 |
| ОВЦС МП | Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл | 28.03.2007 |
Ниже приводится полная текстовая версия беседы ведущего программы «Стратегия» Максима Шевченко с Владыкой Кириллом.
Ведущий: Уважаемые слушатели, вы, наверное, уже догадались: если сегодня нашу радиостудию почтил своим присутствием Владыка митрополит Кирилл, то это значит, что будет обсуждаться, пожалуй, самое значительное общественно-политическое событие не только этой недели, но и последнего времени.
В Москве завершился XI Всемирный Русский Народный Собор, на котором обсуждались, на мой взгляд, очень важные темы, были приняты серьезные и значительные документы.
У меня лично, Владыко, сразу возникает вот какой вопрос. Ведь Всемирный Русский Народный Собор — это общественная структура, но в ее работе принимают участие политики, причем политики самого высокого уровня.
Как Вы сами воспринимаете деятельность этого форума, его цели и задачи? Все-таки Вы человек, который, можно сказать, своей волей и своей энергией вызвал к жизни этот Всемирный Русский Народный Собор. Люди, близкие к Церкви, хорошо знают, что это была именно Ваша инициатива…
Митрополит Кирилл: В свое время, когда возникла идея создать Всемирный Русский Народный Собор, главной мечтой было показать нашему обществу, что есть Православная Церковь. Ведь Церковь ассоциируется в сознании большинства людей с батюшками, с архиереями, с облачением и богослужением. И порой, когда кто-то из священников излагает свое мнение по тому или иному вопросу, это воспринимается как позиция Церкви. Но люди забывают, что в храме служит один священник, может быть, два или три. А за богослужением молятся сотни, может быть, даже тысячи людей. Вот это все и есть Церковь: молящаяся община, в центре которой — священник или епископ, пребывающие вместе с народом и совершающие Святую Евхаристию.
Поэтому и проповедь Церкви, и свидетельство Церкви перед лицом внешнего мира — это прерогатива отнюдь не только одних священнослужителей. Сама Церковь призвана соборным голосом выражать свою позицию, в том числе и по самым волнующим проблемам.
Из такого понимания природы Церкви и ее роли в нашей жизни возникла идея инициировать рождение некоего общественного организма, который стал бы площадкой для диалога всех ответственных и здоровых сил и одновременно — механизмом для выработки общего взгляда на самые важные вопросы современности. Вполне естественно, что, в согласии с нашей исторической государственной и церковной традицией, эта структура стала именоваться Собором.
Ведущий: Владыка, здесь уже возникают вопросы, которые я не могу не задать. Может быть, некоторые из них покажутся достаточно острыми, и я прошу Вас быть к этому готовым. Впрочем, поскольку Вы к нам пришли, я уверен, что это не будет для Вас неожиданностью.
Итак, в русской исторической традиции Собор — это достаточно серьезное политическое понятие. Земский собор призвал на царство династию бояр Романовых, Стоглавый собор некогда дал законоуложение Русской земле, Соборы всегда занимались политическим и церковным устройством. В XVII веке эти задачи совпадали, но затем различались церковные соборы и земские, светские соборы. В XX—XXI вв.еках церковные соборы проходят как Поместные и Архиерейские соборы.
Вы — архиерей Русской Православной Церкви. Значит ли это, что Вы видите Всемирный Русский Народный Собор как светский, как некий аналог Земских соборов, может быть, по образцу XVII века, когда при помощи этого инструмента решалась в значительной степени судьба Земли русской?
Митрополит Кирилл: Какая-то аналогия здесь возможна, однако далеко не стопроцентная, потому что Земские соборы все-таки были органами управления. Они созывались властью — в те времена она складывалась из светской и церковной ветвей — для решения государственных задач. И решения Земских соборов были обязательны для исполнения: избрал такой Собор 21 февраля 1613 года юного Михаила Федоровича Романова на Московский престол, и тот стал царем.
В настоящий момент идея такого рода Соборов никак не прописана в нашей Конституции, и не заметно никаких намерений конституционно легитимизировать традиционную для Руси соборную форму. Однако справедливости ради надо отметить, что в последнее время раздается все больше голосов, предлагающих иметь некое общее соборное пространство для вынесения всенародного суждения по жизненно важным вопросам. От имени народа здесь говорили бы его достойные представители, возвышаемые соборной идеей над политическими, партийными и иными групповыми пристрастиями и разделениями…
Ведущий: То есть это было бы нечто большее по значению, нежели Государственная Дума или Совет Федерации. А зачем это надо?
Митрополит Кирилл: Некоторые полагают, что нужно напрямую слышать голос народа, потому что депутаты чаще всего отражают партийные интересы. И теперь, когда Дума строится по строго партийному принципу, она будет в первую очередь ареной столкновения и конкуренции политических программ. А Собор — это, конечно, явление совершенно иной природы.
Ведущий: А чьи интересы отражают участники Собора, как они избираются, как совместно работают, обмениваются мнениями, голосуют на этом представительном форуме?
Митрополит Кирилл: У Собора нет претензий на то, чтобы подменить собою российский парламент, хотя, как я уже сказал, существуют и иные точки зрения на его значение и роль в нашем обществе. Лично я не разделяю таких подходов.
Вместе с тем представляется очень важным иметь в стране свободную, открытую дискуссионную площадку, где нет места никакого манипулирования людьми. Каждый участник Собора имеет право высказать то, что у него на душе.
Конечно, необходимо, чтобы соборяне обладали достаточным уровнем ответственности. И понимали разницу между тем, что представляет общий интерес, а что такого интереса не представляет. Потому что, если мы будем рассматривать на Соборе бытовые, сугубо житейские вопросы, то это грозит вылиться в подобие дебатов на коммунальной кухне. Нужно поддерживать высокий уровень дискуссии.
Для достижения этого существуют два компонента представительства на Соборе. С одной стороны, представлены простые люди через общественные организации: Союз писателей, Союз театральных деятелей, Земский союз, казачьи объединения, профсоюзы, иные общественные структуры. С другой стороны, — российское экспертное сообщество, представители различных ветвей власти, политических партий, науки, бизнеса, армии…
Ведущий: В основном, как я понимаю, это политические деятели, представители так называемого патриотического крыла. Те, о ком, я считаю, в современной российской ситуации мы вполне спокойно можем говорить, если не как о славянофилах, то, по крайней мере, как о русофилах и государственниках. А вот слово «западник», как мне кажется, достаточно ясно описывает настроение той части политического спектра, которая ориентирована на включение России в глобальный мировой проект, в западную политическую систему.
В связи с этим вопрос: «западники» тоже принимают участие в вашем Соборе или Собор все-таки делает акцент на какие-то определенные силы политического спектра?
Митрополит Кирилл: Собор открыт для всех, и время от времени в его работе принимают участие «западники». Они участвовали во Всемирном Русском Народном Соборе даже в те времена, когда была невероятно высока точка кипения дискуссии между российскими «правыми» и «левыми». Представьте себе, у нас выступали такие люди, как Гайдар, Явлинский и многие другие. Причем должен сказать, что Собор выслушивал точку зрения, которую они представляли. Разумеется, была и полемика, но она проходила на достаточно интеллигентном и компетентном уровне. И мы очень приветствовали бы, чтобы и сегодня в соборных слушаниях присутствовала иная точка зрения.
Есть только одно условие: человек может разделять любые взгляды, но он обязательно должен любить свою страну, должен стараться делать все, что, согласно его убеждениям, способно превратить Россию в сильную державу, повысить уровень жизни ее народа, сохранить в нем нравственное и духовное начало.
В связи с этим мы, конечно, не приветствовали бы появление на соборной трибуне разрушителей, которые под личиной приверженцев западной идеологии на самом деле желают нанести тяжкий ущерб нашему Отечеству, которые ненавидят Россию и ее народ. Вот для такого рода публики на дверях Собора висит большой замок. А люди, которые вдохновляются какими-то западными философскими и политическими идеями, но при этом готовы серьезно и конструктивно размышлять о будущем страны, открыты для сотрудничества во благо России, нами приветствуются.
Вы знаете, все больше людей самых разных взглядов и убеждений притекает на Собор. Поэтому мы и воспринимаем его как уникальную площадку для общенациональной дискуссии. Если бы Собор был последовательно односторонней, например, ультрапатриотической, тусовкой, то он никогда не снискал бы такого авторитета, которым обладает сегодня. Ибо в этом случае он вошел бы в неразрешимое противоречие с провозглашенным принципом универсализма и открытости и оказался бы неприемлем для очень многих соотечественников.
Ведущий: То есть Вы считали бы, скажем так, политической ошибкой, если бы Собор осуществлял дрейф в направлении только одной и вполне определенной идеологии? Вы сами прекрасно знаете представителей этого спектра, это очень уважаемые люди, но очень часто они демонстрируют неготовность выйти за границы своего мировосприятия, своего мироощущения. Вы хотели бы сделать Собор явлением более широким?
Митрополит Кирилл: Да, и Собор уже стал широким общественным явлением. И минувший XI Всемирный Русский Народный Собор наглядно продемонстрировал это, достаточно было бросить взгляд в зал. Мы видели очень много студенческой молодежи, профессоров, академиков, художников, деловых людей, писателей, военнослужащих, журналистов… Это совершенно иное качество сообщества людей. Абсолютное большинство, конечно, православные люди, хотя были и не только православные. В этот раз значительным было присутствие мусульман и весьма значительным — иудейской общины. Это также приветствуется, потому что и та, и другая религии имеют долгую историю присутствия на просторах нашего Отечества. И поэтому мы заинтересованы в том, чтобы на Соборе поднимались в том числе и темы, касающиеся межрелигиозного диалога.
Ведущий: И здесь, Владыка, я хотел бы вернуться к началу нашей беседы. Вы начали свой рассказ о Всемирном Русском Народном Соборе все-таки с характеристики его как голоса Русской Православной Церкви. И сейчас вот мы видим, что в Соборе принимают участие представители разных политических сил, посланцы традиционных религий и, я знаю, протестанты тоже участвуют, а может быть, даже и атеисты приходят на Собор…
Митрополит Кирилл: Да, наверное. У нас был даже один член ЦК Коммунистической партии Советского Союза. Я и не знал, что такая партия существует, но такой представитель был.
Ведущий: Современные коммунисты, боюсь, более православные, чем некоторые наши монархисты.
Итак, Владыка, все-таки что такое Собор — голос Русской Церкви, как Вы говорили в самом начале, или это собирательный голос российской общественности? И если это все-таки голос Церкви, то не означает ли это, что она в Вашем лице, в лице других архиереев берет таким образом в свои руки инициативу по формулированию общественной позиции?
Митрополит Кирилл: Хотел бы подчеркнуть следующее. Мы выступили с инициативой проведения Собора, имея в виду назвать его несколько иначе. Первоначально это был Всемирный Русский Собор. Он мыслился исключительно как этнокультурное событие. И поскольку абсолютное большинство русских людей является православными по вере, культуре и воспитанию, то такой Собор, естественно, становился бы проводником голоса Русского Православия, и только его.
Но в какой-то момент мы решили добавить к названию Собора только одно слово — «народный», и он стал Всемирным Русским Народным Собором. А когда мы вводим понятие народа, то тем самым максимально расширяем свои границы, открываем Собор не только для православных, но и для других людей.
Хотя, конечно, я думаю, что 95 процентов, а может быть, и все 99 процентов соборян — это православные люди. Поэтому журналисты в своих публикациях о Соборе так часто употребляют оборот: «Русская Церковь заявила», «Русская Церковь осудила» — например, как в случае с оценкой некоторых олигархов на только что завершившемся Соборе.
Ведущий: Мы еще обязательно остановимся на документах Собора, поговорим о них более подробно.
Митрополит Кирилл: Говорить «от лица Русской Церкви» — это не совсем правильно, нужно говорить от лица Собора, от лица нашего народа. Но Собор — единственная организация, где Церковь действительно играет очень важную роль, прежде всего, своим видением и пониманием проблем. Это место, где Церковь не чувствует себя деклассированной и оттесненной в темный угол.
Ведущий: А где, Владыко, Церковь чувствует себя деклассированной и оттесненной в темный угол в современной России? Назовите такой угол.
Митрополит Кирилл: Таких углов, к счастью, становится все меньше и меньше.
Ведущий: Но ведь какие-то остались?
Митрополит Кирилл: Да, есть некоторые сегменты в системе средств массовой информации, где к Русской Церкви априори относятся не просто отрицательно, а активно враждебно.
Ведущий: А Вы хотели бы, чтобы Церковь присутствовала во всех сегментах СМИ, чтобы все без исключения информационное поле контролировалось Церковью?
Митрополит Кирилл: Нет, этого не нужно, и слово «контроль» в данном случае вообще не годится. Не хотелось бы, чтобы Церковь контролировала тот или иной институт гражданского общества, это было бы совсем плохо. Но хотелось бы, чтобы во всех средствах массовой информации адекватно и честно представлялась точка зрения Церкви.
Ведущий: Вот давайте остановимся на этом, Владыко, потому что мне кажется, что наше журналистское сообщество прошло в этом направлении достаточно большой путь. Вы сами знаете, что я не чужд религиозной проблематики, мы с Вами много лет знакомы. Когда в 1996 году мы с Виталием Третьяковым начинали в «Независимой газете» специальное тематическое приложение «НГ-Религии», такое было ощущение, что в информационном пространстве вокруг нас пустыня, хотя в то же время в экспертном сообществе было достаточно много людей, которые знали и понимали предмет. Сейчас есть уже много журналистов, пишущих на религиозную тему.
И все-таки как Вы оцениваете общее понимание средствами массовой информации тех процессов, тех тенденций, которые имеют место не только, может быть, в лоне Русской Православной Церкви, но и вообще в религиозном пространстве России?
Митрополит Кирилл: Конечно, с 1996 года пройден большой путь. И уровень журналистской экспертизы сегодня совершенно иной. Это более вдумчивые, глубокие, компетентные статьи. А вот такое, знаете, заведомо и идеологически негативное отношение к позиции Церкви сегодня уже трудно встретить. Хотя есть некоторые радиостанции, издательства, газеты которые до сих пор грешат такими подходами, но, тем не менее, все больше повышается уровень журналистской экспертизы. В любом случае, на мой взгляд, отечественной журналистике в этом отношении предстоит пройти еще немалый путь.
Ведущий: А что, на Ваш взгляд, является причиной неприязненного отношения отдельных журналистов к Русской Церкви?
Митрополит Кирилл: Я думаю, причина в априорных философских, мировоззренческих установках. Также есть люди, которые категорически не приемлют Церковь в роли влиятельной общественной силы. Реакция подавляющего большинства отечественных и зарубежных СМИ на XI Всемирный Русский Народный Собор была достаточно положительной. Но имели место и отдельные отрицательные отклики.
Ведущий: Почему, как Вы думаете?
Митрополит Кирилл: Потому что таковы, как я уже сказал, были изначальные философские, мировоззренческие, идеологические установки. Ведь почти все из атеизма вышли, вся страна. Но страна как-то сумела радикально и быстро разорвать эти атеистические путы, однако вместе с тем многие люди сохраняют атеистические убеждения. Ведь этим атеистическим убеждениям не 70 с лишним лет, и они не после большевистской революции вдруг возникли. Дореволюционную Россию тоже сотрясали антицерковные и антирелигиозные идеи. И вот эта традиция неприятия Церкви как общественной институции, как воплощения некоей аксиологической, ценностной системы, конечно, присутствует и в нашем обществе.
Ведущий: То есть все-таки речь идет не столько об идейном атеизме, сколько о нежелании рассматривать Русскую Православную Церковь как активную и влиятельную силу в общественно-политическом пространстве?
Митрополит Кирилл: Совершенно верно. Это опасение того, что влияние Церкви окажется чрезмерным. Если же говорить о реакции как таковой, то должен сказать, что я признаю и уважаю отрицательную интеллектуальную реакцию. Очень важно иногда слышать другую точку зрения. Особенно если она доброжелательно изложена. Тогда порой вообще возникает острая потребность обсудить какой-то вопрос с тем, кто тебе адресовал столь неожиданный для тебя интеллектуальный вызов. Но когда слышишь просто брань и ложь, то понимаешь, что это реакция бессилия. Так было, например, и в случае с минувшим Собором. Нас пытались укорять: почему это Православная Церковь взялась обсуждать проблему богатства и бедности в России, разве ее это дело? Это был первый посыл критиков Собора.
Ведущий: Вообще-то тема богатства и бедности присутствует в Евангелии.
Митрополит Кирилл: Ну конечно, хотя бы в притче о богаче и Лазаре в Евангелии от Луки, не говоря уже о множестве других примеров из Священного Писания.
Мы обсуждаем тему богатства и бедности не только потому, что она имеет прямое отношение к нашему земному бытию и во многом определяет нашу жизнь здесь, но потому что от решения этого вопроса зависит наше будущее в жизни вечной. То, как мы используем богатство, и то, как мы относимся к бедным, — это не только материальная проблема, это проблема духовная. Помните, как сказано у Бердяева: для моего пропитания хлеб — это материальная ценность, а тот хлеб, которым я поделился с нуждающимся, — это духовная ценность.
Так вот, почему Церковь посмела поднять эту тему? Потому и посмела, что она в своей проповеди не может не говорить об актуальных и значимых для человека вещах, она не может не говорить о людских страданиях, о справедливости и ее попрании.
Был и второй критический посыл, вполне в духе воинствующего безбожника Емельяна Ярославского: как Церковь может рассуждать о бедности под золотыми куполами Храма Христа Спасителя? Бог ты мой, но ведь храм-то этот был возведен в середине XIX века народом и для народа, как великий памятник силе национального духа, нашей победы над Наполеоном в первой Отечественной войне. И то обстоятельство, что впоследствии какие-то, простите, мерзавцы сровняли с землей Храм Христа Спасителя, вовсе не означает, что мы сегодня должны с ними солидаризироваться, предав забвению и нашу славную победу, и запечатленную в великом храме благодарную память о ней. Мы восстановили этот прекрасный храм, так почему же мы не можем в нем обсуждать то, что волнует и ранит народное сознание? И какое отношение имеет храм к богатству вообще, ведь этот храм — наше общее богатство, подобно дворцам Кремля или Эрмитажу. И если довести эту логику до абсурда, то наши критики должны предложить разрушить дворцы только потому, что они соседствуют со скромными квартирками небогато живущих москвичей или петербуржцев.
Ведущий: Владыко, здесь я хотел бы уже перейти к одному из документов XI Всемирного Русского Народного Собора, к его Соборному слову. Так в старинной русской стилистике именуется итоговый документ Собора. Мне лично это очень импонирует, потому что я всегда выступал и выступаю за возрождение или, по крайней мере, за стабилизацию классического русского языка, может быть, даже с архаизмами, которые, как мне кажется, только украшают нашу речь.
Помимо неких высоких идеалистических сюжетов, которые встречаются в этом документы, есть и совершенно конкретное. Например, призыв к использованию Стабилизационного фонда для (цитирую) «развития высокотехнологичной промышленности, обновления инфраструктуры, поддержки науки и образования, а также для помощи наиболее незащищенным слоям населения: детям сиротам, пенсионерам, инвалидам, переселенцам».
Ведь это уже, Владыко, не размышление вообще о богатстве и бедности, а выражение совершенно конкретной политической позиции, которую занимает Собор.
Итак, мой вопрос о Стабфонде, ибо это вопрос, по которому разделилась политическая элита в нашей стране. Значит ли это, что Собор выступает с политической декларацией, призывая использовать средства Стабфонда для социальных нужд?
Митрополит Кирилл: Собор обеспокоен проблемой бедности и тем колоссальным разрывом, который существует между богатыми и бедными. Если бы Собор ограничился только религиозно-философской оценкой современной ситуации, что само по себе было бы тоже неплохо, его слово не было бы воспринято людьми, живущими здесь и сейчас. Кстати, в преддверии Собора нам задавали провокационные вопросы: а что вы конкретно можете предложить?
Ведущий: А почему это провокационный вопрос?
Митрополит Кирилл: Он выглядит таковым в том смысле, что люди, задававшие его, хотели заранее выяснить, разработана ли какая-то стратегия теми, кто собирают Собор. Однако никакой специальной стратегии не было, а было желание услышать людей. Ведь Собор состоит не только из простых граждан, не имеющих специального отношения к экономике. В его работе принимали участие высокого уровня экономические эксперты, на одной из секций замечательно выступил академик Примаков…
Ведущий: А Кудрина вы не пытались позвать? Кудрина, Грефа?
Митрополит Кирилл: Мы приглашали всех. Я думаю, что Греф мог бы прийти на Собор. У него даже было, кажется, желание побывать на Соборе, но в это время он был в Сингапуре. Так что тут, как я понимаю, имел место конфликт обязательств. А вот его первый заместитель господин Шаронов на Соборе был. И весьма важно, что в развернувшемся обсуждении он представил правительственную точку зрения.
Ведущий: Шаронов — очень серьезный человек, который реально влияет на экономическое развитие страны.
Митрополит Кирилл: Конечно, он отстаивал позицию правительства, но защищал ее не перед профанами и не перед прекраснодушными дилетантами, а перед лицом серьезных экспертов, которые оперировали совершенно конкретными фактами и понятиями. В этой ситуации и возникла идея сформулировать некий минимальный набор предложений к правительству, выполнение которых могло бы сократить разрыв между богатством и бедностью. И таких предложений было три. Первое: ввести прогрессивный налог, каковой существует в большинстве стран, а также налог на роскошь.
Ведущий: Но некоторыми прогрессивный налог был воспринят как возврат к социализму. Как Вы, Владыко, оцениваете такие критические высказывания?
Митрополит Кирилл: Ну, тогда нужно в социализме обвинить абсолютное большинство развитых капиталистических стран. Потому что такой налог существует практически везде. Очень важно только вот что: чтобы, вводя прогрессивный налог, в очередной раз палку не перегнуть. Мы же ведь по природе максималисты, можем такой налог ввести, который приведет к тому, что богатые люди попытаются в сотни и тысячи раз занизить показатели своих доходов, и мы вернемся к тому, от чего ушил в свое время. Поэтому должна быть абсолютна разумная вилка, и экономисты называли некоторые цифры, которые во многом, кстати, уступают аналогичным западным подходам в этой сфере. Ну, например, говорилось о 20 процентах налогообложения богатых граждан. Насколько я помню, в Западной Европе этот процент в среднем превышает 30. А в некоторых странах он больше 50 процентов.
Ведущий: Это как раз в социал-демократических странах типа Швеции, Норвегии, Финляндии…
Митрополит Кирилл: Совершенно верно. Так вот, речь шла о разумном проценте, не пугающем состоятельных людей, но обязывающем их ответственно отнестись к этому предложению. Платите больше, потому что вы богаче. Я думаю, что очень многие здравомыслящие богатые люди делали бы это без проблем: и во имя того, чтобы спать спокойно самим, чтобы понизить уровень социального напряжения и общественного недовольства, ну и, наконец, во имя того, чтобы просто чувствовать себя в родной стране психологически более комфортабельно.
Ведущий: Это первое предложение Собора. А еще какие два?
Митрополит Кирилл: Второе предложение замечательное, на мой взгляд: ни в коем случае не принимать закон о налогообложении недвижимости.
Готовится, как вы знаете, такой законопроект, согласно которому планируется брать налоги с владельцев квартир, а привязывать сумму налогообложения к рыночной цене нашей недвижимости. Ну, вот теперь и представьте себе: абсолютное большинство наших людей получило свои квартиры или построило какие-то домики, в том числе и дачные, в советское время, когда не было ни современного рынка недвижимости, ни его астрономических цен…
Ведущий: Кстати, Владыко, хочу сразу прояснить: Собор выступает против этого не потому, что недвижимость Русской Православной Церкви облагается налогом, она облагаться налогом не будет, как я понимаю. То есть вы защищаете не узко церковные интересы, а интересы граждан, интересы общества. Я просто предвижу, как кое-кто начнет по обыкновению передергивать карты, утверждая, будто Церковь отстаивает здесь собственный интерес. Ведь у Церкви как у религиозной организации уже есть льготы в отношении недвижимости.
Митрополит Кирилл: Да, Церковь не платит налогов за культовые здания. Поэтому речь идет не о наших интересах, а об интересах огромного множества простых людей. Вот приобрел человек квартиру в свое время, когда не было этих сумасшедших цен в Москве и в других городах России. А сегодня ему предложат платить неподъемный налог на эту квартиру. Что это будет означать? Только то, что богатые от этого не пострадают, им, простите, все это не очень важно…
Ведущий: А бедные попадут в долги.
Митрополит Кирилл: Бедные либо будут вынуждены покинуть свою жилплощадь, будучи не способны платить высокий налог и продав ее, либо уровень их материального обеспечения опустится очень низко. Но что самое опасное, — это ударит по нарождающемуся среднему классу. От введения такого налога средний класс резко потеряет в своих доходах. И поэтому мы говорим: если будет введен такой налог без оговорок, то он усугубит разрыв между богатыми и бедными в нашей стране. А оговорка должна быть одна: налог на недвижимость должны платить те, кто сегодня по рыночной цене приобретают эту недвижимость.
Ведущий: Пожалуйста, третий пункт, Владыко.
Митрополит Кирилл: А третий пункт — это Стабилизационный фонд.
Диалог между правительством и экспертами показал: нет убедительных аргументов, которые могли бы снять с повестки дня следующие критические вопросы. Первое. Почему активы Стабилизационного фонда размещаются и хранятся за границей? Второе. Почему утверждается, что кредитование отечественной промышленности и сельского хозяйства из Стабилизационного фонда будет провоцировать инфляцию, в то время как иностранные инвестиции почему-то инфляцию не провоцируют. Ведь призыв вкладывать средства в Россию, с которым наша страна обращается ко всему миру, звучит очень сильно и убедительно. И создаются необходимые условия, которые стимулировали бы такие инвестиции. Так вот, почему-то инвестиции из-за рубежа желательны, а инвестиции из Стабилизационного фонда нежелательны.
Размышляя на эту тему, Собор пришел к следующим заключениям. Конечно, Стабилизационный фонд нельзя проедать, это наше национальное богатство. Но Стабилизационный фонд нужно использовать в первую очередь для того, чтобы обеспечить осуществление того необходимого экономического прорыва, без которого Россия может уже в недалеком будущем попасть в очень сложное положение.
Ведущий: Знаете, Владыко, все, что я сейчас слышу, мне лично безумно интересно. Но только так странно и непривычно беседовать с высоким архиереем Русской Православной Церкви об экономических проблемах, о социальных задачах, о политических вопросах. Как Вам кажется, насколько это вообще нормальная ситуация? Я, например, всегда мечтал о том, чтобы Церковь занимала именно такую позицию в нашей стране. Об этом много говорилось уже на исходе советского времени, когда я сам пришел в Церковь, когда знакомился с Вашими работами в сборнике, посвященном 1000-летию Крещения Руси. Помните, там еще, наряду с Вашим текстом, была одна из первых неподцензурных публикаций Солженицына.
И все-таки создается такое ощущение, что Церковь в Вашем лице и, очевидно, в лице Святейшего Патриарха берет на себя инициативу и ответственность, связанную с общественно-политическим и, может быть, даже историческим развитием нашей страны. Давайте поговорим об этом.
Вопрос мой вызван вот какими размышлениями. Церковь собирает огромные представительные общественные форумы, аналога которым больше нет в стране. Со Всемирным Русским Народным Собором не сравнятся по масштабу и глубине ни Гражданский форум, ни иные формы общественной инициативы. Можно вспомнить Рождественские чтения, но это все-таки внутрицерковное мероприятие, хотя в них принимают участие и министр образования Фурсенко, и ректор Садовничий, и руководители других крупнейших российских вузов. Но как явлению общественно-политическому, я просто не знаю аналогов.
Так вот, не пытается ли Церковь таким образом взять в свои руки инициативу по формированию исторической парадигмы развития России в наступившем столетии? И не потому ли она идет на такие шаги, что обеспокоена тем, какой будет наша страна через 10, 20, 30 лет?
Митрополит Кирилл: Церковь обязана думать в том числе и об историческом развитии страны. Хотя бы для того, чтобы больше никогда не повторилась трагедия революции, чтобы больше никогда не взрывали храмы, чтобы больше никогда не расстреливали людей. Если бы Российская Православная Церковь в XIX веке занимала такую же позицию, как мы сегодня, то, быть может, ни до какой революции дело не дошло бы.
Но я хочу прямо ответить на Ваш вопрос, почему Церковь интересует общественно целесообразное использование Стабилизационного фонда, почему ее волнуют экономические проблемы. Да потому что ведь это — жизнь нашего народа. В наши храмы приходят бедные люди, многие из которых теряют надежду, к нам приходит молодежь, которая сбилась с пути и часто вообще не имеет никакой надежды на будущее. И все это происходит зачастую только лишь потому, что неблагоприятные экономические обстоятельства выбивают человека из нормального русла жизни. Разве это не вызов пастырской ответственности Церкви перед народом и властью?
Да, Церковь должна учить добру, милосердию, любви, прощению, и она делает это. Но если вместе с тем она уклонится от своего долга свидетельствовать о том, каким должно быть общество и в каком направлении должна развиваться страна, то это будет роковой ошибкой Церкви. Нужно привыкать к тому, что пастырский голос Церкви должен быть обращен не только к сфере личной этики, семейных отношений или к вопросам духовной жизни человека. Он должен также иметь касательство к тому, что происходит в стране и в обществе, а я бы еще сказал — и во всем мире.
Ведущий: Владыко, и все-таки — какую политическую систему в России хотели ли бы видеть Вы лично и Всемирный Русский Народный Собор? Это должны быть представительная демократия по западному типу, или какой-то особый вид народного представительства, может быть, в его соборной форме, или монархия, или какая-то авторитарная президентская республика, или, возможно, иные формы государственного строительства?
Это очень важный вопрос, потому что политическая деятельность, которой занимается Всемирный Русский Народный Собор, влияет на общественную атмосферу, как бы ни пытались его замолчать или иронизировать по его адресу некоторые наблюдатели. О нем с иронией не поговоришь уже хотя бы потому, что в нем принимают участие первые лица государства. Я знаю, что и Президент России принимал участие в работе Собора. Собственно говоря, Собор сложился в определенного рода национальный интеллектуальный штаб по развитию стратегических перспектив России.
Итак, какая форма государства, какой политический проект для России удовлетворил бы Вас? Ведь на самом деле существует несколько таких проектов. Условно говоря, глобалистский проект, «левый» проект, монархический проект, имперский проект. Может быть, у Вас есть и какой-то свой.
Митрополит Кирилл: Если бы я сейчас указал на один из этих проектов как на предпочтительный, то тогда и вы сами, и наши радиослушатели сказали бы: понятно, Владыка митрополит придерживается такой-то политической ориентации.
Ведущий: А может быть, Владыка определяет свою политическую ориентацию, и тогда многие захотят именно к этой ориентации примкнуть?
Митрополит Кирилл: Примкнуть к монархистам, к демократам, к «правым», к «левым» и так далее? Для меня как для человека Церкви тема государственного устройства вторична, для меня первично нравственное состояние общества, состояние наших душ и умов.
Почему в 1917 году рухнула монархия в России? Именно потому, что нравственное состояние народа уже не соответствовало монархическому принципу государственного устроения. Монархический принцип утверждает, что во главе государства стоит Божий Помазанник. Чтобы поддержать эту идею и отвечать ей, требуется почти стопроцентная религиозность народа и общества, нужна всеобщая вера в то, что царь есть Помазанник. Надо также, чтобы и сам царь это сознавал глубоко и на этом основании соответствующим образом строил свою жизнь и свое правление.
А ведь монархия в каком-то смысле всегда требовала от правителя огромного аскетизма. Ведь что такое не иметь право жениться по собственной воле, будучи обязанным сделать в своей личной жизни государственный выбор? Это значит наступить на горло собственной песне. Это в известной степени сродни постригу в монашество, когда во имя соблюдения определенных принципов человек добровольно отказывается от радостей и приятностей жизни. Вот когда принцы из королевских домов в странах современного Запада на секретаршах женятся, то это означает полную деградацию монархического принципа. Кажется, лучше было бы, чтобы такой монархии вообще не существовало.
Так вот, монархия в России рухнула потому, что религиозное и нравственное состояние общества перестало отвечать монархической идее. Давайте зададимся вопросом: соответствует ли православному монархическому принципу религиозно-нравственное состояние нашего сегодняшнего общества? Ведь если бы монархия сегодня каким-то чудом была восстановлена и если бы, сохрани Бог, царь допустил какую-нибудь ошибку, то в него полетели бы помидоры и тухлые яйца так же, как в какого-нибудь нерадивого градоначальника. Ныне у людей нет пиетета к монархии как к священной институции, и поэтому на данный момент нашему нравственному состоянию монархия не соответствует. Я очень хотел бы, чтобы нравственное состояние нашего общества восстановилось, дабы однажды, может быть, действительно явилась у нас православная монархия.
Ведущий: А что соответствует нашему сегодняшнему состоянию, Владыко?
Митрополит Кирилл: А соответствует то, что сегодня мы имеем. Каков поп, таков и приход. И наоборот — каков приход, таков и поп. В обе стороны эта поговорка читается. Какое общество, такая и власть. Сегодня мы конституционно договорились о том, что у нас президент с такими-то полномочиями, у нас парламент с такими-то полномочиями. Давайте же в рамках существующего государственного устройства сделаем все для того, чтобы улучшить нашу жизнь. Преодолеть разрыв между богатыми и бедными, восстановить наше национальное самосознание, поднять нравственную планку общественного и личного существования.
Вот мы говорили на Соборе об экономике, но ведь главным для Церкви всегда будут не параметры Стабилизационного фонда, не макроэкономические или микроэкономические показатели. Для нас самое главное заключается в следующем: как нам нашу жизнь, в том числе и экономику, соединить с нашим духовным выбором, с нашей системой ценностей, которая в генах у нас, которая преемственно пришла к нам из нашей православной истории, а ко многим — из религиозного Предания.
Вот одна из главных проблем сегодня в России — криминал. Говорят: а почему же нельзя победить криминал милицией, почему его нельзя победить правоохранительными органами? Ответ немедленный — потому что и там криминал.
Ведущий: Давайте так скажем: потому что человек грешен. Теперь другая тема. Буквально в канун начала работы Собора — и я не могу сказать, что это случилось спонтанно и само по себе — в российское информационное пространство через Интернет был совершен вброс некоего «горячего» материала. Вы, Владыко, уже, наверное, догадались, что речь пойдет о письме епископа Анадырского и Чукотского Диомида.
Текст, о котором идет речь, был подготовлен еще в январе, но только за три-четыре дня до торжественного открытия XI Всемирного Русского Народного Собора либерально ориентированные СМИ подняли невообразимую шумиху по поводу этого письма. Владыку Диомида именовали и новым Лютером, и кем только его не называли.
Я лично знаю этого человека, епископа Диомида, и близкие мои его знают как человека очень достойного, верующего, как человека, который всегда стоял на позиции бедных, даже отказывался брать деньги за совершение церковных треб.
Как Вы оцениваете ситуацию с этим текстом, который, на мой взгляд, вовсе не является чем-то экстраординарным и сенсационным. На протяжении многих лет я слежу за внутрицерковной полемикой, и мне приходилось читать гораздо более жесткие документы. Например, покойный митрополит Иоанн (Снычев) высказывался, прямо скажем, и пожестче епископа Диомида.
И все-таки, что это за история с письмом епископа Диомида и будет ли она иметь какие-то последствия для Церкви?
Митрополит Кирилл: Хотел бы сразу сказать о том, что никакого письма епископа Диомида Святейшему Патриарху или Церкви в природе не существует. В свое время, как объяснил сам Владыка Диомид, он подписал некий текст, которой должен был стать предисловием к какой-то книге. А один из очень ангажированных журналистов, не буду называть его святое имя, на своем компьютере этот текст превратил в «открытое письмо епископа Диомида». Это подлог, и за этим подлогом стоит совершенно конкретная группа людей, которые имеют своей целью раскол Русской Православной Церкви. И Владыка Диомид этим людям не попутчик.
У Владыки епископа есть свои убеждения в отношении межрелигиозного диалога, какие-то другие свои взгляды. Так ведь не у него одного. И дискуссия по всем этим темам у нас не закрыта. На каждом Соборе она ведется гласно, особенно в контексте объединения Московского Патриархата с Русской Зарубежной Церковью. Эти вопросы всесторонне и тщательно обсуждались до сих пор, и никто никому не закрывал рот. Давайте и дальше обсуждать: нужно или не нужно православным общаться с представителями других религий, это хорошо или плохо для России, — если мы будем чураться мусульман и представителей других религий…
Но в данном случае личная позиция была использована для того, чтобы представить ее как начало некоего движения за разделение Церкви. Ведь тут же были какие-то подписные листы организованы, раздались призывы пикетировать Патриархию…
Ведущий: Самым поразительным, Владыко, было наблюдать такое небывалое духовное единство крайне «правых» и крайне «левых» противников Русской Церкви…
Митрополит Кирилл: Все эти круги дружно подхватили тему: наконец-то им нашлось, за что зацепиться. Но дело в том, что в данном случае точку поставил Всемирный Русский Народный Собор. Его резолюция «О единстве Церкви» — единственная, которая была принята Собором без единого голоса против и без единого воздержавшегося. Это резолюция, осуждающая любые попытки расколоть единство Русского Православия.
Ведущий: Приходилось ли Вам лично общаться с епископом Диомидом?
Митрополит Кирилл: Я его очень хорошо знаю, даже бывал у него на Чукотке. Это добрый человек, хороший пастырь, подвижник, который поднимает Православие на Чукотке. Молились мы с ним вместе, и на душе было хорошо. И поэтому я представить себе не могу, чтобы такой человек, как Владыка Диомид, поднял руку на единство Русской Церкви.
