый ряд латинских обычаев, возмущавших византийцев и увеличивавших поводы для разногласий. Среди них особенно серьезным было использование пресного хлеба для совершения Евхаристии. Если в первые века повсюду использовался квасной хлеб, то с VII—VIII вв.еков Евхаристия стала совершаться на Западе с использованием облаток из пресного хлеба, то есть без закваски, как это делали древние евреи на свою пасху. Символическому языку в то время придавалось огромное значение, вот почему греками использование пресного хлеба воспринималось как возвращение к иудаизму. Они видели в этом отрицание той новизны и того духовного характера жертвы Спасителя, которые были предложены Им взамен ветхозаветных обрядов. В их глазах использование «мертвого» хлеба означало, что Спаситель в воплощении принял лишь человеческое тело, но не душу…
В XI в. с большей силой продолжалось укрепление папской власти, которое началось еще во времена папы Николая I. Дело в том, что в X в. власть папства была как никогда ранее ослаблена, будучи жертвой действий различных группировок римской аристократии или испытывая давление германских императоров. В Римской Церкви распространились различные злоупотребления: продажа церковных должностей и пожалование их мирянами, браки или сожительства в среде священства… Но во время понтификата Льва XI (1047−1054) началась настоящая реформа Западной Церкви. Новый папа окружил себя достойными людьми, в основном уроженцами Лотарингии, среди которых выделялся кардинал Гумберт, епископ Белой Сильвы. Реформаторы не видели иного средства для исправления бедственного состояния латинского христианства, кроме усиления власти и авторитета папы. В их представлении папская власть, так как они ее понимали, должна распространяться на Вселенскую Церковь, как латинскую, так и греческую.
В 1054 г. произошло событие, которое могло остаться незначительным, однако послужило поводом для драматического столкновения между церковной традицией Константинополя и западным реформаторским течением.
Стремясь получить помощь папы перед угрозой норманнов, покушавшихся на византийские владения юга Италии, император Константин Мономах по наущению латинянина Аргира, назначенного им правителем этих владений, занял примирительную по отношению к Риму позицию и пожелал восстановить единство, прерванное, как мы видели, в начале века. Но действия латинских реформаторов на юге Италии, ущемлявшие византийские религиозные обычаи, обеспокоили Константинопольского патриарха Михаила Кирулария. Папские легаты, среди которых был и непреклонный епископ Белой Сильвы кардинал Гумберт, прибывшие в Константинополь для переговоров об объединении, замыслили руками императора сместить несговорчивого патриарха. Дело кончилось тем, что легаты возложили на престол Святой Софии буллу об отлучении Михаила Кирулария и его сторонников. А через несколько дней в ответ на это патриарх и созванный им собор отлучили от Церкви самих легатов.
Два обстоятельства придали поспешному и необдуманному поступку легатов значение, которые не могли оценить в то время. Во-первых, они снова затронули вопрос о Filioque, неправомочно упрекая греков в том, что те исключили его из Символа веры, хотя не-латинское христианство всегда рассматривало это учение как противоречащее апостольской традиции. Кроме того, византийцам стали ясны замыслы реформаторов распространить абсолютную и прямую власть папы на всех епископов и верующих даже и в самом Константинополе. Представленная в таком виде экклезиология казалась им совершенно новой и также не могла в их глазах не противоречить апостольской традиции. Ознакомившись с ситуацией, остальные восточные патриархи присоединились к позиции Константинополя.
1054 г. следовало бы рассматривать не столько как дату раскола, сколько как год первой неудавшейся попытки воссоединения. Никто тогда и представить себе не мог, что разделение, которое произошло между теми Церквями, которые вскоре назовут Православной и Римско-Католической, будет длиться веками.
После раскола
В основе раскола лежали главным образом вероучительные факторы, касающиеся различных представлений о тайне Святой Троицы и о структуре Церкви. К ним добавились также расхождения в менее важных вопросах, относящихся к церковным обычаям и обрядам.В течение Средних веков латинский Запад продолжал развитие в направлении, которое еще более удалило его от православного мира и его духа. <…>
С другой стороны, произошли серьезные события, которые еще больше затруднили понимание между православными народами и латинским Западом. Вероятно, самым трагичным из них был IV крестовый поход, отклонившийся от основного пути и завершившийся разорением Константинополя, провозглашением латинского императора и установлением господства франкских сеньоров, которые по своему произволу кроили земельные владения бывшей Римской империи. Многие православные монахи были изгнаны из своих монастырей и заменены монахами латинскими. Все это, вероятно, происходило непреднамеренно, тем не менее такой поворот событий был логическим следствием создания западной империи и эволюции латинской Церкви с начала Средневековья. <…>
