 |
| Фома | Богдан Мамонов | 15.03.2007 |
В этом контексте объекты Затуловской кем-то могут быть восприняты неадекватно, при том, что эпатаж ей органически чужд. Однако именно в церковной среде ее искусство находит понимание и поддержку.
«Ей удалось прорваться к искусству в чистом виде, — пишет о ней известный московский священник, протоиерей Димитрий Смирнов, — берет железку и почти ничего в нее не добавляет, возьмет две красочки, чуть-чуть помажет, и вот он, художественный образ… У нее ясное детское зрение на мир сохранилось, вернее, восстановилось. Нет никакого обмана».
Отношение к материалу — важный признак, по которому Ирину Затуловскую можно определить как художника христианского. Ирина редко пишет на холсте, ее фирменный знак — живопись по дереву или железу. Материал для своих будущих работ она, как правило, находит на помойках, в старых деревенских домах, — словом, там, где они уже давно утратили не только свою первозданную чистоту, но и заданную им функциональность. Несколько прикосновений, две-три краски — образ рождается от соединения аскетического жеста художника и тех следов, которые оставили на поверхности природа, люди, время…
Это не просто эстетический прием, придающий объектам Ирины неповторимый вкус. Это еще и этический, нравственный выбор. Затуловская как бы спасает, реабилитирует то, что оказалось ненужным, отброшенным, лишним, она через творческий жест возвращает эти «деревяшки» и «железяки» в новую жизнь преображенными. Это уже не старая стиральная доска или проржавевший лист кровельного железа, а искусство.
Этот жест — как метафора спасения. Вновь сошлюсь на отца Димитрия Смирнова:
«Ее искусство христианское в том смысле, что отражает одну простую вещь: жизнь духовная никак не связана с тем, чтобы встать в красивую позу, как Иоанн Креститель у Александра Иванова, она, жизнь, очень простая… Ее искусство является христианским и в том, что это правда. Бог — в правде».
Живописные приемы Затуловской аскетичны. Кажется, что это может сделать каждый. Тщетная иллюзия. Не зря знаменитый режиссер Юрий Норштейн заметил, что Ирина «работает с категорией времени». Она в самом деле словно аккумулирует время в пространстве работы, и эта энергия, спрессованная подобно атомной, взрывается в акте восприятия объекта зрителем, заражая его, включаясь в его повседневность. Здесь неуместно ложное изящество, внешняя красивость. И, может быть, эта сдержанность больше всего роднит искусство Ирины с иконописью.
Ее творчество всегда балансирует на границе между сакральным и светским искусством. Пожалуй, только раз Затуловская нарушила это хрупкое равновесие, создав проект часовни, посвященной преподобномученице Елизавете Федоровне.
Проект зародился в голландском городе ден Бош. Там, в крупном керамическом центре, Ирина создала пол будущей часовни, кадильницы, голгофу, керамические тондо — круглые образа с житием преподобномученицы и евангельскими сюжетами.
Непонятно было только, где появится будущая часовня. В 1997 году проект сначала оказался в Швеции, затем попал на фестиваль в Хельсинки. Здесь Затуловская познакомилась с православным финном Харитоном Тукканеном, поваром и владельцем трех ресторанов. Оказалось, что Харитон мечтает создать в пригороде Хельсинки православный монастырь. Так Ирина оказалась в местечке Иорвас.
Место для часовни нашлось не сразу, но, в конце концов, Затуловская и Тукканен обнаружили заброшенный гранитный карьер. Когда его замерили, выяснилось, что круглое дно карьера полностью совпадает с размерами проекта. Но это было еще не все. Оказалось, что карьер появился здесь в год казни святой Елизаветы в 1918 году.
Вид часовни крайне необычен. Мы не найдем здесь ни купола, ни стен в традиционном понимании. Куполом стало небо, стенами — лес вокруг. Образа врезаны в стены и скомпонованы вокруг изображения святой, рядом крест. Фрагменты пола, тоже керамического, вмонтированы в гранитную породу. В центре пола изображение агнца — символа жертвы и искупления. Часовня не защищена от дождя, снега и холода, но созданные из шамота образа оказались удивительно стойкими к суровой финской природе.
По словам очевидцев, часовня особенно красива на закате, когда лучи скупого северного солнца долго мерцают на нимбах святых и апостолов.
Когда видишь это чудо органичного сочетания природы и христианского труда, того, что на самом деле и составляет смысл творчества в его православном понимании, задаешься вопросом: почему этого не происходит в России и возможно ли подобное сегодня у нас?
Последняя по времени работа Затуловской сделана в Сицилии, в городе Джибеллина. Она называется «Семь дней перед Пасхой». Я бы назвал ее программной. Все семь дней Страстной недели запечатлены на одном длиннющем холсте, напоминающем плащаницу. Это своего рода лента времени, удивительная по точности метафора Божественного взгляда на историю. Видишь сразу все в целом и в то же время каждый отдельный фрагмент, каждое событие. Одновременно «Семь дней» напоминает собрание православных «сувениров» из святых мест, делающих работу какой-то домашней и теплой. Здесь и листики, и веточки, и пришитые к полотну игральные кости, как намек на воинов, бросавших жребий об одежде распятого Спасителя, и вышивка, и простой, почти детский рисунок. Именно сочетание этой домашней простоты и космизма темы создает поразительный эффект.
Нередко приходится слышать споры о том, возможно ли сегодня подлинно христианское искусство вне церковного канона, вне иконы? Когда-то культовое искусство и искусство светское безнадежно разошлись, как разошлись вера и культура. Девятнадцатый век, с его традиционным реализмом, не смог ответить на этот вопрос. После революции стало не до того. И только сегодня, возможно, впервые появились предпосылки для ответа.
Ирина Затуловская этот ответ дает всем своим творчеством. Захотим ли мы ее услышать?
