 |
| Православие.Ru | Протоиерей Владимир Правдолюбов | 27.03.2007 |
 |
| Протоиерей Владимир Правдолюбов |
Священнический род наш, Правдолюбовых, — древний: мы по линии отцовской не знаем мужчин-предков не-священников, за исключением одного псаломщика — это наш родоначальник чтец Симеон. Его сын Авдий — священник, закончил жизнь иеромонахом Антонием. Его сын, внук чтеца Симеона, Анатолий Авдеевич, — священномученик[2]. Его старшие дети: Владимир Анатольевич — мученик[3], Сергей Анатольевич — исповедник[4], Николай Анатольевич — священномученик[5]. Брат жены отца Анатолия — протоиерей Михаил Дмитрев[6] - тоже расстрелян в 37-м, прославлен как священномученик. Эпоха репрессий и последующая канонизация дала нашему семейству много прославленных святых.
А как много священников из других родов — тоже священномученики, тоже исповедники, — но не прославлены! Ведь канонизацией Церковь не возводит во святые, а свидетельствует о святости. И свидетельствует именно о тех, о ком есть воля Божия, чтобы они помогали живущим здесь, на земле. А остальные — они в той же радости, даже большей, может быть, но мы о них ничего не знаем.
Вот наш бывший настоятель архимандрит Иннокентий (Измер) то ли 13, то ли 17 лет провел в ссылке. Говорит: «Скольких архиереев я своими руками похоронил!» Сам он из Западной Белоруссии, окончил медицинский факультет Варшавского университета, и, видимо, это помогло ему пройти все ссылки, не умер он от истощения. В лагерях он был лекпомом — лекарским помощником, как и мой папа. Лекпомство очень помогало иногда.
Так что о многих только Бог ведает.
А священномученики и исповедники Правдолюбовы канонизованы благодаря нашей близости к блаженной Матроне Анемнясевской[7]. Когда встал вопрос о ее прославлении и из ФСБ взяли архивные документы, то оказалось, что она проходила по одному делу с попами Правдолюбовыми, поэтому вся эта группа и канонизована вместе.
Как все это происходило? Дяде Володе сказали: «Христос воскресе», а он ответил: «Воистину воскресе». Но посадили его не за это. За это только из Москвы выслали. Его посадили, как я уже сказал, за Матрону Анемнясевскую.
Дело в том, что мой дядя, отец Николай, служил здесь в Казанском монастыре, потом разрушенном. А там могила была, часовня внука последнего касимовского хана Арслана — Иакова. У Арслана был сын Сеид-Бурхан Арсланович, который в крещении стал Василием. А внук, стало быть, Яков Васильевич. Он в детстве получил исцеление пред Казанской иконой Божией Матери в Казанском монастыре и благотворил обители.
От могилы царевича Иакова были чудеса, потрясающие чудеса — от рака исцелялись в таком состоянии, когда врачи уже оставили. В 1928 году исцелилась от рака одна женщина, а в 1933-м, выждав пять лет, она об этом заявила. Этот факт был записан, зафиксирован с подписями свидетельскими отцом Николаем. И он стал собирать чудеса Иакова-царевича. До революции священники их тоже фиксировали, но все было уничтожено. Потом матушка Акилина записывала, но она была малограмотная и писала недостаточно четко.
Отец Николай взял это дело на себя. А потом, когда Владимира из Москвы выслали и он приехал сюда, решили они всё воедино собрать и написать. И составили книжечку о царевиче Иакове, о старице Иустинии, которая привезла Казанскую икону к нам из Казани, об отшельнике Петре и блаженной Матроне, которая была тогда еще жива. Они к ней ездили, пытались узнать о ее жизни. Но она им и слова не дала промолвить: быстро-быстро стала говорить о том, что нужно быть твердым в испытаниях, не бояться идти за Христа на смерть… В общем, обоим им подготовку к мученической кончине дала. Предрекла.
Написали они эту книжечку, и добросердечный, доверчивый отец Николай дал почитать ее одному касимовскому интеллигенту. И эта книжечка оказалась в НКВД, а Владимира и Николая — «под замок». Кстати и Сергия со старшим сыном Анатолием замели туда же за компанию. А чуть позже, в 1936 году, Матрону арестовали, а в 37-м — отца Анатолия и отца Александра Туберовского.
Отец Александр прежде был профессором Московской духовной академии, светским человеком. Диссертация его вызвала полемику между Флоренским и Тареевым. После революции его приглашали в университет, а его старший брат, местный священник отец Сергий Туберовский, в то же время отказался служить: «При большевиках служить не буду». Профессор решил, что это неправильно. От места в университете отказался и поехал на место отца Сергия. Рукоположился. А в 1937 году его взяли и расстреляли.
Все они проходили по общему делу. Глава заговора против советской власти — Анатолий Правдолюбов. Его соучастники — Александр Туберовский, Николай Карасев, Константин Бажанов, Евгений Харьков — священники. С ними пострадали и некоторые миряне. Их в один день расстреляли. И прославили всех вместе. В святцах их имена вместе собраны[8].
Матрону же отдельно и осудили, и канонизовали.
Есть еще одна мученица — Вера[9]. Она помогала отцу Николаю и Владимиру писать эту брошюру. Вера Николаевна Самсонова — учительница. Она учительствовала только до революции. Когда иконы вынесли из классов, Вера Самсонова отказалась быть учительницей и стала старостой церкви, в которой служил отец Николай, и во всем ему помогала. В 1935 году ее арестовали, а в 40-м, не доживши то ли нескольких дней, то ли нескольких часов до освобождения, она скончалась в тюрьме.
Люди часто задаются вопросом: как возможно было перенести такие страдания человеку или целой семье? Ведь не всем с детства прививали такую «устойчивость». А если вдруг нам придется? Когда в 1935 году арестовали моего брата Анатолия, дедушка (протоиерей Анатолий Авдеевич — будущий священномученик) сказал ему вдогонку: «Помни, Анатолий: возрадуйтеся в той день и взыграйте». Конечно, вы помните этот текст: «Блажени будете, егда возненавидят вас человецы и егда разлучат вы и поносят и пронесут имя ваше яко зло Сына Человеческого ради; возрадуйтеся в той день и взыграйте, се бо мзда ваша многа на небеси» (Лк. 6: 22−23).
«А если вдруг…»
На это я вам скажу вот что: есть житие мученицы Перпетуи, у которой была рабыня Феликитата. Всех из их дома арестовали в дни гонений в Карфагене. Феликитата была беременной. Она рожала в тюрьме и кричала на всю тюрьму, потому что боль была страшная. И после этого тюремщик ей говорит: «Вот ты естественное дело — ребенка родила, и мучилась так страшно. А завтра тебя еще не так будут мучить. Что с тобой будет?» А она говорит: «Я отдала дань женскому естеству — то было наказание от Бога, которое нам, женщинам, дано. А завтра я буду мученицей Христовой, и верю, что Господь даст мне перенести мучения мужественно». Вот очень важный момент: сверх силы Бог не дает искушения. Если Бог позвал на подвиг, Он даст и силы, Он поддержит обязательно.
Надо сказать, что и наши арестованные очень чувствовали поддержку, Божию поддержку и людей тоже. Вот, например, очень тяжело было в Бутырках. Там и мучили их, страшные меры физического воздействия к ним применяли. И не только физического. Дело в том, что для отца Николая (это мой дядя и крестный) что-то организовали такое в соседней камере, что он слышал голоса своей жены и детей. И решил, что они тоже арестованы.
У него было повреждение: он участвовал в первой мировой войне и попал под газовую атаку, а в Бутырках получилось нечто вроде помрачения рассудка. И слава Богу, что они попали на Соловки вместе с папой. Папа как-то сумел его убедить, что его дети и жена на воле и живы.
Они приехали на Соловки. Пришли в камеру. Им показали места, они располагаются и вдруг слышат: «Кто здесь Правдолюбовы?» Они сказались, и к ним подошел владыка Аркадий (Остальский), благословил их, дал им большой огурец из теплицы, где он тогда работал, и сказал: «Приветствую вас на соловецкой земле». Священномученник Аркадий (Остальский)[10] освободился примерно в 1936 году и приехал в Касимов рассказать нам о том, как наши родственники там пребывают. И несколько служб служил здесь в Касимове и в Селищах. В 37-м его снова арестовали и расстреляли в Бутове.
А наших, получается, ссылка уберегла от расстрела в 37-м. Папа говорил: «Если бы нас арестовали не в 35-м, а в 37-м, мы бы не вернулись».
Вот дедушку Анатолия сразу расстреляли. Пришли за ним, а он хотел взять с собой глазные капли… «Старик, тебе капли не потребуются». Тетушка мне рассказывала, что перед тем, как его арестовали, очень серьезно воспалением легких заболела бабушка Клавдия, его супруга. И он со слезами на глазах молился о том, чтобы она выздоровела. День и ночь стоял в кабинете и молился. И она во сне увидела: над Окой как бы радуга, и женщина в сиянии стоит и смотрит на нее, и плачет, и рукой так махнула. Она решила, что это Божия Матерь ее оставляет жить, и очень горевала об этом. Потому что тут же она выздоровела, а его-то арестовали. И конечно расстреляли. Она прожила довольно долгую жизнь, и эта жизнь была наполнена многими-многими скорбями. Вроде бы ее хотели забрать, а он отмолил. Бабушка Клавдия умерла в 1948 году, папа в 50-м, а в 56-м — отец Феодор Дмитрев, брат бабушки и священномученика Михаила Дмитрева.
(Продолжение следует.)
