 |
| Седмицa.Ru | Игумен Дамаскин (Орловский) | 16.03.2007 |
Мученики Шуйские: Священномученики Павел, Иоанн и мирянин Петр [1]
(Приводится по книге: Исповедники и подвижники благочестия Русской Православной Церкви ХХ столетия. Жизнеописания и материалы к ним. Книга 2. — Тверь: «Булат», 1996 год, с. 37−53)
В монастырях так же, как и раньше, независимо от перемен в государственной жизни, молились, так же в храмах служили — и ничто внешне не предвещало перемен резких, решительных. А в это время в удобопреклонных ко злу сердцах безбожных властителей вынашивался коварный план уничтожения Церкви. Этот план не зависел от условий действительности и даже от соображений выгоды, а зачастую лишь от самого зла, от ненависти к Церкви. И где тут было обороняться и защищаться от вооруженной рати идущих на храмы безбожников. Удивительно, однако, что дела у безбожников не шли легко, и надо было много трудиться, чтобы непрестанно толкать людей ко все большему злу и разрушению, к ограблению храмов и монастырей.
2 января 1922 года советская власть издала декрет об изъятии музейного имущества — разграблении культурного наследия, собранного народами России за тысячу лет. Но и этого было большевикам недостаточно. Наступивший голод позволил им восстановить условия гражданской войны с ограблением храмов и убийствами священнослужителей. Большевики хотели бы уничтожить сразу всю Православную Церковь, но поскольку это значило бы уничтожение большей части населения тогдашней России, то на это они не решились, опасаясь массовых возмущений крестьян. В 1922 году население областей, охваченных голодом, составляло двадцать три миллиона. Для большевиков это значило, что двадцать три миллиона потенциальных врагов выведены голодом из борьбы и не смогут встать на защиту Церкви, когда вооруженные отряды по единому сигналу выйдут грабить храмы и монастыри.
Задолго до того, как советские власти стали выказывать беспокойство по поводу надвигающегося голода, в августе, 1921 года Патриарх Тихон обратился с просьбой о помощи к Православным Патриархам, Римскому Папе, архиепископу Кентерберийскому и епископу Йоркскому, а также к православным людям России и всего мира. Это были одновременно и плач, и просьба, и вопль о помощи [2]. Из глубины сердца глубоко сострадающего, щедрого и любвеобильного только и могла излиться подобная просьба. Тогда же по благословению Патриарха был основан Всероссийский Церковный Комитет помощи голодающим. В храмах и среди верующих начались сборы средств; в годину величайшей скорби Православная Церковь уверенно и авторитетно становилась во главе движения помощи голодающим. Для советского правительства это было невыгодно, и оно потребовало роспуска Всероссийского Церковного Комитета и передачи всех собранных средств государству. Однако и полное устранение Церкви от помощи голодающим тоже было невыгодным, и в декабре 1921 года советское правительство предложило Церкви снова начать сбор средств в помощь голодающим. 19 февраля 1922 года Патриарх обратился к православной пастве с воззванием [3].
Большевики хотели от Патриарха подобного воззвания и деятельного участия Церкви в сборе денежных средств, но они никак не желали, чтобы Церковь встала во главе движения помощи голодающим и, как бывало в прошлом, призывала к жертвенности, милосердию и любви. 26 февраля власти издали декрет об изъятии «из церковных имуществ, переданных в пользование группам верующих… всех драгоценных предметов из золота, серебра и камней…», в том числе всех освященных предметов. Декрет бесповоротно уничтожал добровольность пожертвований, а священство принудительно ставил в положение святотатцев. Желая разрешить недоумение паствы и принять весь гнев большевиков на себя, Патриарх Тихон выпустил послание: «Мы допустили, ввиду чрезвычайно тяжких обстоятельств, возможность пожертвования церковных предметов, не освященных и не имеющих богослужебного употребления. Мы призываем верующих чад Церкви и ныне к таковым пожертвованиям, лишь одного желая, чтобы эти пожертвования были откликом любящего сердца на нужды ближнего, лишь бы они действительно оказывали реальную помощь страждущим братьям нашим. Но мы не можем одобрить изъятия из храмов, хотя бы и через добровольное пожертвование, священных предметов, употребление коих не для богослужебных целей воспрещается канонами Вселенской Церкви и карается Ею как святотатство — миряне отлучением от Нее, священнослужители — извержением из сана (Апостольское правило 73, Двухкратн. Вселенск. Собор. Правило 10)».
Советское правительство издало декрет об изъятии церковных ценностей, но к самому изъятию не приступало. Открытой гражданской войны нигде не было, интервенции не намечалось, военный коммунизм временно был отменен и не было убедительного предлога для разграбления храмов, а для голодающих Церковь готова была жертвовать добровольно. И дело не двигалось.
Главой мероприятия стал Лев Троцкий. Не дожидаясь окончательного оформления состава и плана действий комиссии по изъятию церковных ценностей, он еще в январе разослал телеграммы по губерниям, объясняя местным властям, каковы подлинные задачи и цели изъятия. Как это часто бывает, местные власти довели мысль большевистского правительства до совершенной обнаженности, и 24 января председатель Татарской ЧК Денисов прислал из Казани свои предложения, которые члены бюро областного комитета партии уже приняли к исполнению:
«Принимая во внимание чрезвычайную государственную важность и значение сосредоточения в руках государства золотой и серебряной валюты и изделий из золота и серебра… Вполне возможными и приемлемыми в этом отношении… конкретные меры:
Использование агитации духовенства: имея конкретную возможность… завлечь на свою сторону двоих или троих видных представителей духовенства в Казани, через них пустить среди остальной массы духовенства чисто христианскую мысль… призывать граждан к помощи голодающему и умирающему населению… в годину бедствия и нашествия голода на „православный народ“ (аналогия с Мининым и Пожарским): здесь представляется возможность слегка сыграть на религиозных чувствах верующих…
Путем агентурной разработки точно выяснить местонахождение наиболее ценного церковного имущества и повести работу по подготовке к успешному экспроприированию этого имущества путем разного рода налетов и нападений на церкви и нападений на хранилища церковного имущества и пр…» [4]
Цинизм формулировок проекта и нескрываемый вызов, брошенный России, могли повести к возмущениям. Заместитель заведующего агитационно-пропагандистского отдела ЦК Яковлев писал Молотову:
«Проект… политически безграмотен и бестактен… Идея о проведении аналогии с Мининым и Пожарским недопустима. Идея… о проведении кампании… авторитетом представителей духовенства, может привести прежде всего к вредному усилению влияния того же духовенства… Неизбежно поведет к огромному раздражению верующих… Представляет собой легализацию грабежа, который не может быть признан методом действия Советской власти в настоящий момент» [5].
К началу марта была создана секретная комиссия Троцкого. Он был ее инициатором и сверхсекретным главой (секретным был Сапронов). 11 марта Троцкий, требуя в деле изъятия церковных ценностей единовластия, писал членам Политбюро [6]: «Работа по изъятию ценностей из московских церквей чрезвычайно запуталась ввиду того, что наряду с созданными ранее комиссиями, Президиум ВЦИК создал свои комиссии из представителей Губисполкомов и Губфинотделов. Вчера на заседании моей комиссии в составе тт. Троцкого, Базилевича, Галкина, Лебедева, Уншлихта, Самойловой-Землячки, Красикова, Краснощекова и Сапронова мы пришли единогласно к выводу о необходимости образования в Москве секретной ударной комиссии в составе: председатель — т. Сапронов, члены Уншлихт, (заместитель — Медведь), Самойлова-Землячка и Галкин. Эта комиссия должна в секретном порядке подготовить одновременно политическую организацию и техническую сторону дела. Фактическое изъятие должно начаться еще в марте месяце и затем закончиться в кратчайший срок. Нужно только, чтобы и Президиум ВЦИК, и Президиум Московского Совета, и ЦК Помгол признали эту комиссию как единственную в этом деле и всячески ей помогали. Повторяю, комиссия эта совершенно секретная. Формально изъятие в Москве будет идти непосредственно от ЦК Помгола, где т. Сапронов будет иметь свои приемные часы.
Прошу скорейшего утверждения этого постановления, как обязательного для всех, во избежание какой бы то ни было дальнейшей путаницы» [7].
Растолковывая свою позицию по отношению к Церкви и духовенству, Троцкий писал:
«Вся стратегия наша в данный период должна быть рассчитана на раскол среди духовенства на конкретном вопросе: изъятии ценностей из церквей. Так как вопрос острый, то и раскол на этой почве может и должен принять очень острый характер, и той части духовенства, которая выскажется за изъятие и поможет изъятию, уже возврата назад к клике патриарха Тихона не будет. Посему полагаю, что блок с этой частью попов можно временно довести до введения их в Помгол, тем более, что нужно устранить какие бы то ни было подозрения и сомнения насчет того, что будто бы изъятые из церкви ценности расходуются не на нужды голодающих» [8].
13 марта Политбюро утвердило московскую комиссию Троцкого и приняло решение «о временном допущении „советской“ части духовенства в органы Помгола в связи с изъятием ценностей из церквей». Но и после всех объяснений Троцкого и создания секретной комиссии дело двигалось плохо. Местные власти не знали, как практически приступить к нему. Прийти во время службы и начать громить храм, срывая иконы? Забирать после службы? Никому не хотелось сталкиваться лицом к лицу с возмущенной толпой. В комиссию Помгола, как официально объявленную, шли телеграммы от местных комиссий с вопросами, которые неясно было как разрешать [9].
На заседание Политбюро были приглашены представители комиссии Троцкого, комиссии Президиума ВЦИК и Помгола. Между представителями разгорелся спор, и Политбюро постановило: «Дело изъятия церковных ценностей еще не подготовлено и требует отсрочки, по крайней мере, в некоторых местах. Политбюро поручает т. Сапронову запросить мнение т. Троцкого об организации комиссии, ее составе и дальнейшей работе» [10].
На следующий день Троцкий представил членам Политбюро инструкцию по проведению изъятия церковных ценностей. Она и легла в основание всего плана изъятия [11].
В Политбюро отовсюду поступали сведения от ГПУ о ходе изъятия церковных ценностей из храмов [12].
Читал эти телеграммы и Ленин, отмечая, что изъятие проходит повсюду более или менее гладко. Только из Иванове-Вознесенска сообщают что-то невразумительное. Наконец 18 марта пришла оттуда подробная телеграмма. Оказалось, «в Шуе 15 марта в связи с изъятием церковных ценностей под влиянием попов монархистов и с. р. возбужденной толпой было произведено нападение на милицию и взвод красноармейцев. Часть красноармейцев была разоружена демонстрацией. Из пулеметов и винтовок частями ЧОН и красноармейцами 146 полка толпа была разогнана, в результате 5 убитых и 15 раненых зарегистрировано больницей… К вечеру в городе установлен порядок…» [13]
Для Ленина это была счастливая находка. Не откладывая дела, на следующий же день он диктовал свое знаменитое письмо: «Мы должны… дать самое решительное и беспощадное сражение… духовенству… с такой жестокостью, чтобы они не забыли этого в течение… десятилетий… В Шую послать… дать ему словесную инструкцию… Эта инструкция должна сводиться к тому, чтобы… арестовал как можно больше… Лично сделать доклад… На основании этого доклада Политбюро даст… директиву судебным властям, тоже устную, чтобы процесс закончился… расстрелом очень большого числа самых влиятельных… г. Шуи… Москвы и нескольких других духовных центров… Чем больше… духовенства удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше… Для наблюдения за быстрейшим проведением… назначить… специальную комиссию при обязательном участии т. Троцкого и т. Калинина, без всякой публикации об этой комиссии…» [14]
На ленинском письме Молотов начертал резолюцию: «Согласен, однако, предлагаю распространить кампанию не на все губернии и города, а на те, где действительно есть крупные ценности…» [15]
В этот же день Молотов послал всем Губкомам телеграмму [16], а в Иваново-Вознесенск — особую [17]. На следующий день на заседании Политбюро приняли с небольшими поправками проект Троцкого.
Троцкий руководил не только самим изъятием музейных и церковных ценностей, но и был создателем монопольного синдиката по продаже ценностей за границей. Троцкий и Ленин спешили ограбить храмы. Троцкий 23 марта писал: «Для нас важнее получить в течение 22−23 гг. за известную массу ценностей 50 миллионов, чем надеяться в 23−24 гг. получить 75 миллионов. Наступление пролетарской революции в Европе, хотя бы в одной из больших стран, совершенно застопорит рынок ценностей: буржуазия начнет вывозить и продавать, рабочие станут конфисковывать и пр., и пр. Вывод: нужно спешить до последней степени» [18].
Но ни священники Шуи и Палеха, ни прихожане, ни даже уездная комиссия Вицина ничего не знали об этих далеко идущих планах Ленина-Троцкого. Шуйская комиссия по учету и сосредоточению ценностей была создана 3 марта; председатель — А. Вицин, члены — уполномоченный политуправления И. Волков и заведующая уездным финотделом А. Коняева.
7 марта члены комиссии впервые пришли в Воскресенский собор. Они обратили внимание, что служители снимают с образа Шуйской Смоленской Богоматери будничную серебряную с позолотой ризу и одевают праздничную тканую, украшенную жемчугом.
Спросили старосту Александра Парамонова:
— Зачем меняете?
— Мы всегда в это время снимаем оклады для чистки.
Комиссия, однако, заподозрила — меняют в надежде, что в храме с иконы драгоценной ризы не снимут.
11 марта настоятель собора протоиерей Павел Светозаров получил официальное извещение от комиссии, что она приступит к работе 13 марта в одиннадцать часов утра и приглашает представителей прихода для участия в составлении описи церковных ценностей.
В воскресенье, 12 марта, сразу после литургии, когда весь народ был еще в храме, объявили, что в семь часов вечера состоится собрание верующих для избрания в комиссию представителей от православных. Собрание проходило под надзором представителей советских властей — начальника уездной милиции Башенкова, его помощника Владимира Ушакова и милицейского агента Капитона Филиппова. Собрание предложило избрать свою комиссию от прихода. Председателем выбрали Николая Николаевича Рябцева. Отец Павел сказал, что он сам отдать имеющие богослужебное значение церковные предметы не может, так как это святотатство и нарушение церковных канонов. Но при изъятии ценностей правительственной комиссией сопротивления оказывать не намерен. После ухода комиссии храм будет заново освящен, и в нем возобновится служение.
Прихожане, особенно женщины, стали просить обменять церковное имущество на свои личные вещи.
— Ценности церковные, — ответил Рябцев, — пойдут в Америку, а ваши платья и платки сочтут там за простые тряпки.
Один из прихожан, учитель Борисов, предложил ходатайствовать перед властями о выкупе церковных вещей. Власти оставили ходатайство без внимания.
Подобные собрания прошли и в других храмах города. Собрание Троицкого кладбищенского храма (настоятель семидесятилетний протоиерей Иоанн Лавров) поначалу постановило представителей в комиссию по передаче церковной утвари от прихода не избирать и церковного имущества не отдавать, но когда дошло дело до изъятия, все было отдано без сопротивления. В других храмах, например, в шуйском Крестовоздвиженском, приходское собрание постановило отдать взамен церковных предметов доброхотные пожертвования. Некоторые храмы, особенно сельские, были настолько бедны, что нечего с них было взять — ни церковными вещами, ни выкупом.
В понедельник, 13 марта, великопостная служба закончилась в одиннадцать часов утра. Народу было немного, но к двенадцати часам люди стали прибывать, и когда явилась комиссия, храм был полон.
Петр Иванович Языков шел на фабрику. Путь проходил неподалеку от Воскресенского собора; он увидел, что у входа в собор собирается народ. Узнав, что придут представители советских властей и будут переписывать ценности, Петр Иванович вошел в храм; вскоре появилась комиссия.
Прихожане потеснились, давая проход. Послышались выкрики:
— Зачем пришли?! Что вам надо, ведь Церковь отделена от государства! Когда члены комиссии проходили мимо, Петр Иванович увидел, что Вицин, ее председатель, пьян.
— Смотрите, эти люди вошли в церковь пьяными, — сказал он близ стоящим, — это оскорбление верующих. К тому же они вооружены. С оружием входить в алтарь нельзя.
Комиссия, однако, прошла в алтарь, где ее уже ждали представители церковной комиссии и настоятель собора о. Павел Светозаров.
— Прошу очистить собор! — с раздражением потребовал Вицин от настоятеля.
— Я не имею права выгонять молящихся из храма, — ответил священник.
— Но ведь вам было известно, что мы придем, и вы были обязаны заранее очистить храм после богослужения.
— И, однако, молящихся мы удалять из храма не можем.
— Ну что же, — угрожающе проговорил Вицин, — если вы сейчас же не очистите храм, то мы возьмем вас и вашу комиссию как заложников!
«И возьмут», — подумал о. Павел. Ему уже приходилось сидеть в тюрьме заложником. И он вышел на солею и сказал:
— Правительственная комиссия просит вас удалиться, вы ей мешаете. В храме заговорили сразу отовсюду:
— Мы не уйдем, пускай они сами уходят откуда пришли.
— Ваше поведение не принесет никакой пользы, — спокойно и с достоинством произнес настоятель.
Вслед за о. Павлом выступили члены церковной комиссии, один из которых, Медведев, просил:
— Разойдитесь, а иначе они и нас арестуют, и отца Павла.
Некоторым казалось, что с властями еще можно договориться, надо только разумно и твердо держаться. Думал так и Петр Языков.
— Если ты боишься, что тебя арестуют, — сказал он, — то сними с себя полномочия, найдутся другие, которые сумеют разговаривать с властями.
Переговоры затягивались, прихожане покидать храм не собирались, повода для ареста настоятеля и членов церковной комиссии не находилось, но и приступить к описи при народе боялись. Пригласив представителей церковной комиссии к начальнику уездной милиции, комиссия удалилась, сообщив, что придут 15 марта.
Отец Павел отслужил молебен и предложил прихожанам остаться молиться вместе с ним до начала вечернего богослужения. Молились до вечера. После богослужения представители церковной комиссии пошли к начальнику уездной милиции. Здесь им объявили, что все они несут ответственность за то, что после обедни в храме остался народ, им было приказано впредь храм после богослужения запирать, а ключи отдавать на хранение кому-нибудь из служащих церкви. О приходе правительственной комиссии заранее объявлять не будут и 15 марта, как ранее было назначено, не придут.
В тот же день вечером собралось экстренное заседание президиума уездного исполкома и постановили: «… восстановить чрезвычайные меры, связанные с военным положением, на котором губерния объявляется постановлением ВЦИК от 12 мая 1920 года, а потому:
1). Воспретить всякие публичные незаконные сборища как в городе, так и в уезде.
2). Лиц, способствующих и подстрекающих к беспорядкам… немедленно арестовывать и предавать суду Ревтрибунала.
3). Все настоящие дела должны рассматриваться без промедления.
4). Начальнику гарнизона и начальнику милиции… к лицам, нарушающим установленный порядок… применять решительные меры вплоть до применения оружия» [19].
Этим распоряжением определилось и все дальнейшее. Теперь можно было провоцировать народ на сопротивление — и подавлять его силой оружия как контрреволюционный мятеж. Решили и дату изъятия ценностей не переносить, оставить прежней.
В среду 15 марта на соборной площади с утра стал собираться народ, в основном женщины. К десяти часам в управление милиции пришел Вицин и сообщил, что комиссия идет изымать церковные ценности и милиции надо разогнать собравшуюся у собора толпу. Начальник милиции Башенков отрядил восемь конных милиционеров. Разгоняли нагайками, однако женщины не расходились; кто-то начал выламывать из плетня колья, чтобы обороняться, из толпы полетели в милицию поленья. Начальник милиции послал за подкреплением. Были присланы четырнадцать вооруженных красноармейцев, которые пытались разогнать толпу, но безуспешно. Люди требовали, чтобы милиция и красноармейцы ушли от собора.
Милиционеры стали избивать нагайками женщин и, если подворачивались, то и детей. Кто плакал, кто усердно молился, иные говорили:
— Все равно умирать — умрем за Божию Матерь.
Начальник гарнизона распорядился о присылке красноармейцев 146-го полка в полной боевой готовности в количестве сорока человек под командованием Колоколова и Зайцева.
Пока красноармейцы шли к площади, встречные уговаривали их не ходить разгонять народ, но солдаты, рассыпавшись цепью, двинулись на толпу.
Никто из клира или прихожан не посмел подняться на колокольню и зазвонить в колокола. Проникли на колокольню мальчишки. Матери подбадривали и помогали им. Гимназисты постарше зазвонили в большие колокола, дети одиннадцати-двенадцати лет — в маленькие, и вышел довольно громкий перезвон.
Вскоре подъехали автомобили с пулеметами, и началась стрельба. Стреляли сначала поверх голов, а потом и по толпе.
Первым был убит прихожанин храма Николай Малков. Проходя по площади, он остановился неподалеку от дома о. Павла Светозарова и крикнул: «Православные, стойте за веру!» — и был тут же убит выстрелом в висок.
К упавшему юноше подбежали дети, но были оттеснены милиционерами. Один из безбожников сказал:
— Если вы не уйдете, стрелять будем.
Дети забежали во двор и тем спаслись от теснивших их лошадьми милиционеров.
Второй была убита девица Анастасия. Этим утром по пути на фабрику она остановилась у собора, поднялась вместе с другими на его ступени — и там была застрелена. Были убиты Авксентий Калашников и Сергей Мефодиев.
Только увидев падающих от выстрелов людей, народ потеснился и побежал.
В это время служба в храме подходила к концу. Памятуя, что власти обещали не производить изъятия 15 марта, о. Павел вышел на амвон и сказал:
— Никакой комиссии сегодня не будет, вы можете спокойно разойтись по домам.
Выступили и члены церковной комиссии, уговаривая всех разойтись. Но после того, что произошло у стен храма, никто не верил, что изъятия не будет. В храме собралось больше трехсот молящихся. Как еще можно было избежать дальнейшего столкновения? Разве что уйти самому. В отсутствие настоятеля, может, не будут производить изъятия. И он пошел в свой дом на той же соборной площади в полсотне шагов от храма.
Протоиерей Павел Михайлович Светозаров родился в 1866 году в семье диакона, служившего в храме села Картмазово Малиновской волости Судогодского уезда Владимирской губернии. С детства хотел стать священником. Окончил Киевскую Духовную академию и поступил псаломщиком в храм села Картмазово. Имел намерение принять монашество, но настоятель шуйского собора уговорил жениться на его дочери и принять настоятельство. Вскоре жена умерла, оставив его с маленькими детьми. До переворота 1917 года он преподавал Закон Божий в шуйской гимназии, когда преподавание было запрещено, перенес уроки в собор.
Талантливый проповедник, о. Павел привлек к себе сердца верующих. Новая власть это отметила и искала повод его арестовать. В первый раз он был арестован в 1919 году по обвинению в неподчинении распоряжениям Совнаркома. В 1921 году он был арестован и содержался несколько месяцев в тюрьме по приказу ЧК в связи с Кронштадтским восстанием как политически неблагонадежный. Несколько раз его арестовывали за проповеди. Для наблюдения за священником власти поселили в его доме осведомительницу Швецову. Много раз она пыталась вступить с ним в разговор, чтобы найти против него обвинение, но безуспешно.
В тот день, видя, что о. Павел входит в дом, она пронзительно закричала:
— Убивают!
Уж не случилось ли чего? Он поспешно вошел в ее комнату. Квартирантка стояла у окна и, показывая на площадь, громко возмущалась православными. Все, что она говорила, было столь оскорбительно, что о. Павел не выдержал.
— Разве не вы виноваты в этом безобразии? — сказал он. — Вы сами принадлежите к партии, которая проповедует непрерывную борьбу и злобу, и эта борьба и злоба выливается теперь на ваши головы.
Стрельбой, нагайками, лошадьми толпу перед храмом разогнали. Трупы убитых положили на паперть, к ним никого не допускали. Священник Николай Широкогоров отслужил по просьбе прихожан молебны Смоленской Божией Матери, Николаю Чудотворцу и Иоанну Воину, а затем члены церковной комиссии попросили прихожан разойтись. Трупы убитых были увезены, раненых доставили в больницу. Изъятия церковных ценностей в этот день не было.
В три часа ночи на экстренное заседание собрались президиум шуйского исполкома и бюро уездного комитета компартии и постановили: для ликвидации возникших беспорядков создать, наделив чрезвычайными полномочиями, революционную пятерку в составе — председателя уездного исполкома Осинкина, начальника гарнизона Тюленева, начальника уездной милиции Башенкова, секретаря уездного комитета компартии Эдельмана и некоего Жохова. Запросили президиум губисполкома, тот приказал пятерку ликвидировать, а вместо нее организовать следственную комиссию.
Со стороны верующих пострадало двадцать два человека, из них четверо было убито. Из красноармейцев ни один не был убит или тяжело ранен.
На заседании Политбюро 20 марта при участии Каменева, Сталина, Молотова, Троцкого, Цюрупы и Рыкова решили принять предложение Ленина -Троцкого и в тот же день послать в Шую комиссию для расследования в составе Смидовича, Муранова Н.И. и Кутузова И. И. 23 марта комиссия составила заключение о происшедшем, признав действия вицинской комиссии правильными и согласованными с распоряжениями центра, а действия местных властей против собравшейся у храма толпы «правильными, но недостаточно энергичными». Комиссия предложила «губерниям и уездным властям принять меры к тщательным расследованиям… самое дело передать для окончательного разбора и примерного наказания в Ревтрибунал».
Делом занялось Иваново-Вознесенское ГПУ. Из Москвы был отряжен в качестве следователя по особо важным делам Верхтриба ВЦИК Яковлев [20].
17 марта о. Павла Светозарова вызвали для допроса и арестовали. Изъятие ценностей из Воскресенского собора происходило уже без него 23 марта.
Следствие в соответствии с инструкцией Ленина-Троцкого с самого начала пыталось доказать наличие заговора священнослужителей, ставивших своей целью сопротивление изъятию церковных ценностей. Были придирчиво допрошены администрация и рабочие шуйской мануфактуры и установлено с непреложностью, что заговора не было.
Распоряжением ВЦИК стали производиться массовые аресты. Обвинение в сопротивлении изъятию церковных ценностей было предъявлено четырем священникам: Павлу Светозарову, Иоанну Рождественскому, Иоанну Лаврову, Александру Смельчакову [21], старосте шуйского собора Александру Парамонову и двадцати мирянам. После окончания следствия к суду были привлечены девятнадцать человек.
Священник села Палех Иоанн Степанович Рождественский родился в 1872 году в селе Пармос Судогодского уезда Владимирской губернии. Был женат, но детей у них с матушкой не было, и все силы и время он отдавал прихожанам и храму. Двадцать пять лет ревностно служил о. Иоанн в Крестовоздвиженском храме, и прихожане любили его.
В воскресенье 19 марта о. Иоанн огласил послание Патриарха Тихона — по прямой обязанности и долгу.
Отслужив после литургии молебен, о. Иоанн сказал:
— Вы слышали послание Патриарха. Знаете о декрете центральной власти об изъятии церковных ценностей. Я призываю вас, своих прихожан, не препятствовать отбору в случае прихода правительственной комиссии. Сам я как священник по канонам не могу отдать священные предметы. А присутствовать, когда их будут изымать другие, не хочу и не буду.
Услышав воззвание Патриарха Тихона, некий Колесов потребовал, чтобы все вещи были изъяты немедленно.
— Но в церкви есть исторические и археологические предметы, — мягко возразил священник.
— Исторические предметы останутся в церкви, а подлежат выдаче только материальные ценности.
Присутствовавший при этом преподаватель художественной школы Вениамин Васильевич Рыжков подтвердил, что Колесов прав.
Отец Иоанн предложил Рыжкову как члену Археологического института произвести научную экспертизу археологических ценностей церкви.
По прошествии воскресенья в Шуйское ГПУ поступило донесение, что священник Иоанн Рождественский «в виде проповеди огласил воззвание Патриарха Тихона». 24 марта у о. Иоанна был произведен обыск и изъято послание Патриарха; на другой день он был арестован и обвинен в чтении послания.
Вызывались для допроса свидетели прихожане, иконописцы, бывшие в тот день на службе, — все говорили, что о. Иоанн увещевал не препятствовать изъятию ценностей. 2 апреля 1922 года прихожане Крестовоздвиженского храма подали прошение властям об освобождении о. Иоанна, так как его арест — недоразумение: «политических тем священник Рождественский не касался за всю свою двадцатипятилетнюю деятельность» и последний раз призывал к спокойствию.
Следствие усиленно добивалось от арестованного священника, откуда он получил послание; о. Иоанн настаивал, что получил по почте, но откуда оно было или какой штемпель был на конверте, и где сам конверт — не помнит.
Следствие шло три недели, 11 апреля 1922 года всем арестованным вручили обвинительные заключения.
17 апреля прихожане Крестовоздвиженской церкви села Палех послали в Верховный Ревтрибунал прошение: «Свидетельствуем своими подписями о том, что священник нашего храма о. Иоанн Рождественский 19 марта сего года по прочтении Патриаршего воззвания не возбуждал прихожан противиться распоряжениям Советской власти по отбору церковных ценностей, напротив, убеждал спокойно отнестись к распространенному Правительством постановлению, в то же время разъясняя прихожанам, что духовенством села Палех предприняты все возможные меры к сохранению тех церковных предметов, которые имеют особенное археологическое значение» [22].
На другой день прихожане Палеха собрали сельский сход и составили еще одно прошение в Верховный Ревтрибунал, которое мы приводим здесь полностью: «Принимая во внимание то, что о. Иоанн Рождественский много поработал как общественный прогрессивный деятель на пользу родного прихода и всего Палехского района и снискал себе всеобщее уважение, мы, собравшиеся, не можем остаться безучастными при обвинении его в агитации в проповеди против Рабоче-Крестьянской власти. Чтобы не быть голословными в утверждении за о. Иоанном репутации прогрессивного общественного деятеля, считаем нужным довести до сведения Ревтрибунала хотя бы то, что благодаря трудам и энергии о. Иоанна в селе Палех в разное время были открыты следующие общественно-полезные учреждения, как-то: 1) Палехское Общество потребителей, 2) Палехская библиотека-читальня, существующая и в настоящее время и 3) Палехское кредитное товарищество. Отец Иоанн много содействовал распространению просвещения среди крестьянства. Палехская школа II ступени, рассадник знания нескольких волостей уезда, обязана своим открытием больше всех — все ему же, о. Иоанну. Таковы его только главнейшие заслуги перед государством и местным крестьянским населением» [23].
Судебному процессу придавалось большое пропагандистское значение. К тому времени обвиняемые были доставлены из Шуи в Иваново-Вознесенск. Суд по первоначальному плану должен был проходить в здании бывшей женской гимназии, но по малости места слушание дела было перенесено в местный театр. Судебное заседание назначили на 21 апреля. Судила Выездная Сессия Верховного Трибунала ВЦИК. Председатель — зампредверхтриба Галкин [24], члены — Немцов и председатель Иваново-Вознесенского Губревтрибунала Павлов, обвинитель — Смирнов.
Слушание дела началось в пять часов вечера. Судебные заседания проходили с 21 по 25 апреля. Отец Павел виновным себя не признал. Он не препятствовал изъятию; для содействия правительственной комиссии и была избрана комиссия верующих.
Суд настойчиво пытался узнать — получал ли о. Павел инструкции от своего епархиального начальства и считает ли для себя обязательными распоряжения Патриарха.
— Никаких инструкций от своего непосредственного начальства я не получал. Послания главы Церкви Патриарха Тихона считаю обязательными для исполнения. Мне было ясно, что ценности отдавать нужно, но я не мог их передавать своими руками. Могут брать, мы препятствовать не будем, но отдавать их своими руками мы не должны.
Столь же независимо и твердо держался священник Иоанн Рождественский. Виновным себя он не признал, подтвердил лишь то, что действительно читал послание Патриарха Тихона и сказал свое умиряющее слово.
Петр Иванович Языков [25] виновным себя не признал, повторив показания, данные на следствии.
— Вы говорили, что правительственная комиссия пьяна? — спросил Галкин.
— Когда мимо меня проходил Вицин, то на меня пахнуло перегаром.
— Вы говорили об этом?
— Если я и говорил, то только делился своими впечатлениями с рядом стоящими.
— Вы верующий? — спросил в свою очередь Смирнов.
— Я — верующий.
— Как вы относитесь к изъятию?
— Изъятию подлежат только излишки.
После окончания судебного следствия председатель Галкин стал настойчиво предлагать обвиняемым средство к освобождению — самооговор и сотрудничество с судом.
— Я думаю, что в последнем слове, — сказал он, — некоторые подсудимые выскажут свое раскаяние перед властью в своих преступных деяниях. Это может дополнить судебное следствие и осветить полнее происшедшие факты. Вот Рождественский может сказать, откуда он получил письмо с посланием Тихона.
— Я не знаю, откуда получил письмо, — ответил священник. Обвинитель Смирнов потребовал расстрела для четверых обвиняемых. Галкин еще раз предложил:
— Признание и искреннее раскаяние — это лучшая защита. Суд это безусловно будет учитывать.
— Стоя перед казнью, — сказал о. Павел, — я лгать не могу. И повторяю, что участия в сопротивлении изъятию не принимал. Если в чем и виновен, то разве в неопределенной своей позиции. Мое положение было между властями и Церковью. Власти требовали свое, а от Церкви не было вполне определенных разъяснений, как поступить. Но никакой кровожадности, на которую тут указывал обвинитель, у меня не было. Прошу не применять ко мне высшей меры наказания — не ради себя, я к смерти готов, а ради детей, так как моя казнь поразит главным образом детей, у которых не будет отца, как нет и матери.
В последнем слове о. Иоанн Рождественский виновным себя не признал. Повторил, что не знает, откуда получил послание Патриарха Тихона. К сопротивлению властям при изъятии ценностей не призывал.
25 апреля в 18 часов 15 минут был оглашен приговор:
«…а) гражданина Коровина Сергея Ивановича, священников Лаврова Ивана Степановича и Смельчакова Александра Феодоритовича заключить в тюрьму сроком на два года, но ввиду их раскаяния и преклонного возраста наказание это считать условным;
б) гражданина Парамонова Александра Михайловича заключить в тюрьму сроком на один год; [26]
в) граждан Шаронова Ефима Федоровича и Гуреева Ивана Иларионовича заключить в тюрьму сроком на два года каждого;
г) граждан Медведева Михаила Владимировича, Горшкова Александра Агеевича, Корзенева Александра Андреевича, Трусова Алексея Васильевича, Бугрова Константина Михайловича и Афанасьева Василия Корниловича заключить в тюрьму сроком на три года каждого;
д) граждан Борисова Харитона Игнатьевича, Крюкова Ивана Васильевича и Ольгу Столбунову заключить в тюрьму сроком на пять лет каждого;
е) граждан Языкова Петра Ивановича, Похлебкина Василия Осиповича, священников Рождественского Ивана Степановича и Светозарова Павла Михайловича приговорить к высшей мере наказания — расстрелу, но принимая во внимание чистосердечное раскаяние Похлебкина и его малосознательность, заменить ему, Похлебкину, расстрел пятилетним тюремным заключением». [27]
Было возбуждено ходатайство перед ВЦИК о помиловании осужденных к расстрелу.
26 апреля обеспокоенные прихожане Палеха послали в Верховный Трибунал телеграмму с просьбой не приводить приговор в исполнение до решения ВЦИК. В тот же день ВЦИК затребовал к себе копию приговора и заключение следователя.
Рассмотрев дело, Президиум ВЦИК принял решение о помиловании приговоренных к расстрелу. Калинин обратился за разрешением на помилование в Политбюро. 2 мая Сталин распорядился опросить членов Политбюро относительно предложения о помиловании. Ленин, Троцкий, Сталин и Молотов проголосовали за расстрел. 4 мая на заседании Политбюро смертный приговор был официально утвержден. На следующий день Президиум ВЦИК, следуя распоряжению Политбюро, утвердил приговоры к расстрелу [28].
10 мая председатель Иваново-Вознесенского трибунала Павлов отправил срочную телеграмму председателю Верховного Трибунала Крыленко:
«Приговор над Светозаровым, Языковым, Рождественским приведен в исполнение 10 мая 1922 года в 2 часа утра».
Рассказывают, что перед расстрелом священники совершили отпевание по себе и мирянине Петре и держались мужественно. Последняя молитва о. Павла была об остающихся сиротах. И Бог услышал молитву священника. Всю жизнь дети прожили под благодатным Божиим покровом. Все невзгоды и несчастья проходили мимо них. То, что должно было поломать их судьбы как детей расстрелянного священника, совершенно не повлияло на благополучие их внешней жизни. Младшая дочь о. Павла Светозарова скончалась в конце восьмидесятых годов в преклонном возрасте в родительском доме с благодарной памятью об отце-мученике. И из окна дома так же, как шестьдесят пять лет назад, открывался вид на величественный стройный собор, где отец всю жизнь прослужил священником и откуда в Великий пост 1922 года начался его крестный путь на Голгофу.
(В примечаниях указаны имена лишь основных свидетелей, их вдвое-трое меньше тех, кто рассказывал о мучениках. Даны имена этих людей, чтобы молиться о них).
[1] Антонина Светозарова, Александра Каравайкова, Александра Коровина.
Журнал «Наука и религия». М., 1922.
ЦГАОР. Р-105, оп. 1, ед. хр. 376. Т. 1, 2. «Дело Шуйские события. По обвинению Светозарова, Лаврова и других в организации массового контрреволюционного выступления 15/III-22 г. при изъятии церковных ценностей в пользу голодающего населения».
[2] К НАРОДАМ МИРА И К ПРАВОСЛАВНОМУ ЧЕЛОВЕКУ
Величайшее бедствие поразило Россию. Пажити и нивы целых областей ее, бывших ранее житницей страны и уделявших избытки другим народам, сожжены солнцем. Жилища обезлюдели, и селения превратились в кладбища непогребенных мертвецов. Кто еще в силах, бежит из этого царства ужаса и смерти без оглядки, повсюду покидая родные очаги и землю. Ужасы неисчислимы. Уже и сейчас страдания голодающих и больных не поддаются описанию, и многие миллионы людей обречены на смерть от голода и мора. Уже и сейчас нет счета жертвам, унесенным бедствием. Но в ближайшие грядущие годы оно станет для всей страны еще более тяжким: оставленная без помощи, недавно еще цветущая и хлебородная земля превратится в бесплодную и безлюдную пустыню, ибо не родит земля непосеянная и без хлеба не живет человек.
К тебе. Православная Русь, первое слово Мое:
Во имя и ради Христа зовет тебя устами моими Святая Церковь на подвиг братской самоотверженной любви. Спеши на помощь бедствующим с руками, исполненными даров милосердия, с сердцем, полным любви и желания спасти гибнущего брата. Пастыри стада Христова! Молитвою у престола Божия, у родных Святынь исторгайте прощение Неба согрешившей земле. Зовите народ к покаянию: да омоется покаянными обетами и святыми Тайнами, да обновится верующая Русь, исходя на Святой подвиг и его совершая, — да возвысится он в подвиг молитвенный, жертвенный подвиг. Да звучат вдохновенно и неумолчно окрыленные верою в благодатную помощь свыше призывы ваши к Святому делу спасения погибающих. Паства родная Моя! В годину великого посещения Божия благословляю тебя: воплоти и воскреси в нынешнем подвиге твоем святые, незабвенные деяния благочестивых предков твоих, в годины тягчайших бед собиравших своею беззаветною верой и самоотверженной любовью во имя Христово духовную русскую мощь и ею оживотворявших умиравшую русскую землю и жизнь. Неси и ныне спасение ей — и отойдет смерть от жертвы своей.
К тебе, человек, к вам, народы вселенной, простираю я голос свой:
Помогите! Помогите стране, помогавшей всегда другим! Помогите стране, кормившей многих и ныне умирающей от голода. Не до слуха вашего только, но до глубины сердца вашего пусть донесет голос Мой болезненный стон обреченных на голодную смерть миллионов людей и возложит его и на вашу совесть, на совесть всего человечества. На помощь немедля! На широкую, щедрую, нераздельную помощь!
К Тебе, Господи, воссылает истерзанная земля наша вопль свой: пощади и прости, к Тебе, Всеблагий, простирает согрешивший народ Твой руки свои и мольбу: прости и помилуй.
Во имя Христово исходим на делание свое: Господи, благослови.
[3] Леденящие душу ужасы мы переживаем при чтении известий о положении голодающих: «Голодные не едят уже более суррогатов, их давно уже нет». Падаль для голодного населения стала лакомством, но этого лакомства нельзя уже более достать. По дорогам и оврагам, в снегу находят десятки умерших голодных. Матери бросают своих детей на мороз. Стоны и вопли несутся со всех сторон. Доходит до людоедства. Убыль населения от 12 до 25%. Из тринадцати миллионов голодающего населения только два миллиона получают продовольственную помощь («Известия ВЦИК Советов», N 5, 22, с. г.).
Необходимо всем, кто только может, прийти на помощь страдающему от голода населению.
Получив только на днях утверждение Центральной Комиссии помощи голодающим при ВЦИК Положение о возможном участии духовенства и церковных общин в деле оказания помощи голодающим, мы вторично обращаемся ко всем, кому близки и дороги заветы Христа, с горячею мольбою об облегчении положения голодающих.
Вы, православные христиане, откликнулись своими пожертвованиями на голодающих на первый наш призыв.
Бедствие голода разрослось до крайней степени. Протяните же руки свои на помощь голодающим братьям и сестрам и не жалейте для них ничего, деля с ними и кусок хлеба и одежду по заветам Христа. Учитывая тяжесть жизни для каждой отдельной христианской семьи вследствие истощения средств их, мы допускаем возможность духовенству и приходским советам, с согласия общин верующих, на попечении которых находится храмовое имущество, использовать находящиеся во многих храмах драгоценные вещи, не имеющие богослужебного употребления (подвески в виде колец, цепей, браслеты, ожерелья и другие предметы, жертвуемые для украшения святых икон, золотой и серебряный лом), на помощь голодающим.
Призывая на всех благословение Божие, молю православный русский народ, чад Церкви Христовой, откликнуться на этот наш призыв. У кого две одежды, тот дай неимущему; и у кого есть пища, делай то же (Лк. 3, 11). Будьте милосерды, как и Отец ваш милосерд (Лк. 6, 36).
[4] ЦПА. Ф. 5, on. 2, ед. хр. 48, л. 3.
[5] Там же. Л. 4.
[6] Ленину, Молотову, Каменеву и Сталину.
[7] Там же. Ед. хр. 301.
[8] Там же. Ед. хр. 48, л. 10.
[9] Витебск: Местная комиссия просит разъяснить порядок разрешения конфликтов в связи с требованиями групп верующих об оставлении части ценностей. '".
Суджи: Запрашивают о разрешении вместо церковных драгоценностей принимать хлеб от отдельных лиц.
Петроград: Достигнуто соглашение с духовенством, которое обязуется побудить верующих к добровольной сдаче церковных ценностей.
Вологда: Запрашивают о возможности замены церковных ценностей домашними вещами, предметами роскоши и обихода.
Владимир: Запрашивают о возможности замены церковных ценностей соответствующим количеством золота и серебра.
Ставрополь: Запрашивают разрешения часть изъятых предметов отчислить в местный фонд Губисполкома на заготовку продовольствия.
Пенза: Группа верующих ходатайствует об оставлении риз чудотворных и особочтимых икон, взамен обязуется внести стоимость хлебом или другими серебряными изделиями (ЦПА. Ф. 5, on. 2, ед. хр. 48, л. 15.).
[10] ЦПА. Ф. 5, on. 2, ед. хр. 48, л. 15.
[11] В отношении изъятия церковных ценностей сделано было, главным образом Президиумом ВЦИК, все для того, чтобы сорвать кампанию. Уполномоченный Президиума т. Лебедев ни разу не собрал комиссии за время моего отпуска. Декрет об изъятии был издан и опубликован совершенно независимо от хода подготовки и оказался холостым выстрелом, предупредившим попов о необходимости серьезной подготовки к отпору. Отсутствие какой бы то ни было работы центральной тройки (Лебедев, Красиков, Сосновский) привело к полному разнобою в провинции. Думаю, что дело можно поправить, если поставить его в центре внимания партии. Предлагаю следующие конкретные мероприятия:
1) В центре и губерниях создать конкретные руководящие комиссии по изъятию ценностей по типу московской комиссии Сапронова-Уншлихта. Во все эти комиссии должен непременно входить либо секретарь Губкома, либо заведующий агитационно-пропагандистским отделом.
2) Центральная комиссия могла бы состоять из члена секретариата ЦК или заведующего агит. проп. отделом ЦК из т. Сапронова, Уншлихта, Красикова, Винокурова и Базилевича. Комиссия имеет бюро, работающее ежедневно (представитель ЦК, Сапронов, Уншлихт). Раз в неделю комиссия собирается при моем участии.
3) В губерн. городах в состав комиссии привлекается комиссар дивизии, бригады или начальник политотдела.
4) Наряду с этими секретными подготовительными комиссиями имеются официальные комиссии или столы при комитетах помощи голодающим для формальной приемки ценностей, переговоров с группами верующих и пр. Строго соблюдать, чтобы национальный состав этих официальных комиссий не давал повода для шовинистической агитации.
5) В каждой губернии назначить неофициальную неделю агитации и предварительной организации по изъятию ценностей (разумеется, не объявляя о такой неделе). Для этого подобрать лучших агитаторов и, в частности, военных. Агитации придать характер чуждый всякой борьбе с религией и церковью, а целиком направленный на помощь голодающим.
6) Одновременно с этим внести раскол в духовенство, проявляя в этом отношении решительную инициативу и взяв под защиту государственной власти тех священников, которые открыто выступят в пользу изъятия.
7) Разумеется, наша агитация и агитация лояльных священников ни в каком случае не должны сливаться, но в нашей агитации мы ссылаемся на то, что значительная часть духовенства открыла борьбу против преступного скаредного отношения к ценностям со стороны бесчеловечных и жадных «князей церкви».
8) На все время кампании, особенно в течение недели, необходимо обеспечить полное осведомление обо всем, что происходит в разных группах духовенства, верующих и пр.
9) В случае обнаружения в качестве организаторов выступления буржуазных купеческих элементов, бывших чиновников и пр., арестовывать из заправил. В случае надобности, особенно если бы черносотенная агитация зашла слишком далеко, организовать манифестации с участием гарнизона при оружии с плакатами:
«церковные ценности для спасения жизни голодающих» и пр.
10) Видных попов, по возможности, не трогать до конца кампании, но негласно, неофициально (под расписку через Губполитотделы) предупреждать их, что в случае каких-либо эксцессов они ответят первыми.
11) Наряду с агитационной работой должна идти организационная: подготовить соответственный аппарат для самого учета и изъятия с таким расчетом, чтобы эта работа была проведена в кратчайший срок. Изъятие лучше всего начинать с какой-либо церкви, во главе которой стоит лояльный поп. Если такой нет, начинать с наиболее значительного храма, тщательно подготовив все детали. (Коммунисты должны быть на всех соседних улицах, не допуская скопления, надежная часть, лучше всего ЧОН, должна быть по близости и пр.).
12) Везде, где возможно, выпускать в церквях, на собраниях, в казармах представителей голодающих с требованием скорейшего изъятия ценностей.
13) К учету изъятых церковных ценностей при Помголах допустить в губерниях и в центре представителей лояльного духовенства, широко оповестив о том, что население будет иметь полную возможность следить за тем, чтобы ни одна крупица церковного достояния не получила другого назначения кроме помощи голодающим.
14) В случае предложения со стороны верующих групп выкупа за ценности, заявить, что вопрос должен быть рассмотрен в каждом отдельном случае в ЦК Помгола, ни в каком случае не приостанавливая при этом работы по изъятию…
15) В Москве работа должна идти уже установленным порядком с тем, чтобы к изъятию приступить не позже 31 марта.
16) Полагая, что для Петрограда можно было бы установить тот же приблизительно срок по соглашению с т. Зиновьевым, ни в каком случае не форсируя слишком кампанию и не прибегая к применению силы, пока политически и организационно вся операция не обеспечена целиком.
17) Что касается губерний, то Губкомы должны на основании этой инструкции, сообразуясь со сроком, назначенным в Москве, и под контролем Центральной комиссии назначить свой собственный срок, с одной стороны, обеспечив тщательную подготовку, а с другой стороны, не затягивая дело ни на один лишний день, и с таким расчетом, чтобы важнейшие губернии пошли в первую очередь (ЦПА. Ф. 5, on. 2, ед. хр. 48, л. 16).
[12] Харьковская губерния (Сводка ГПУ Украины N94 1/111 т ТОРГПУ за 1/111) За последние дни наблюдается сильное возбуждение части населения, вызванное постановлением Совнаркома об изъятии Харьковско-Николаевской церкви из ведения православного духовенства и передаче Совету Автокефалистов; перед церковью собираются большие толпы, в большинстве состоящие из женщин. Под влиянием агитации к-р.революционного характера озлобление против автокефалистов и евреев растет. Распространяются разного рода провокационные слухи о том, что якобы под видом помощи голодающим украинцы евреи хотят захватить церковные ценности. Приняты решительные меры о недопущении сборищ и арест агитаторов.
С подлинным верно: Секретарь VI-ro СОГПУ
VI-му отделению
Выписка из суточного рапорта N53 Московского Губернского Отдела при ГПУ
за 4 и 5 марта с.г. Замоскворецкий район
5 марта священником церкви Ивана Воина — Христофором Надеждиным была произнесена проповедь к-р.революционного характера на тему о «гибнущей могущественной когда-то державе Российской» с призывом верующих к сплочению с церковью и противодействию политике Советской власти, которая, по его словам, способствует растаскиванию державы Российской. Проповедь произвела на слушателей сильное впечатление.
6-е отделение
ВЫПИСКА
Телеграмма:
Шифром ВХ ГПУ 15 933/2899 11/III-22 г.
Из Ивн.Возн. 4/Б 245 10 3 14 45
Москва Секретотдел ГПУ
Иваново. Политпартсводка время 3/III по 10/III-22 г.
Среди же духовенства происходит обсуждение вопроса об изъятии ценностей. В связи с изданным декретом на сей счет по инициативе духовенства в Иваново-Вознесенске было созвано объединенное собрание представителей приходских советов, на котором по вопросу о предстоящем изъятии ценностей решено: обсудить этот вопрос на местах, предварительно проверив имущество по описям, после чего собрать общее собрание прихожан по приходам, дабы доверители прихожане не обижались, почему с ними не посоветовались. Нами же в отношении этого через осведомление выяснено, что при проведении в жизнь декрета об изъятии ценностей особых волнений среди верующих не произойдет.
10/III-22 г. N11/111 Предгуботдела ГПУ: Шорохов
Нач. СОЧ: Колесанов
Всем членам Политбюро для сведения:
тт. Ленину, Троцкому, Зиновьеву, Каменеву, Молотову, Сталину
Копия с копии
Телеграмма
Шифром Вх. ГПУ 17 685/3339 20/III
198/ш 135/24/ш 17/3 17 35 лит.А.
Москва ГПУ из Смоленска
ВЦИК тов. Калинину
Попытка приступить к фактическому изъятию ценностей Смоленского собора не имела успеха. Толпа верующих день и ночь находится в соборе и не допускает комиссию к работе. Все переговоры с выборными верующих ни к чему не привели. Беседовали по этому вопросу с Троцким. Получены от него руководящие указания, которые проводили в жизнь. Сообщите, нужно ли действовать решительно. Дешифрант передать по назначению.
17/3−22 787 Предсмолгубисполкома Булатов
Иваново-Вознесенская губ. (Госинфсводка N22 15/III)
В Иванове-Вознесенском уезде комиссия по изъятию церковных ценностей приступила к работе. В Шуйском уезде комиссии по изъятию церковных ценностей толпа народа не дала работать, были попытки произвести насилие над членами комиссии. Конфликты улаживаются, комиссии на днях приступят к работе. В Тейковском уезде отношение населения к изъятию церковных ценностей отрицательное. В Лежневском уезде к изъятию церковных ценностей крестьяне относятся враждебно. Крестьянами избит председатель волостного исполкома. Рабочие Лежневской фабрики к изъятию церковных ценностей также относятся отрицательно.
Владимирская губ. (Госинфсводка N72 16/III)
Комиссия по изъятию церковных ценностей приступила к работе не везде. Отношение населения к изъятию церковных ценностей враждебное.
Калужская губ. (Госинфсводка N19 16/III)
Работа комиссии по изъятию церковных ценностей в большинстве проходит нормально, в некоторых местах уже закончены работы (ЦПА. Ф. 5, on. 2, ед. хр. 48, л. 31, 48, 68, 69. Оп. 1, ед. хр. 26,30.).
[13] ЦПА.Ф. 5, оп. 2, ед. хр. 48, л. 25
[14] Там же. Ф. 2, on. 1, ед. хр. 22 947.
Ниже мы приводим письмо Ленина полностью.
Строго секретно
Товарищу Молотову для членов Политбюро
Просьба ни в коем случае копий не снимать, а каждому члену Политбюро (тов. Калинину тоже) делать свои пометки на самом документе
Ленин
По поводу происшествия в Шуе, которое уже поставлено на обсуждение Политбюро, мне кажется, необходимо принять сейчас же твердое решение в связи с общим тоном борьбы в данном направлении. Так как я сомневаюсь, чтобы мне удалось лично присутствовать на заседании Политбюро 20 марта, то поэтому я изложу свои соображения письменно.
Происшествие в Шуе должно быть поставлено в связь с тем сообщением, которое недавно РОСТА переслало в газеты не для печати, а именно сообщение о подготовляющемся черносотенцами в Питере сопротивлении декрету об изъятии церковных ценностей. Если сопоставить с этим фактом то, что сообщают газеты об отношении духовенства к декрету об изъятии церковных ценностей, а затем то, что нам известно о нелегальном воззвании Патриарха Тихона, то станет совершенно ясно, что черносотенное духовенство во главе со своим вождем совершенно обдуманно проводит план дать нам решающее сражение именно в данный момент.
Очевидно, что на секретных совещаниях влиятельнейшей группы черносотенного духовенства этот план обдуман и принят достаточно твердо. События в Шуе лишь одно из проявлений этого общего плана.
Я думаю, что здесь наш противник делает громадную ошибку, пытаясь втянуть нас в решительную борьбу тогда, когда она для него особенно безнадежна и особенно невыгодна. Наоборот, для нас именно данный момент представляет из себя не только исключительно благоприятный, но и вообще единственный момент, когда мы можем с 99-ю из 100 шансов на полный успех разбить неприятеля наголову и обеспечить за собой необходимые для нас позиции на много десятилетий. Именно теперь и только теперь, когда в голодных местах едят людей и на дорогах валяются сотни, если не тысячи, трупов, мы можем (и поэтому должны) провести изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией, не останавливаясь перед подавлением какого угодно сопротивления. Именно теперь и только теперь громадное большинство крестьянской массы будет либо за нас, либо, во всяком случае, будет не в состоянии поддержать сколько-нибудь решительно ту горстку черносотенного духовенства и реакционного городского мещанства, которые могут и хотят испытать политику насильственного сопротивления советскому декрету.
Нам во что бы то ни стало необходимо провести изъятие церковных ценностей самым решительным и самым быстрым образом, чем мы можем обеспечить себе фонд в несколько сотен миллионов золотых рублей (надо вспомнить гигантские богатства некоторых монастырей и лавр). Без этого никакая государственная работа вообще, никакое хозяйственное строительство в частности и никакое отстаивание своей позиции в Генуе в особенности совершенно немыслимы.
Взять в свои руки этот фонд в несколько сотен миллионов золотых рублей (а может быть, и несколько миллиардов) мы должны во что бы то ни стало. А сделать это с успехом можно только теперь. Все соображения указывают на то, что позже сделать это нам не удастся, ибо никакой иной момент, кроме отчаянного голода, не даст нам такого настроения широких крестьянских масс, который бы либо обеспечил нам сочувствие этих масс, либо, по крайней мере, обеспечил бы нам нейтрализование этих масс в том смысле, что победа в борьбе с изъятием ценностей останется безусловно и полностью на нашей стороне.
Один умный писатель по государственным вопросам справедливо сказал, что если необходимо для осуществления известной политической цели пойти на ряд жестокостей, то надо осуществить их самым энергичным образом и в самый короткий срок, ибо длительного применения жестокостей народные массы не вынесут. Это соображение в особенности еще подкрепляется тем, что по международному положению России для нас, по всей вероятности, после Генуи окажется или может оказаться, что жестокие меры против реакционного духовенства будут политически нерациональны, может быть, даже чересчур опасны. Сейчас победа над реакционным духовенством обеспечена полностью. Кроме того, главной части наших заграничных противников среди русских эмигрантов, т. е. эсерам и милюковцам, борьба против нас будет затруднена, если мы именно в данный момент, именно в связи с голодом проведем с максимальной быстротой и беспощадностью подавление реакционного духовенства.
Поэтому я прихожу к безусловному выводу, что мы должны именно теперь дать самое решительное и беспощадное сражение черносотенному духовенству и подавить его сопротивление с такой жестокостью, чтобы они не забыли этого в течение нескольких десятилетий. Самую кампанию проведения этого плана я представляю следующим образом:
Официально выступать с какими бы то ни было мероприятиями должен только тов. Калинин, — никогда и ни в каком случае не должен выступать ни в печати, ни иным образом перед публикой тов. Троцкий.
Посланная уже от имени Политбюро телеграмма о временной приостановке изъятий не должна быть отменяема. Она нам выгодна, ибо посеет у противника представление, будто мы колеблемся, будто ему удалось нас запугать (об этой секретной телеграмме, именно потому, что она секретна, противник, конечно, скоро узнает).
В Шую послать одного из самых энергичных, толковых и распорядительных членов ВЦИК или других представителей центральной власти (лучше одного, чем нескольких), причем дать ему словесную инструкцию через одного из членов Политбюро. Эта инструкция должна сводиться к тому, чтобы он в Шуе арестовал как можно больше, не меньше, чем несколько десятков, представителей местного духовенства, местного мещанства и местной буржуазии по подозрению в прямом или косвенном участии в деле насильственного сопротивления декрету ВЦИК об изъятии церковных ценностей. Тотчас по окончании этой работы он должен приехать в Москву и лично сделать доклад на полном собрании Политбюро или перед двумя уполномоченными на это членами Политбюро. На основании этого доклада Политбюро даст детальную директиву судебным властям, тоже устную, чтобы процесс против шуйских мятежников, сопротивляющихся помощи голодающим, был проведен с максимальной быстротой и закончился не иначе, как расстрелом очень большого числа самых влиятельных и опасных черносотенцев г. Шуи, а по возможности также и не только этого города, а и Москвы и нескольких других духовных центров. Самого Патриарха Тихона, я думаю, целесообразно нам не трогать, хотя он несомненно стоит во главе всего этого мятежа рабовладельцев. Относительно него надо дать секретную директиву Госполитупру, чтобы все связи этого деятеля были как можно точнее и подробнее наблюдаемы и вскрываемы, именно в данный момент. Обязать Дзержинского, Уншлихта лично делать об этом доклад в Политбюро еженедельно.
На съезде партии устроить секретное совещание всех или почти всех делегатов по этому вопросу совместно с главными работниками ГПУ, НКЮ и Ревтрибунала. На этом совещании провести секретное решение съезда о том, что изъятие ценностей, в особенности самых богатых лавр, монастырей и церквей, должно быть произведено с беспощадной решительностью, безусловно ни перед чем не останавливаясь и в самый кратчайший срок. Чем большее число представителей реакционной буржуазии и реакционного духовенства удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше. Надо именно теперь проучить эту публику так, чтобы на несколько десятков лет ни о каком сопротивлении они не смели и думать.
Для наблюдения за быстрейшим и успешнейшим проведением этих мер назначить тут же на съезде, т. е. на секретном его совещании, специальную комиссию при обязательном участии т. Троцкого и т. Калинина, без всякой публикации об этой комиссии, а в общесоветском и общепартийном порядке. Назначить особо ответственных наилучших работников для проведения этой меры в наиболее богатых лаврах, монастырях и церквах.
Ленин
Прошу т. Молотова постараться разослать это письмо членам Политбюро вкруговую сегодня же вечером (не снимая копий) и просить их вернуть Секретарю тотчас по прочтении с краткой заметкой относительно того, согласен ли с основою каждый член Политбюро или письмо возбуждает какие-нибудь разногласия.
Ленин
[15] Там же.
[16] 19.03.22 г. Ввиду имевших место осложнений на почве изъятий церковных ценностей, ЦК предлагает впредь до особых сообщений от ЦК приостановить проведение изъятий церковных ценностей… Дополнительные директивы ЦК даст двадцатого марта. Эта телеграмма не отменяет того, что установлено Вами совместно с Троцким (ЦПА. Ф. 5, on. 2, ед. хр. 48, л. 83.).
[17] 19.03.22 г. Секретарю Иваново-Вознесенского Губкома РКП. Ввиду событий в Шуе, прошу своевременно сообщать дальнейшие сведения о политическом положении в губернии и принимаемых мерах. Для выяснения в Шую 19 марта выедет комиссия ВЦИК (ЦПА. Ф. 5, on. 2, ед. хр. 48, л. 80.).
[18] ЦПА. Ф. 5, on. 2, ед. хр. 48, л. 18.
[19] ЦГАОР. Р-105, on. 1-а, ед. хр. 376. Т. 1, 2.
[20] Одновременно он был членом Центральной комиссии по изъятию церковных ценностей, представляя в ней ЦК партии большевиков.
[21] Священники Иоанн Лавров и Александр Смельчаков были впоследствии освобождены, но только потому, что полностью признали за советской властью правоту изъятия церковных ценностей и заявили, что церковные каноны, оценивающие такие изъятия как святотатство, им неизвестны.
[22] Там же.
[23] Там же.
[24] Он одновременно был членом Центральной комиссии по изъятию церковных ценностей, созданной по предложению Троцкого. В прошлом он был священником. После революции снял с себя сан.
[25] Петр Иванович Языков родился в 1881 году в городе Шуе Владимирской губернии. Воспитывался в благочестивой семье, с детства ходил в церковь и пел на клиросе. В юности обучился профессии литейщика и работал на шуйской фабрике объединенной мануфактуры сначала рабочим, а затем заведующим литейной мастерской.
[26] Он обвинялся в том, что не остановил детей, когда те звонили на колокольне.
[27] Там же.
[28] Архив президента России. Ф. 3, on. 60, д. 24, л. 1−3.
http://www.sedmitza.ru/index.html?sid=77&did=41 864&p_comment=belief&call_action=print1(sedmiza)
