 |
| Столетие.Ru | Ярослав Бутаков | 21.03.2007 |
Две пятых депутатов 2-й Думы принадлежали к социалистическим партиям, несмотря на цензовый избирательный закон. Какие уроки истории содержатся для нас в событиях столетней давности, связанных со 2-й Думой? Это, во-первых, популярность в России идей социализма и полная бесперспективность попыток морально оправдать капитализм с точки зрения русской традиции.
Выступавшая за западный, либеральный путь развития партия конституционных демократов (кадетов), успешно выступившая на выборах в 1-ю Думу, получила во 2-й Думе менее одной пятой мест. Провал кадетов в 1907 году явился как бы предвестием их полного политического краха спустя десять лет, когда, во многом благодаря их же усилиям, рухнула власть, спасавшая русскую буржуазию от «ярости народной». И предвестием исторического краха защищавшегося ими российского капитализма.
Капитализм в России как цивилизационный проект потерпел в начале прошлого столетия полный провал. Эту неудачу, впрочем, еще с первых шагов его осуществления предрекали представители различных общественных лагерей — от революционеров-народников до охранителей. В первом десятилетии ХХ века бесперспективность этого проекта обозначилась еще яснее. Политическое пробуждение русского народа в революцию 1905 года происходило не под либеральными лозунгами «прав человека» и представительной демократии, а под знаменами борьбы за землю и волю. Руководящая роль в этой борьбе принадлежала социалистам.
Социализм был понят русским народом как осуществление Царства Правды. Совершенно христианская идея Правды, справедливости в отношениях между личностью, обществом и государством владела русским народом испокон веков. Эта идея поднимала многочисленные социальные движения феодальной эпохи — от «казакования» и вольницы Стеньки Разина до религиозных сект молокан, духоборов и т. д. Герцен, а не Маркс, оказался прав в своем глобальном прогнозе того, где раньше произойдет социалистическая революция.
В собравшейся сто лет назад Думе депутаты-социалисты объединились в «левый блок», большинство в котором принадлежало представителям партий трудовиков и народных социалистов (вскоре объединившихся в одну партию). Они отстаивали мирный, бескровный переход к социализму. Их социалистический проект весьма напоминал либеральный в плане гораздо большего внимания к правам и свободам личности. Не отвергали они, в отличие от более радикальных соцпартий, ценностей патриотизма.
Это была левоцентристская партия, пользовавшаяся в тот период большой популярностью в русском народе. Репрессивная политика царской бюрократии помешала ей развернуться в более мощную силу. Эта же недальновидная политика способствовала радикализации настроений рабочих и крестьянских масс. В результате тот реальный социализм, путь к победе которого открылся в 1917 году, оказался весьма далек от гуманного проекта трудовиков. Но это не значит, что глубинная суть этого проекта безнадежно устарела.
Другой урок истории, связанный со 2-й Государственной Думой, заключается в судьбе человека, распустившего эту Думу под выдуманным предлогом. Это — председатель Совета Министров П.А. Столыпин. Он был последним действительно крупным и неординарным государственным деятелем закатывавшейся за политический горизонт Российской империи. И его деятельность трагически обнажает всю историческую бесперспективность его попыток спасти тонувший корабль модернизировавшейся монархии.
Начнем с того, что, если ради успеха политического курса власть нарушает данный ею же закон, значит, скорее всего, в самом этом курсе нет Правды. Видя, что 2-я Государственная Дума не поддержит тех преобразований, которые Столыпин считал нужным произвести, что она настроена гораздо радикальнее, премьер не остановился перед откровенной провокацией. Он потребовал от Думы отмены гарантий неприкосновенности для 65 (!) ее членов от социал-демократической фракции под предлогом того, что они якобы готовят вооруженное восстание. Это был ультиматум. Дума отказала и была распущена. Вслед за этим избирательный закон был изменен на еще более цензовый и несправедливый.
Какие же преобразования хотел произвести Столыпин? В истории он предстает, в первую очередь, как человек, стремившийся сломать вековую крестьянскую общину и насадить капитализм в аграрной сфере. Это был второй «великий перелом» хребта русской деревни (первым было ограбление крестьянства после отмены крепостного права), во многом предвосхитивший большевистский «великий перелом», хотя цель его была прямо противоположная.
Социальный организм не терпит над собой насилия. Насаждение кулацких (как мы сейчас сказали бы — фермерских) частных хозяйств на поделенных бывших общинных землях провалилось. Во многих случаях ликвидация общины оказалась чисто формальным актом. События 1917 года показали, как быстро русское крестьянство стихийно вернулось к привычному общинному землепользованию. «Прусский путь» развития капитализма в русской деревне оказался химерой из того же разряда, что и мечты тогдашних либералов о русском парламентаризме.
Крылатой стала фраза Столыпина: «Дайте России двадцать лет внутреннего и внешнего спокойствия, и вы ее не узнаете!». Ну, внешнего спокойствия ей уж точно было не видать. На усиление России не стали бы взирать равнодушно за рубежом. Втягивание России в надвигавшуюся мировую войну было делом почти неизбежным.
Но даже если предположить эту невероятную возможность, представить себе тогдашнюю Россию чудесным образом отгородившейся от остального мира, к каким результатам привели бы столыпинские преобразования внутри страны? Столыпин хотел создать класс крепких сельских хозяев. Но стали бы они опорой трона? Вряд ли. Сельская буржуазия, скорее, присоединилась бы к городской в ее либеральных устремлениях. А вот куда девать образовавшийся безземельный пролетариат? Столыпин хотел сплавить его в города, на заводы и фабрики, подальше от помещичьих усадеб. Спасая собственность помещиков, Столыпин плодил класс революционеров, то есть в перспективе обрекал то же помещичье сословие, а с ним и монархию, на более верную гибель.
Понимал ли это сам Столыпин? Как умный человек, скорее всего, да. И, как представляется, своими реформами он просто пытался выиграть время для укрепления полицейского аппарата империи, чтобы тот мог успешно противостоять неизбежной новой революции. А что потом? Думаю, что Столыпин не просчитывал далеко вперед. Он действовал как менеджер по антикризисному управлению. С кризисом в 1906−07 годы он худо-бедно справился. Затем он стал просто не нужен верховной власти. Если бы его не убили в сентябре 1911 года, его политическая карьера уже шла к закату, и на его место конкретно нацелились конкуренты. Но даже если предположить Столыпина на посту премьера летом 1914 года, накануне мировой войны, сумел бы он предотвратить вступление в нее России? Вряд ли. Скорее, он, как и почти все высшие государственный мужи той поры, счел бы войну хорошей возможностью отвлечь внимание народа от внутренних проблем. Более того, лучше всех осознавая тщету своих реформ, он более других ратовал бы за войну.
Столыпин волею судеб оказался в безвыходной ситуации. Не проводить реформы нельзя — иначе революция. Но и любая крупная реформа вела к революции или сама вынужденно должна была иметь революционный характер. Столыпин хотел спасти то, что было уже обречено. Это, кстати, еще четвертью столетия раньше понял К.П. Победоносцев (скончавшийся, кстати, в дни работы 2-й Думы).
В 1917 году, как писал философ Русского Зарубежья Н.Н. Алексеев, восторжествовали три идеи, имеющие крепкие корни в русской истории: идеи вольницы, диктатуры и построения земной жизни на началах коммунизма. Начал воплощаться социалистический проект с сильным этатистским началом. В конце концов, народ стал тяготиться этим чрезмерным государственным гнетом, и проект потерпел крах. Провозглашение Горбачевым лозунга «социализма с человеческим лицом» означало признание этого провала. Вскоре после этого проект прекратился окончательно, и мы получили капитализм с оскалом хищника.
Не следует думать, что этот вариант капитализма окажется успешнее своего все же несколько более гуманного предшественника столетней давности. Тот продержался 56 лет, этот существует всего 15 и уже проявляет явные признаки разложения. Неизбежна очередная смена русского цивилизационного проекта. Какая?
Тот же Алексеев писал в 1930-е годы относительно судеб советского социализма, крушение которого он провидел уже тогда, и того, что за ним последует: «Вернувшись к капитализму, как это многие предполагают, русский народ примет капиталистическую систему условно, не веря и не считая ее «праведной». Но русский народ есть народ ищущий правды и не могущий жить без правды… Где же он будет искать ее при возвращении к капитализму? Опять в социализме? Опять, стало быть, как в детской сказке «Начинай сначала"… Можно наверняка сказать, что этого в России не будет. Русский народ примет правду коммунизма и откинет его кривду. Он будет по-прежнему бороться с эксплуатацией и рабством во имя человеческой свободы, но уже не в коммунистических целях и не коммунистическими средствами».
Гуманный социализм, основанный на человеческой свободе, на «правде» взаимоотношений между личностью, обществом и государством — вот очевидно напрашивающийся новый цивилизационный проект России, имеющий глубокое обоснование в ее истории и традиции.
