Водевиль бунта

Россия после Достоевского

— Фильмы по Достоевскому выявили, насколько нуждается в нем развитый современный человек. Достоевский, как огромная воронка, втягивает в себя читателей, зрителей, художников, мыслителей, актеров. Достоевский — писатель и XIX, и ХХ, и XIX века, и нашему читателю еще надо дожить до полного соответствия. Общество начинает понимать, что Достоевский — это азбука русской истории, нотная грамота, по которой страдает и гибнет человеческая душа, некий духовный универсум, живущий и внутри всей России, и внутри каждого человека. Так, благодаря сериалу по «Идиоту» русскую классику с ее философской и этической нагруженностью перестали бояться. Сложность романа Достоевского, как показал опыт проката, не только не распугал зрителей, а напротив, стал залогом грандиозного интереса к идеям и образам Достоевского.

— Насколько дотягивает до классики восприятие современных зрителей? Они видят то, что написал Достоевский? Или очередную бульварную историю под приличной вывеской?

— Нельзя воспринимать современных зрителей как однородную массу. Кто-то дотягивается и до Достоевского, и до Шекспира, кто-то не дотягивается даже до «Бумера». Есть очень компетентная часть зрителей, художественно чуткая, тонкая. И всегда была такая, не исчезала. Об этом говорят опросы, зрительские письма. Ради таких зрителей стоит работать. А остальные подтянутся. К тому же кто-то и в бульварной истории может увидеть высокую трагедию — Достоевский получал импульсы для своих творений и от Эжена Сю, и от газетной хроники.

— Можно ли сделать экранизацию, не принижая первоисточник?

— «Телесериально» прочесть Достоевского всего, со всеми сюжетными линиями, страница в страницу, строка в строку невозможно. Самая совершенная киноверсия или театральная постановка не могут быть абсолютно равны первоисточнику. Весь Достоевский, как и весь Шекспир, не уместятся ни на одной сцене, ни на одном экране. Но в огромном полотне романа можно увидеть его главный, самый яркий рисунок — тот, который организует узор. Жанр сериала дает возможность пережить классический роман во многих тонкостях и деталях сюжета, в реалистически достоверных исторических декорациях. Сериальное повествование, поставив себе разумные ограничения, способно дать представление о масштабе произведения и его духе, приблизить зрителя к первоисточнику.

— Что из Достоевского не способно передать телевидение?

— ВСЕГО Достоевского — не способно. Трудно передать жизнь идеи, особенно идеи-fixe, а это у Достоевского очень важная материя. Трудно, не переигрывая, создать образ роковой женщины без мелодраматической истерики. Трудно сыграть «карамазовский безудерж» без гротеска и карикатуры. Нужны конгениальные актеры, мастера. И, конечно, трудно сыграть святость…

— Живи Достоевский в наши дни, он согласился бы писать сценарии для сериалов?

— Достоевский был азартный, горячий, страстный человек. Он начал как переводчик западной литературы, переводил Бальзака, Шиллера, мечтал вместе с братом о больших переводческих проектах. Любил читать свои вещи на Литературных чтениях, читал очень хорошо, артистично. Играл в благотворительных спектаклях. Я уверена, что писать сценарии он тоже не считал бы зазорным для себя. Вообще-то нет ничего постыдного в писании сценариев. У Солженицына есть прекрасные киносценарии, так до сих пор никем и не поставленные. Дело не в жанре, а в качестве, в тех задачах, какие ставит перед собой художник. Если бы Достоевскому понадобилась для его художественной идеи форма сценария (и уже бы существовал кинематограф), он написал бы и сценарий. У него был грандиозный замысел романа «Житие великого грешника». Если бы он прожил еще лет двадцать, лет до восьмидесяти, то было бы у нас это «Житие». А представить, что Достоевский живет сейчас, при кинематографе, при ТВ, — чем не заманчивая перспектива?

— Говорят, что из классиков Достоевский — самый подходящий для сериализации, потому что писал законченными драматическими сценами?

— Существует традиция, которая насчитывает уже 120 лет, — театра Достоевского — в полной мере использовавшая сценичность и диалогичность его романов. В черновиках писатель часто записывал задание самому себе: «изобразить сценами, а не словами». Грамотный режиссерский замысел способен обнаружить неистощимые запасы живой театральности и сценичности Достоевского; а актер-психолог — проникнуть в тайну художественного характера.

— Какие его романы публиковались кусками в процессе написания?

— Все большие романы, которые публиковались в журналах, частями; середина и конец еще не были написаны, когда уже выходили из печати начало и первая часть. Так было и с «Преступлением и наказанием», и с «Идиотом», и с «Бесами», и с «Братьями Карамазовыми». Все это не от хорошей жизни, но это факт его творчества.

— За персонажами Достоевского — реальные человеческие типы или это маски идей? Может ли существовать в действительности Мышкин?

— Не могу даже на минуту допустить мысль, что у Достоевского не люди, а маски идей. Для меня его герои гораздо более живые и сущностные, чем реальные, знакомые мне лица. Всех, кого показал Достоевский, я вижу и чувствую в реальной действительности. А если не вижу, значит, мне пока не повезло. Потому мечтаю встретить Мышкина в жизни. Очень радовалась, насколько сумел проникнуть в этот характер Евгений Миронов. После фильма я общалась с этим актером в качестве члена Жюри Литературной премии Александра Солженицына. В 2004 году мы присудили этому фильму нашу премию. Режиссеру ВЛАДИМИРУ БОРТКО — «за вдохновенное кинопрочтение романа Ф.М. Достоевского „Идиот“, вызвавшее живой народный отклик и воссоединившее русскую классическую литературу с современным читателем»; артисту ЕВГЕНИЮ МИРОНОВУ — «за проникновенное воплощение образа князя Мышкина на экране, дающее импульс новому постижению христианских ценностей русской литературной классики».

— Насколько значим в творчестве Достоевского элемент фантастического? Может, это и не реализм вовсе?

— Свой художественный метод Достоевский определял как «фантастический реализм»: «То, что большинство называет почти фантастическим и исключительным, то для меня иногда составляет самую сущность действительного». Реализм Достоевского направлен на изображение всех глубин души человеческой, а это требовало от писателя быть тончайшим психологом, глубочайшим мыслителем, страстным публицистом, изощренным художником.

— Может ли сериал открыть в Достоевском что-то новое — даже для специалиста?

— Несомненно. В этом и состоит задача: соединить героя, созданного словесным искусством, с индивидуальностью актера, с замыслом режиссера, прочитавшего литературный материал. Если новое не открывается, значит, это провал, и не надо было браться за дело.

— Какие последние самые интересные открытия в литературе о Достоевском?

— Хотя этот вопрос выходит за рамки проблем экранизации, отвечу кратко: Достоевский, прочитанный в постсоветское бесцензурное время, когда были сняты ограничения на интерпретации, это новый Достоевский по многим параметрам. Произошел мощный прорыв в познание Достоевского: его религиозной философии, его почвеннических убеждений, качества его художественного слова. Много сделано в рамках исследования культурных реалий, окружения писателя, его семьи и его рода. Но наше время и многое потеряло: поскольку всем все можно («все дозволено»), то и с Достоевским делают все, что хотят, например, используют его высказывания в рекламных целях. Особенно достается «Красоте, которая спасет мир…»

— Актуальны ли для 21 века «Бесы»? Или это о тех революционных настроениях, которые привели к Октябрьской революции и после падения Советской власти сошли на нет?

— Вершинным творениям Достоевского присуще необыкновенное свойство: продолжая оставаться «вечными», они вдруг, на каких-то крутых виражах истории, вновь оказываются остро злободневными — и новая реальность будто иллюстрирует страницы его романов. История России после Достоевского воспринимается порой как «периоды созвучий» тем или иным его сочинениям. Казалось, только что российское общество, пройдя через все фазы навязанной ему социальной утопии, познав самые страшные последствия смутного времени, выкарабкалось из трагической ситуации «Бесов» — романа о дьявольском соблазне переделать мир, о бесовской одержимости силами зла и разрушения. Нам казалось, что политическая бесовщина, иезуитский тезис «цель оправдывает средства» настолько дискредитированы, настолько опорочены — прилюдно, публично, что им не может найтись места в новой политической реальности. Но ведь с того самого момента, когда человек разрешит себе «кровь по совести», и начинается дьяволов водевиль бунта. Значит, опять нашему обществу, огромная часть которого живет очень бедно и очень трудно, предстоит испытать трагические коллизии романа «Бесы» — с новыми политическими бесами и новыми, усовершенствованными технологиями их воспроизводства.

— Есть мнение (английское издание «The Independent»), что сериалы по мотивам великих литературных произведений являются одним из немногих явлений, которые сплачивают нацию. Вы согласны?

— Для Англии это наблюдение работает. Англия лучше всех умеет экранизировать свои великие художественные творения. Я знаю все (или почти все) экранизации английской литературы — это лучшее в мире кино. Лучшие экранизации классики. Лучший Шекспир, лучшая Джейн Остин, лучший Голсуорси. Конечно, такое кино сплачивает нацию, как победа в войне или в Олимпийских играх. Хотелось, чтобы и у нас было столь же высокое кино по нашей классике.

— Современные дети знакомятся с Достоевским через посредство телевизора. Даже если они берут после этого книгу, перед ними уже навсегда Мышкин — Миронов, Аглая — Будина. Не происходит ли таким образом подмена классики?

— Пусть дети (а также взрослые) имеют возможность узнать все экранизации, и сравнивать всех русских Мышкиных: Смоктуновского, Яковлева, Миронова. И всех театральных Мышкиных. А также Мышкина японского, французского, немецкого, всякого другого. Мир прекрасен в разнообразии. Никто не может навсегда закрыть тему, и я уверена, лет через двадцать появится новая экранизация, с новым Мышкиным, который затмит всех предыдущих. Мышкин неисчерпаем…

— Достоевский писал с каторги, что теперь понял что-то важное и обещает совершенно новые романы И, действительно, «Записки из Мертвого дома» резко отличаются от того, что он писал до этого. Что произошло?

— «Вообще время для меня не потеряно, — писал Достоевский брату Михаилу, выйдя из Омского острога. — Если я узнал не Россию, то народ русский хорошо, и так хорошо, как, может быть, не многие знают его». Десятилетие моральных и физических страданий в Сибири, пребывание в самой гуще народа существенно повлияли на его мировоззрение. Суть перемен он формулировал как возврат к народным истокам, как узнавание русской души, русского Христа. Скептически относясь к революционным путям преобразования России, Достоевский ратовал за мирное сотрудничество власти, интеллигенции, православной церкви и народа, пытался обосновать особый исторический путь развития России, который даст ей шанс избежать революционных потрясений и крайностей капитализма. «Записки из подполья» стали прелюдией к идеологическим романам Достоевского: в повести показаны сущность индивидуалистического «подполья» и трагизм «подпольного» человека, его уродливая и больная душа, потребность в страдании и самоказни. Драма антигероя, болезненно развитого, но лишенного почвы, реализованная в постыдных признаниях и гениальной диалектике, явилась результатом многолетних раздумий Достоевского над типом «мечтателя», «книжника», «лишнего человека» и не переставала волновать до конца жизни.

— Известно, что редактор потребовал поменять в «Преступлении и наказании» сцену, кажется, чтения Евангелия. А литературоведы знают, что было в первоначальном варианте?

-Редактор «Русского вестника» М.Н. Катков отверг первоначальный текст одной из глав «Преступления и наказания», где герои читают эпизод о воскрешении Лазаря, по той причине, что толкование Евангелия вложено в уста Сони Мармеладовой, падшей женщины. В этом усмотрели «следы нигилизма». История цензурного насилия на Достоевским достаточно хорошо разработана в современных исследованиях, сохранились подготовительные материалы к роману, по которым можно судить о первоначальных намерениях писателя.

— Как Вам кажется, почему Достоевский производит такое сильное впечатление? Он открыл то, что никто до него не видел — стыдливо не замечаемую сторону реальности? Или навязывает определенный способ восприятия, заражает своей незаурядной эмоциональностью?

-И то, и другое, и третье. А главное, он открыл новый мир, и миллионы людей вона всем белом свете опознали этот мир как свой. Только Достоевский ничего никому не навязывает, он заражает собой…

— Какая из экранизаций Достоевского в мировом кинематографе Вам кажется наиболее интересной?

— Есть много достойных и значимых, умных и глубоких. Одна из самых трогательных — экранизация «Игрока» с Жераром Филипом (1958). Вообще мировой кинематограф не может насытиться Достоевским. Теперь вот и наш кинематограф пытается не отстать.

— Обязан ли автор фильма буквально следовать первоисточнику?

— Нет одного рецепта, никто не обязывает автора фильма ни к чему, он сам ставит себе цели и задачи. Всё очень штучно, индивидуально. В этом-то и вся прелесть работы — теория всем известна, правила тоже, а получается у всех по-разному. Один все сделает буквально по нотам — и получается сухая схема. Другой привнесет свою интерпретацию, но она слаба, как и сам художник. Есть ведь еще и талант, мастерство, тайна творчества, непредсказуемость результата. То есть чудо искусства.

Спрашивал Андрей КУЛЬБА

http://www.nsad.ru/index.php?issue=13§ ion=14&article=606