 |
| Столетие.Ru | Анна Шаргунова | 23.03.2007 |
Вряд ли во всей России найдется человек, не слышавший о крохотном, ничем неприметном городке в Карелии, под названием Кондопога. В то же время почти никто достоверно не знает, что же в Кондопоге произошло.
Да это и не нужно, важны ведь не факты, важно появление нового бренда.
В современном мире любое, в сущности, явление, любой продукт стремятся мгновенно обрести рыночную стоимость. То, что находится вне экономических отношений, попросту не заслуживает внимания. Посему последняя война, которой все мы удостоены как щекочущего нервы зрелища — это война за бренды.
И в этом смысле национализм тоже бренд, и Кондопога — бренд, ничем не хуже, чем, скажем, бренды устоявшиеся, прошедшие испытание временем и принесшие своим создателям миллиарды долларов: Уотергейт, Холокост, да тот же Освенцим.
Информационная истерия вокруг Кондопоги была мотивирована борьбой нескольких группировок за название, грубо говоря, за наполнение. Ведь, когда произносишь слово «Освенцим», все сразу понимают, что это очень плохо, негодуют, а говоришь: «Холокост» — и срабатывает массовое чувство жалости и вины.
Пока бренд «Кондопога» обрел только один смысл.
Говорят «Кондопога», подразумевают русский национализм.
На вопрос, что такое русский национализм, ответить вообще-то крайне трудно.
Если не впадать в пустые обобщения, касающиеся (наконец-то!) проснувшегося народного самосознания, гордости, смелости и т. д., русский национализм почему-то сводится к полупьяным разговорам дома на кухне и шайке подростков из неблагополучных семей, избивающих по электричкам гастарбайтеров.
Для обывателя недопустимость русского национализма обычно объясняется тем, что Россия — многонациональная страна, и если титульная нация слишком уж возгордится или, не дай Бог, попытается подкрепить свои права какими-нибудь законодательными инициативами, все остальные почувствуют себя униженными, и начнется распад страны.
При этом почему-то всегда забывается, что США — тоже, в общем, государство по национальному составу довольно пестрое, но американский национализм, напротив, вызывает всеобщее уважение и восхищение. А тот факт, что веками Россия стояла на сформулированной графом Уваровым национальной установке: «Самодержавие, православие, народность» — и вовсе, оказывается, позором русских, которые якобы держали империю на казачьих штыках.
Сюда же можно отнести не первый год длящийся спор о том, вводить или не вводить изучение предмета «Основы православной культуры» в средних школах. Нельзя вводить, потому что могут обидеться мусульмане, иудаисты и буддисты, а также огнепоклонники, и экологисты.
Справедливость же, как всегда, в законе исторического маятника.
Чем сильнее давление на пружину, тем скорее она разогнется.
И власть в России прекрасно отдает себе в этом отчет.
По данным статистики, в одной только Москве 60% тяжких преступлений совершается приезжими из стран СНГ.
Национальные диаспоры растут неконтролируемо, если в 1995 году граждан Азербайджана в столице насчитывалось 3000, то сейчас их (официально зарегистрированных) — 900 тысяч. То есть, каждый девятый в Москве — азербайджанец. И если в Советском Союзе было провозглашено равнение на единую историческую общность — советский народ, то в современной России ассимиляция национальных диаспор фактически равна нулю. Люди, живущие в Москве, в Петербурге, в Кондопоге живут по своим законам и совершенно не намерены менять их в пользу наших культурных традиций.
Европа XXI века уже знает, чем чреваты подобные ситуации, сопровождающиеся половинчатыми решениями.
По всем телевизорам мира год назад горели машины парижан, а еще раньше было Косово.
Перепугавшись, власти Нидерландов издали запрет на въезд в страну граждан из Восточной Европы, а также с Ближнего Востока. Аналогичные законы были приняты во Франции и Великобритании, у нас же дело не пошло дальше невнятной инициативы запретить выходцам из стран СНГ торговать на рынках. На рынках их, правда, меньше пока не стало.
Российская власть понимает, что при правильной, как это принято называть, «раскрутке», национальные настроения — то единственное и последнее, что еще может взорвать общество. Во Франции люди выходят на улицы, когда повышают цены на бензин, в Италии профсоюзы устраивают забастовки, требуя повышения зарплаты, в России — нет.
Образно выражаясь, не реформа ЖКХ, а Кондопога.
Итак, проблема обозначена, а, следовательно, должна решаться. Решаться на уровне закона, инициативных групп в Госдуме, иными словами, решаться на уровне государства.
Вместо этого нам было предложено очередное шоу.
По телевизору очень много говорится о возрождении русского самосознания, блоггеры Интернета ваяют размашистые лозунги. Но дальше слов дело отчего-то не идет. Хотя, по большому счету, при нынешней ситуации в России, при даже некой вялой одобрительности со стороны власти, так называемые русские националисты могли бы сделать очень многое. Но они, увы, предпочитают делать себе политическую карьеру. Впрочем, сиюминутную.
В этом смысле крики с грузовичка на «русском марше» перед столпившимися нетрезвыми ребятками ничем не отличаются от инициативы, скажем, Григория Грабового, который обещал воскресить погибших в Чечне солдат за деньги обезумевших от горя матерей. И деньги немалые. Грабового, правда, привлекли к административной ответственности и объявили мошенником. Тут трудно поспорить, однако надо понимать, что несбывшиеся надежды всегда порождают отчаяние, а на отчаянии легко нажиться.
На волне событий в Кондопоге резко поднялось ДПНИ во главе с Александром Беловым, как-то уж слишком неприлично похожим на Гитлера в период Венской нищеты и безвестности.
Белов много выступал, давал интервью, в Интернете появлялись его фотографии чуть ли не под свастикой, и все это, конечно, носило характер очередного фарса. Ролевой игры, какой-то, не побоюсь этого слова, пьесы, где изначально определено, кто будет фашистом, кто — патриотом, а кто — приверженцем гуманистических ценностей.
На фоне бренда «Кондопога» просиял бренд «ДПНИ».
По большому счету, сама идея движения против нелегальной иммиграции, может, не так и плоха, другое дело, что в исполнении Александра Белова она совершенно лишена позитива. Государственный национализм и сбережение культурной идентичности, в первую очередь, предполагают конкретные положительные инициативы в пользу титульной нации. Когда же все ограничивается идеей «стенка на стенку», ничего хорошего обычно не получается.
Националистические настроения тем сильнее, чем менее общество благополучно. Это в природе человека, и с этим ничего не поделать. В той же самой пропорции эти настроения усиливаются от избытка у людей свободного времени.
В провинции работы нет — это аксиома. Люди едут в Москву, надеясь здесь закрепиться и выжить. Хотя и не все, конечно. Некоторые остаются в своих маленьких городках, спиваются, слоняются по улицам, дерутся, совершают преступления. В такой ситуации фатальной неудовлетворенности жизнью и собой достаточно одного слова, чтобы началось побоище, как это случилось в Кондопоге.
И не в том проблема, что в Кондопоге обосновались очень плохие чеченцы, а в том, что в современной России среднестатистический человек лишен права на достойную жизнь, на работу, на личностное развитие. И тем пошлее и безнравственнее со стороны известных политиков было проводить «Русский марш» — как будто сам по себе он может что-то изменить.
Это все равно, что не вскрывать гнойник скальпелем, а маскировать под пудрой.
Разве миллионы беспризорников не русские? Так почему бы вместо того, чтобы маршировать и кричать с грузовика о том, как мы унижены иноземцами, не найти спонсоров, денег, не организовать приют?
Разве старики, копающиеся в помойках, не русские? Так почему бы не действовать по принципу тех же синагог, обеспечивающих еврейских стариков всем необходимым, начиная от горячей еды и заканчивая постельным бельем?
Разве дети, чуть ли не ежедневно умирающие в больницах из-за отсутствия у родителей средств на дорогостоящую операцию, не русские?
Да мало ли можно назвать аналогичных примеров?
Нагнетание межнациональной ненависти ведет только к нравственному самоуничтожению нации, что в полной мере продемонстрировал германский третий Рейх.
В начале ХХ века, когда-то и дело вспыхивали восстания и стачки, когда ситуация в России была вполне «патовой», Антон Павлович Чехов писал гениальные пьесы и рассказы. Мало кто теперь помнит, что, помимо трагедии человеческих отношений, Чехов вкладывал в свои произведения так называемую теорию «малых дел». С легкой руки другого гениального русского писателя Горького она была впоследствии названа «абрамовщиной», по фамилии создателя.
Суть этой теории проста и, что главное, удивительно продуктивна. Не болтай на кухне, а выйди из дома и помоги тому, кто нуждается в помощи. Не пиши пламенных памфлетов о гибели России, а отнеси одежду, из которой твои благополучные дети выросли, в детский дом. Не клейми падение нравов, не спорь с телевизором, а смотри на людей. На твоих соотечественников, на твоих, в сущности, братьев. Помогай там, где можешь помочь, не замахивайся на судьбоносное. Донести мусор до помойки — это ведь, как показывает практика моего собственного дома, большой подвиг. Куда легче швырнуть пакет с отбросами посреди дороги, а потом долго рассуждать над рюмкой, как чисто в Германии и как тамошние домохозяйки моют асфальт перед своими домами стиральным порошком.
России, безусловно, нужен здоровый, созидательный национализм. Такой, какой старшее поколение помнит по советским временам. Гордость за свою страну, за свой народ заставляла возводить электростанции, лететь в Космос, проводить ударные стройки, расщеплять атом, создавать новые лекарства от смертельных заболеваний.
Именно этого истинного национализма жаждет Россия, и, будем надеяться, когда-нибудь он придет.
Не сам по себе, конечно, ведь и океаны начинаются с ручьев, а все большое — с малого.
На сегодняшний исторический момент русскому народу необходимо ощутить себя единым, единым в метафизическом смысле. Советскую власть как-то принято ругать за излишнюю погруженность в частную жизнь отдельного человека. Действительно, следили за тем, работают граждане или тунеядствуют, изменяет муж жене или не изменяет, учится ребенок в школе или не учится, пьет человек или не пьет.
Может, конечно, такая постановка вопроса и нарушает права человека, но так или иначе советские люди (невзирая на национальности) были единым, живым и, что самое главное, творчески продуктивным организмом. Сейчас это чувство национальной общности утрачено. Для интереса можно даже сравнить собственные впечатления от поездки в метро и «транспортные» кадры советских фильмов.
Метафорой нынешнего времени в будущем, наверное, станет отчуждение. Русские невероятно, необозримо далеки друг от друга, и, как показывает история, только мощная встряска может напомнить им о том, что они — русские.
Но все же остается надежда, что можно обойтись без крайних мер.
А рецепт только один — литературный, чеховский.
Начни с себя.
