Русская линия
Правая.Ru Сергей Чесноков15.03.2007 

Памяти Мученической кончины Царя-Освободителя
Право-монархическая концепция чудесных спасений Александра II

До сих пор стороной обходился вопрос о чудесном характере происходившего в последний, трагический период Царствования Александра II. Освещение мистической стороны дела в научной литературе в лучшем случае ограничивалось пересказом сюжета о предсказании, бывшем в 1867 г. Александру II от французской цыганки, о том, что ему суждено пережить только семь покушений. И это понятно. Современный позитивистский «академизм», не в пример академизму истинному (Академия — от Платона) не знает ничего чудесного.

Вместе с тем нельзя сказать, что тема чудесных спасений Александра II совершенно не отражена в литературе. Проблема лишь в том, что литература эта до сих пор малоизвестна. Каждое из покушений широко освещалось в тогдашней прессе. Буквально через несколько дней после каждого события эти сообщения собирались в сборники — дешевые книжки для народа, впоследствии неоднократно переиздававшиеся. Кроме подробностей происшествия, они содержали описание реакции общественности, поэтические отклики на события. Все брошюры выдержаны в едином духе — священной веры в то, что все события спасения Александра II во время покушений имели бесспорно чудесный характер.

Особое место в деле создания концепции «чудесных спасений» императора занимают статьи редактора «Московских ведомостей» Михаила Никифоровича Каткова, также выпускавшиеся отдельными брошюрами (он стал редактором газеты после второго покушения).

Народные ликования по случаю чудесного спасения 1866 года

Впервые «концепция чудесных спасений» прозвучала из уст самого Государя. Да иначе оно и не могло быть. Монархическая историография могла подхватить только высочайше утвержденную версию. Так, благодаря воспоминаниям одного из придворных до нас дошел рассказ самого Государя о первом покушении на его жизнь:

«Бог спас… и если бы не этот костромской… - (несколько запнулся) — мещанин, так плохо бы пришлось. Камердинер даже говорит, что несколько опалило фуражку. Пистолет был двуствольный. Я там же с заряженного пистолета снял пистон: вот он здесь.<…> Я садился в коляску и, обернувшись к толпе, надевая шинель, как слышу выстрел. Я никак не мог себе вообразить, что в меня стреляют. Повернувшись, я увидел, что какой-то человек падает, и подумал, что он себя застрелил. Я подошел, тут мне говорят, что было. Я обратился к нему и говорю: „Кто ты такой?“ Первое его слово: „Я, русский“ — и потом, обратившись ко всем окружающим и показав на меня, он сказал: „Я в него стрелял, потому что он вас всех обманул“ — я их обманул». [1]

Благочестивые предки наши, все делали с благословением и молитвой, поэтому и в происходящих с ними событиях склонны были, прежде всего, видеть Промысел или перст Божий. «Не нам, не нам, а Имени Твоему…», — с этими великими словами, выбитыми на стенах построенного Императором Павлом I Михайловского замка, отчеканена была медаль и по окончании Отечественной войны 1812 г. Только такой взгляд на вещи мог в то время быть естественным. Именно поэтому в первом же неудачном покушении было сразу же (и прежде всего самим Государем) усмотрено чудесное действие Десницы Божией. Вот как описывает дальнейшее поведение Государя член тогдашнего Государственного Совета:

«Государь только что возвратился с своей прогулки, которая могла сделаться роковою; он заезжал в Казанский собор и тоже служил молебен. Вышел он к нам быстро, твердо, весело, как будто ничего не случилось, но первые слова его были: „Бог спас!“ Мы все перекрестились. Речей, разумеется, никаких не было. Все было просто и естественно. Государь сказал несколько слов о том, как это случилось. Вдруг в кабинете послышались быстрые шаги, двери растворились, вбежали наследник цесаревич Александр Александрович и великий князь Владимир Александрович и кинулись в объятия Государя. Растроганный Император простился с нами и возвратился со своими сыновьями и братом в кабинет». [2]

Так — на непосредственном опыте Божественной помощи воспитывались наши державные властители. Не удивительно поэтому, что когда спустя двадцать два года в 1888 году 17 октября произойдет крушение Царского поезда и Царская Семья (к тому времени уже Государя) Александра III Александровича останется в полном здравии, сын Александра II будет вести Себя с тем же достоинством что и Его Отец: «Всю Русь облетела величавая весть, и с нею повсюду гремело Царское слово: «Бог один спас нас и проявил над нами чудо». [3]

Точно также воспринимались эти происшествия и в народе. Потрясающие и вместе с тем чудесные события были для народа ярчайшим доказательством не напрасности его молитв об Императорской Фамилии.

На следующий день после первого покушения, 5 апреля, по всем церквам пошли молитвы по случаю чудесного спасения жизни Его Императорского Величества от руки злодея. Особо торжественно прошел благодарственный молебен на родине Александра II в Москве, в Чудовом монастыре, где в свое время в одной из келий он и был рожден на Пасху 1818 г., а затем крещен, причем новокрещенный был тогда же положен на раку московского святителя Алексия, чьи мощи почивали тогда в Чудове.

Исследователь народного монархизма Г. В.Лобачева в своей диссертации «Монархическая идея в массовом сознании россиян в 1881—1917 гг.» [4] в особую главу выделила анализ документов народной реакции на покушения и чудесные спасения Императора Александра II. Продолжением этого ряда событий, исследователь считает чудесное спасение Императора Александра III 17 октября 1888 г. и Царя-Мученика Николая II в бытность его Наследником Цесаревичем во время путешествия по Японии.

Наиболее наглядно эта народная молитва изображена была на картине написанной сюжет 17 октября 1888 г., находящейся ныне в Исаакиевском Соборе г. С.-Петербурга. В центре картины сцена крушения поезда, справа — молящиеся за Императорскую Фамилию русские простолюдины. Последний фрагмент картины следует считать общим местом и для покушений 1866−1881 гг., поскольку до революции на каждой Божественной Литургии возносилась сугубая молитва за весь Царствующий Дом Романовых во главе с Императором.

Потрясающим впечатление от первого покушения было еще и потому, что подобное было лишь два столетия назад. Как писал в 1866 г. современник: «Вот сближение, которое не может не поразить каждого. Во время благополучного Царствования дома Романовых было два покушения на жизнь Царей; в обоих случаях Государей спасли костромские крестьяне; спасителя Михаила Федоровича звали Иван Осипов Сусанин; нынешнего зовут — Осип Иванов». [5] Ту же мысль в передовой статье от 8 апреля 1866 г. развивал тогдашний редактор «Московских ведомостей» известный историк М.П.Погодин:

«Москва с ужасом услышала о злодейском покушении… Мы трепещем еще всем сердцем… Бог спас Государя. Из родины Сусанина, Костромы, какой-то крестьянин очутился у ворот Летнего сала в Петербурге отвести предательскую руку. Одно его движение и выстрел миновал цели. Не будь его, и что стало бы с отечеством? Не чудное ли это спасение?

Ободримся же! Бог спас Государя и будет спасать его всегда (? — разрядка наша — С.Ч.), ни один волос с головы его не погибнет: миллионы за него молятся и миллионы готовы охранять его грудью, жертвовать за него своею жизнью…

Сей час я получил письмо от одного известного обывателя, который предлагает купить имение для Осипа Ивановича Комиссарова. Передаю прекрасную мысль соотечественникам: купим имение, назовем его Домнино (*) второе и представим в знак благодарности во владение незабвенному во веки веков избавителю России от страшного бедствия и его потомкам!…

(*) Сусанин спаситель Царя Михаила Феодоровича Романова был родом из села Домнино. Село Молвитино, откуда родом Комиссаров, находится в соседстве с Домнином». [6]

Cильнейшее впечатление покушение Д.В.Каракозова произвело и на Ф.М.Достоевского. В день покушения он в большом волнении вбежал на квартиру поэта А.Н.Майкова, у которого в это время находился известный собиратель русских песен П.И.Вейнберг (из воспоминаний которого мы и знаем эту историю), чтобы сообщить о выстреле в Царя, после чего Достоевский и Майков вышли на улицу и смешались с взволнованной толпой. [7]

Тогда же Майковым было написано патриотическое стихотворение, прочитанное им через несколько дней в Мариинском театре, в котором, не по репертуару, прошла опера «Жизнь за Царя». Как вспоминал присутствовавший на ней современник: «В антракте на сцене появился поэт Аполлон Майков и с большим чувством прочел свое патриотическое стихотворение, из которого я помню несколько строк: Кто ж он злодей? Откуда вышел он? // Из шайки ли злодейской, // Что революцией зовется европейской? // Кто б ни был он, он нам чужой, // И нет ему корней ни в современной нам живой, // Ни в исторической России (показывая на кулисы).

Весь спектакль прошел в таком приподнятом патриотическом настроении, а третий акт польский даже и вовсе выпущен. В то время, когда личность Каракозова не была еще обнаружена, в обществе, вероятно, вследствие только что закончившегося польского восстания, существовало убеждение, что покушавшийся — непременно поляк. Когда вспоминаешь эти патриотические взрывы народного энтузиазма в нашем прошедшем, невольно становится грустно за невеселое настоящее…» [8]

Первые сомнения

Процитированные выше воспоминания писались во время первой русской революции 1905 г. Однако, делая скидку на ностальгическую настроенность их автора, зададимся вопросом, а уместен ли был тон, которым встречено было покушение русским обществом? Очень важные размышления на эту тему сохранились в воспоминаниях одного из соучастников первомартовского цареубийства, главного идеолога «Народной Воли» Л.А.Тихомирова:

«В 1866 г. я был в четвертом классе гимназии. Раздался в Петербурге выстрел Каракозова — первый акт безумия безумного поколения. Помню, нас повели в церковь на благодарственный молебен… В сущности, ложная точка зрения: конечно, великое счастье, что Государь спасся от опасности, но разве день, когда русский стреляет в русского Царя, не есть скорее день траура? Нужно не благодарить Бога, а каяться, просить прощения! Проявилась страшная язва, в существовании которой виновата вся страна. Как же она, будто бы чистая, смеет благодарить Бога за то, что Он попустил ее нечистоте проявиться в торжестве цареубийцы? Как бы то ни было, помню, что ни у меня, ни у кого из товарищей уже не замечалось никакого страха перед совершившимся. В церкви мы себя держали скверно, несерьезно, со смешками. Конечно, избави Бог, не было сочувствия убийце, но не было и ничего против него. У нас был один (только один!) учитель, который заплакал. Это был старенький, седенький, тихенький Николай Иванович Рещиков, над которым все молодое шарлатанство, не знавшее сотой доли того, что знал Рещиков, постоянно подсмеивалось. Этот Рещиков при известии о покушении тут же, в классе, заплакал… И мы, дети, заметили тут лишь комическую сторону и с хохотом передавали друг другу, как всхлипывал старичок. Бедный, бедный Николай Иванович! Единственный из наших наставников, который еще сохранил способность понять сразу ужас происшедшего!» [9]

Конечно, все это осознал и прочувствовал Тихомиров значительно позже. Воспоминания «Тени прошлого» были написаны им в 1913−18 гг., то есть, также после первой русской революции, накануне, а возможно и уже во время революции 1917 г. Одним из тех, кто уже тогда, во время первого покушения, мог представлять подлинные масштабы происходящего, был Ф.М.Достоевский, который также как и Тихомиров, но задолго до него, пережил увлечение революционной деятельностью и принес общенародное покаяние в ней. Весной 1866 г. Достоевский заканчивал работу над «Преступлением и наказанием» и уже начал писать задуманный на материале недавно произошедшего нечаевского убийства студента Ивана Ивановича Иванова роман «Бесы».

Характерно поведение М.Н.Каткова, редактора «Русского вестника», в котором к тому времени уже было начато печатание «Преступления и наказания». В третьей (мартовской) книжке журнала очередных глав романа не появилось. Книжка вышла вскоре после выстрела Каракозова, в конце ее допечатана была страница, посвященная покушению, а на обложке номера под оглавлением помещено было объявление от редакции: «Продолжение романа „Преступление и наказание“ отлагается до следующей книжки, т.к. болезнь не позволила автору пересмотреть рукопись перед набором, как он того желал».

Никакой болезнью, конечно же, Достоевский тогда не страдал. Ею страдало все русское общество. Просто в условиях общественного возбуждения, связанного с выстрелом Каракозова, Катков счел желательным отложить печатание этих глав, т.к. опасался, что авторский анализ преступления Раскольникова может вызвать у читателей журнала нежелательные ассоциации с покушением. Подобного же рода опасения вызвало и появление на открывшейся ровно в день первомартовского цареубийства 1881 г. картины В.И.Сурикова «Утро стрелецкой казни», на которой было изображено противостояние красных и белых", причем Сурикова уже прямо обвиняли в сговоре с революционерами, о чем мы специально писали ранее. [10]

На самом же деле, как и в случае с Достоевским налицо было совпадение художника в ритмом времени. Может быть, лишь еще более яркое. Что касается Достоевского, то вторая половина «Преступления и наказания» писалась уже в дни ожидавшегося суда над Каракозовым и другими участниками кружка Н.А.Ишутина, а затем под свежим впечатлением его казни 1 сентября 1866 г. После выстрела Каракозова последовал ряд ответных мер со стороны правительства: многочисленные аресты в Петербурге, Москве и других городах, закрытие «Русского слова» и, несмотря на написанное Н. Некрасовым верноподданическое стихотворение, некрасовско-панинского «Современника».

Все это не могло не отразиться на созданной Достоевским обстановке трагических переживаний Раскольникова после убийства ростовщицы, его борьбы со следователем Порфирием Петровичем, а также на философско-этической проблематике последних частей романа (Достоевский сам в этот период находился на крючке у кредиторов). Ряд упоминаний о Каракозове имеется в подготовительных материалах к тогда уже начатому роману «Бесы» и в наброске предисловия к этому роману. Вопрос, который первоначально мучил Достоевского: донесет ли вот он, известный писатель, если случайно узнает о готовящемся покушении? Именно с этим вопросом Достоевский и явился 4 апреля к Майкову. Федор Михайлович с горечью сознавал, что трагедия русского общества в том, что ни он, ни любой другой настоящий интеллигент — не донесет. А ведь он в то же время является верноподданным, по закону обязанным донести не только о любом готовящемся умысле против Высочайшей Особы…

В набросках к «Бесам» этим вопросом мучается почвенник Шатов: «…я вам покажу, как делать, я хоть и болтун, но и я могу дело сделать: я донесу на вас (говорит это про себя и вслух). У Нечаева столько такту, что он в одном Шатове разглядел способного на дело и решил его тотчас же убить». [11]

В другом месте находим размышления Достоевского о мотивах преступления Каракозова, которого он называет «несчастным самоубийцей» и отождествляет с другим героем «Бесов», Кирилловым: «В Кириллове народная идея — сейчас же жертвовать собою для правды. Даже несчастный, слепой самоубийца 4 апреля в то время верил в свою правду (он, говорят, потом раскаялся [12] - слава Богу!) и не прятался, как Орсини, а стал лицом к лицу!» [13]

Опасения Каткова были, конечно, не безосновательны — Достоевского действительно волновали корни проблемы. Ведь согласно выводам Достоевского все русское общество сочувствовало революционерам…

От «пересола» к механическому монархизму

Следующим «несчастным самоубийцей» стал герой второго покушения на Александра II 25 мая 1867 г. на Всемiрной выставке в Париже — поляк Антон Березовский. И для более глубокого понимания концепции «чудесных спасений» нам будет важным проанализировать реакцию общества на второе покушение.

В этой реакции впервые появляются те тревожные мотивы, которые отметил в своем дневнике тогдашний дипломат П.А.Валуев. Запись 26 мая 1866 г.: «На улицах второе издание 4 или 5 апреля. Чувство искренно. Напрасно начальство вывело хоры музыки на перекрестки. Вообще предвижу, что опять не обойдется без нашего родимого пересола, который портит лучшие чувства и движения, придавая им вид бессознательности, а иногда и комические черты». [14]

И затем спустя уже месяц 26 июня: «Пересол разных верноподданнических заявлений становится утомительным. Местные власти их нерассудительно возбуждают канцелярскими приемами. Так, могилевский губернатор разослал эстафеты, чтобы заказать адресы от крестьян. Тот же губернатор задерживал и затруднял адресы от дворянства. Фразу о „чудесном“ спасении жизни Его величества доводят до смешного… Стихотворное верноподданничество производит стихи, вроде следующих:

Рука Всевышнего спасла отца России,
И мужа сберегла жене его, Марии…» [15]

Как видим, искренность и сила первоначального чувства начала ослабевать. Как свидетельствовал другой современник: «Помню ясно ужасное, потрясающее впечатление, произведенное на всех покушением Каракозова, но с тех пор целый ряд злодейств такого же рода в связи с подробными о них отчетами, наполнявшими страницы газет, притупили нервы публики. Мало-помалу она привыкла к событиям такого рода и уже не видела в них ничего необычайного». [16]

Левая же историография этот механический характер работы тогдашней официальной пропаганды и прямо выпячивала, напирая на ту неискренность и формальность, которыми с течением времени стали дышать публиковавшиеся в печати обязательные для каждого города, для каждого губернатора, верноподданнические адреса на Высочайшее Имя в связи с сообщениями о новых покушениях. И как итог — на механический характер верноподданнического монархизма.

Действительно, способы выражения патриотических чувств окаменели и стандартизировались, и каждое новое покушение на Царя повсеместно вызывало одинаковые и точно известные администрации и населению действия: подписка и сбор денег на построение храма, часовни, написание иконы, торжественный завтрак, обед или ужин в честь Императора, торжественные богослужения, иллюминация.

Обильную пищу для подобных рассуждений дала также и судьба «второго Сусанина», не выдержавшего неожиданно свалившейся на него славы. Испуганные глаза и наскоро усвоенные им дворянские манеры, неизменный рысак и изысканные костюмы смотрелись настолько трагикомично, что правительство было вынуждено отправить его в родной город, где он спился окончательно. Тем проще было левой историографии объявить всю историю Комиссарова подлогом, полицейской разработкой — что де выхватили из толпы народа первого попавшегося и объявили спасителем отечества. Иными словами, где чудо — там и возможность засомневаться в нем.

Следует сказать, что подобное мистификаторство и лжеромантика, при котором спецслужбам приписывается демоническое всесилие, имеет место и в наше падкое на сенсации время. В интернете, на сайте «Либерального журнала Peter-Club» [17] 17.03.2003 г. появилась статья Д.К.Матлина «Цареубийство 1 марта 1881 г.», в которой покушения 1879−1881 г. объявлены «серией фиктивных покушений» и делом рук полицейского ведомства во главе со следователем А.В.Комаровым и К.П.Победоносцевым. «Тщательнейшим образом исследовав мельчайшие подробности покушений „народовольцев“ на железной дороге осенью 1879 г. и взрыва в Зимнем дворце февраля 1880 г.», — этот автор с уверенностью утверждает, что «прямой угрозы жизни Императора они не несли». [18] Несмотря на апелляцию к архивным материалам, в самой статье их пока нет. Как обещает Матлин, они содержатся в книге «Цареубийство 1 марта 1881 года. Хроника нераскрытого преступления», работа над которой ведется им, по его словам, вот уже десять лет и в настоящий момент близка к завершению. По этой причине мы также отложим специальный разговор о ней на потом, а пока скажем, что на полицейской теме не лишним остановить внимание и нам.

О необходимости недоверия по отношению к чудесам, которое проявляла русская Православная Церковь в добрые старые времена, неоднократно обращал внимание академик П.В.Флоренский — один из руководителей современной синодальной комиссии по описанию чудесных знамений, происходящих в России: «…в XIX веке в России чудо первым делом обследовала полиция, и именно она давала отчет священноначалию». [19]

В этом смысле история чудесных спасений Императора Александра II на самом деле может быть названа идеальным примером для научного изучения феномена чудесного, Промысла Божия в истории вообще. Пример идеальный для настоящего скептика, Фомы неверующего, относить к коему самого Матлина мы бы до выхода в свет обещанной книги не торопились.

«Обо всем этом составлен акт, который хранится при делах Государственного совета» [20] - эту фразу, которую записал сенатор Я.Г.Есипович по поводу первого покушения, можно с уверенностью распространить и на все последовавшие затем события. По той причине что каждый теракт является предметом полицейского расследования, на каждое покушение (а следовательно и на каждое чудесное спасение) в Департаменте Полиции заводилось дело и не одно, собирались свидетельства очевидцев, все подробности скрупулезнейшим образом фиксировалось. Парадокс русской истории состоял в том, что такими «полицейскими», а точнее «римскими стражами, запечатавшими гроб печатями», в конечном итоге оказались не кто иной, как сами же революционеры.

И ниже мы постараемся это доказать.

Концепция Каткова

К двадцатипятилетнему юбилею правления Александра II, пришедшемуся на 1880 г. «пищи для размышления» накопилось достаточно для самых широких обобщений. Первое подведение «итогов справа» мы находим в февральских передовицах «Московских ведомостей» М.Н.Каткова:

«Не следует ли из всех пяти покушений вывести заключение, что незримо святая небесная сила хранит нашего Монарха и все попытки, издевающихся над Русским народом, подлых крамольников — рушатся сами собой.

На незначительном, расстоянии от особы Государя, поднимается на Него вооруженная злодейская рука; но злодейскому умыслу не суждено исполниться, ибо нашелся истинный сын России, — крестьянин Комиссаров и неожиданно, в самый решительный момент сильным ударом по руке крамольника отвел в сторону злодейский выстрел от священной особы Государя Императора. Это было первое покушение на жизнь Царя-батюшки.

Второй злодей стрелял в едущего в коляске Государя, но и здесь невидимый промысл Божий, в лице чужестранца спасает Его.

Наконец в апреле прошлого года третий злодей, шесть [21] раз и почти в упор стреляет в Государя; но у крамольника отуманились глаза, дрожат руки и ни одна их всех пущенных шести пуль даже не задела, невидимо кем хранимого Императора.

Это было третье злодейское покушение на жизнь Царя Александра.

Адски рассчитанный и доведенный с замечательным трудом (достойным лучшего применения) подкоп к полотну железной дороги, по которому должен был проходить, 19 ноября, поезд с Государем Императором, не удается благодаря счастливой, никем, как Богом, устроенной случайности и взрывается тогда, когда Государь уже проехал… Здесь ясно видна воля Господа, Который постоянно охраняет Государя.

Это было четвертое зверское ужасное покушение.

Но сердце отказывается верить подробностям последнего ПЯТОГО покушения: злодеи пробрались уже в самые чертоги Царя, взрыв произведенный ими до того ужасен и сотрясение воздуха было до того сильно, что два громадных свода разрушено до основания и перебита не одна сотня стекол не только в одном дворце Государя, но и в соседних с дворцом зданиях, восемь человек убито и около пятидесяти ранено, а наш Ангел-хранитель, наш Царь-батюшка, спасенный Самим Богом и на этот раз остался цел и невредим…

Ужасно вообразить, чтобы могло случиться, если бы взрыв последовал минутою позже, и какое ужасное несчастие висело над нашим Отечеством!.. [22]

Только вот справедливый ли вывод делает Катков из этого, согласно его исчислению пятого (так написано на обложке брошюры), а на самом деле уже шестого покушения? «Верь Русский народ в свою силу и могущество, — пишет Катков, — люби свою Родину святую, своего Царя-батюшку, молись и благодари Бога за чудеса, которыми Он уже в пятый раз спасает для нашего счастия и блага, столь дорогого нам Монарха…» [23]

Действительно, те, в чьи обязанности входило охранять, надеяться продолжали лишь на чудо. Как вспоминал А.Н.Бенуа: «В атмосфере нарастающего ужаса и какой-то непонятной беспомощности всего гигантского охранного аппарата подошел день чествования двадцатипятилетия Царствования Александра II». [24] Все ждали дальнейших покушений. Но торжества прошли без инцидентов. Трагическая же развязка пришла позднее и совсем неожиданно, в то самое время, когда преступная крамола не только казалась, но и по существу уже была подавлена. Согласно единодушному признанию самих народовольцев сил на дальнейшие покушения у них к тому времени уже не оставалось.

Что касается катковских передовиц 1−14 марта 1881 г., то, как справедливо подметил американский исследователь Майкл Флайер, на первый план в них выходит тема принесенной Государем жертвы: «Теперь его газета отмечает, что почтить память убитого Царя к временно возведенной на этом месте часовне стекаются потоки людей из всех сословий:

«На месте крови обыденно устроена часовня из зелени, беспрерывно наполняемая приносимыми цветами и венками; в часовне — икона Богоматери. В толпе перед часовней слышатся слова молитвы и рыдания. А в это самое время, поодаль, воины либерализма об одежде его мечут жребий».

Эта аллюзия на римских солдат, мечущих жребий на Голгофе, — как замечает М. Флайер, — отнюдь не единственная или случайная отсылка к мотиву Распятия. Он был подхвачен и в поэзии, как народной, так и литературной». [25]

Яркое свидетельство этого кризиса официальной историографии сохранилось в воспоминаниях о годах гимназической юности марксиста С.И.Мицкевича: «…произошло важное событие: 1 марта 1881 года был убит Александр II. Уже и раньше я слыхал о покушениях на него <…> По получении этих известий нас выстраивали, наш директор произносил речь, топал ногами, кричал, что нужно растоптать этих злодеев, покушающихся на помазанника божия. Но ради чего, во имя чего они покушались, никто нам не объяснял. После речи нас вели в церковь, где служили благодарственный молебен за «чудесное» спасение царя. Но 1 марта 1881 года «чуда» не произошло и царь был убит. Служили уж панихиду, а после нее молебен о благополучии вновь восшедшего на престол царя…» [26]

Действительно «мажорное», буквально пасхальное [27] настроение благодарственных брошюр 1866−1880-го годов (покушение — благодарственные молебны — казни) в первомартовских книжках для народа становится явно неуместным. О нем вспомнят впоследствии — при строительстве Храма Воскресения Христова, однако — и на этот факт обычно обращается незаслуженно мало внимания — произойдет это много позднее. Проект будет утвержден лишь в 1883 г., когда все страсти улягутся и преступники будут наказаны.

Только вот окончательно ли прав Сергей Мицкевич в своем скепсисе?

На пути к чуду восьмому и девятому

Изложенная выше концепция и история чудесных спасений Александра II, история одновременно славная и ужасная, ярко показывает, насколько безответственно относимся мы, русские, к Божьему дару, нам посылаемому. Жутко становится от этой детской искренности признания одного из современников, что трагическому сообщению 1 марта 1881 г.: «Никто не хотел верить. Сколько уже раз Бог спасал Государя, думали — наверное, и на сей раз обойдется». [28]

Государственная машина тогда вчистую проиграла самую главную — идеологическую партию, имея весьма неплохие исходные позиции. Отдельные попытки сделать что-либо в рамках охранительной идеологии, как мы это видели на примере блестящего государственного публициста М.Н.Каткова, были. Но они также оказались недостаточны и лишь наиболее ярко воплотили этот недостаток: 1 марта 1881 г. вскрылась фальшь государственной пропаганды, с подачи которой дни покушений объявлялись днями национальной радости, вместо покаяния и выводов на будущее.

Действительно сколько же раз нужно спасать Помазанника Божия, чтобы проснулись подданные Его? Ведь Творец Неба и Земли — не сотрудник ведомства охраны!

Что же касается чуда — 1 марта оно вновь было явлено! И Катков об этом тогда же писал в «Московских ведомостях»: «Какие потрясающие подробности! Брошена бомба под карету, в которой ехал Государь. Он вышел из нее невредим и, как сказывают, перекрестился, благодаря Бога за новое чудо Своего спасения. Повинуясь движению Своего доброго сердца, Он остановился над одним из раненых при взрыве, и вот новый взрыв». [29]

В этом смысле историю чудесных спасений следовало бы закончить подробным описанием цареубийства 1 марта, но мы уже писали о ней, поэтому отсылаем интересующихся к этой публикации (см. примечание 12 к настоящей статье). Как и будущее название храма Спаса на Крови, чудесное число чудесных спасений было названо тем же Катковым. В одной из передовиц Катков исправил допущенную в 1880 г. ошибку, уточнив, что: «С 1866 года было совершено пять, даже шесть (если считать неудавшиеся приготовления в Николаеве [30]) преступных покушений предшествовавших последнему». [31] Иными словами, покушение Рысакова 1 марта было седьмым.

Конечно, будущему революционеру С.И.Мицкевичу, а тогда студенту, после панихиды и молебна о благополучии вновь восшедшего на престол Царя этих рассуждений Каткова не читали. Не читают их и современные школьники в учебниках и хрестоматиях по истории нашего многострадального Отечества…Причина как тогда так и сейчас одна — пришлось бы поднимать другие тревожные вопросы, кто и зачем убил. А самое главное — почему Бог попустил это беззаконие. И почему на первомартовской плащанице Александра II (суриковском полотне «утро стрелецкой казни») изображено не что иное, как противостояние «красных» и «белых» — староверов и никониан…

Решительные шаги в направлении ответа на эти тревожные и до сих пор вопросы, а это единственное направление к примирению внутри русского общества, были сделаны Ф.М.Достоевским, скончавшимся 28 января 1881 г. — буквально накануне первомартовской трагедии. Но мы видели, с какою опаскою воспринят был предложенный им путь М.Н.Катковым, далеко не самым ретроградным из охранителей.

Итак, это уже совсем другая история. Для того, чтобы она смогла возникнуть необходимо было, чтобы произошло главное, «восьмое» чудо — покаяние в содеянном. И еще девятое — прощение. Связана эта история с именем Льва Александровича Тихомирова, называемого иногда «вторым Катковым», судьба которого в буквальном смысле стала ответом на восклицание одного из авторов, цитировавшихся нами выше брошюр: «Слепые гордецы, неверующие в Провидение! Прозрите, наконец, ради Бога, для своей же собственной пользы, и перестаньте называть простым случаем явное проявление Воли Всемогущего!» [32]

* * *

С одной стороны, Тихомирова, как и большинство ушедших в революцию лучших русских людей того времени не устраивал механический, безыдейный характер верноподданнического монархизма того времени.

С другой стороны, судьба Тихомирова — ярчайшее доказательство того, что чудесная сила несомненно подействовала на «внешние чувства» революционеров, и хотя и не всех, но хотя бы некоторых из них (но каких!) привела к покаянию. Именно под впечатлением опыта противодействия Божией Воле, опыта сопротивления Высшей Правде он пришел к монархизму выстраданному, к вере апостола Павла. Теоретик партии «Народной воли» в 1888 г. (спустя семь лет) покаялся перед Сыном убиенного Императора, получил прощение и впоследствии стал крупнейшим правым публицистом, продолжившим традиции и Каткова, и Достоевского.

Крайне показательно, что покаяние идеолога «Народной воли» последовало именно после жестких, а не половинчатых мер против терроризма и революционности, в чем он и сам впоследствии признавался: «Что в годы 1878−81 репрессии было очень много это несомненно; что тогда громоздили одно чрезвычайное учреждение на другое для борьбы с революционным движением, это тоже факт. Но оба эти факта ничуть не характеризуют силы правительства, а напротив происходили из его слабости. Правительство не принимало надлежащих мер, решительных, а потому принуждено было потом вдаваться в частичную, ничего не достигающую репрессию». [33]

…Понадобилось цареубийство, чтобы зашевелился полицейский чиновник. При Александре III усилиями нескольких лет все подполье оказалось на крючке у профессионалов, и господа террористы и пикнуть не смели и рукой пошевелить лет пятнадцать.

Но и это была всего лишь отсрочка. Для подлинного примирения русского общества жертв потребовалось еще более. Верим лишь, что не напрасно.

Автор благодарит Московского Александра Викторовича, члена Синодальной Комиссии по описанию чудесных знамений, происходящих в Русской Православной Церкви за помощь в работе над данной статьей



[1] Александр II: воспоминания, дневники. — М. 1995. — Сс. 250−251.

[2] Есипович Я.Г. Записки сенатора // Александр II… - С. 248.

[3] Александр II… - С. 124.

[4] Лобачева Г. В. Монархическая идея в массовом сознании россиян 1881−1917 гг. Специальность 07.00.02 — История отечества. Диссертация на соискание ученой степени д.и.н. — Саратов, 1999.

[5] Протопопов. Н.П. 25 мая 1867 г. в Париже. — М.: 1867. — С. 19.

[6] К соотечественникам. [Передовая] // Московские ведомости. — 8 апреля 1866. N 43. Цит. по: Слава Всевышнему… - Сс. 13−15.

[7] Вейнберг П.И. 4 апреля 1866 г. (из моих воспоминаний). // Былое. — 1906. N 4. — Сс. 299−300.

[8] Рембелинский А. К покушению 4 апреля 1866 года // Исторический вестник. — 1906. N 4. — С. 90.

[9] Тихомиров Л.А. Тени прошлого. Воспоминания / Сост., вступ. статья и примеч. М.Б.Смолин. — М.: Изд-во журнала «Москва», 2000. — Сс. 217.

[10] Чесноков С.В. Мученическая плащаница Александра II (Опыт сопоставления цареубийства 1 марта 1881 г. и первой выставки картины Василия Сурикова «Утро стрелецкой казни») // Информагентство «Русская линия». 14 марта 2005 г. http://www.rusk.ru/st.php?idar=6669

[11] Достоевский Ф.М. Собр. соч. в 30 т. Т. 11. Бесы. Глава «У Тихона». Рукописные редакции. — Л., 1974. — С. 98.

[12] Об этом см. отрывок из записок А.С. Харламова «Казнь Каракозова», который справедливее было бы назвать «Покаяние Каракозова», во второй книжке «Исторического вестника» за 1906 г. (Сс. 461−463).

[13] Достоевский… Указ. соч… - С. 303.

[14] Александр II… Указ соч… - С. 217.

[15] Александр II… Указ соч… - С. 205.

[16] 1 марта 1881 г. Казнь Александра II. Воспоминания участников и современников. — М., 1931. — С.189.

[17] http://www.peter-club.spb.ru

[18] Там же.

[19] Флоренский П.В. Верьте в Бога и не гоняйтесь за чудесами (беседовал Д. Угрюмов) // Православное слово. Нижегородское братство Благоверного Великого Князя Александра Невского. — 2002. N 24(229). Декабрь. Рождественский пост. — С. 2.

[20] Есипович Я.Г. Записки сенатора // Александр II… - С. 248.

[21] На самом деле пять.

[22] Там же.

[23] Там же.

[24] Бенуа А.Н. Воспоминания // Александр II… - С. 366.

[25] Флайер М.С. Церковь Спаса на Крови: Замысел — Воплощение — Осмысление // Иерусалим в русской культуре. — М.: Наука. Изд-кая фирма «Восточная литература», 1994. — С. 185.

[26] Мицкевич С.И. На грани двух эпох: от народничества к марксизму. Мемуарная запись. — М.: Государственное общественно-экономическое изд-во, 1937. — С. 12.

[27] См. описание народной реакции на первое чудесное спасение: «Торжество Москвы было изумительно, радость неописанная, так что, читая все повременные издания, что в них изображено, исполнение общественной народной радости было убедительнее, внимательнее и понятнее немых слов, которыми стараются передать торжество. Вообще не хватает у нас ни разума, ни сил, ни слов, чтобы в точности передать и радостное и духовное торжество православного русского народа, который сколько благословлял Бога за спасение жизни своего возлюбленного Монарха, столько ликовал и народно, и о благоденственном его царствовании! Славься Русский могучий Царь (далее следуют стихи — С.Ч.)». Извольский… Указ. соч… - С. 10.

[28] Александр II… Указ соч… - С. 368.

[29] Катков М.Н. Совершилось! Царя-Освободителя не стало. — М.: Университетская Типография, Страстной Бульвар, 1881. — Л. XI.

[30] Катков отчасти неточен. «Приготовления в Николаеве», закончившиеся для С.Я.Виттенберга и И.И.Логовенко арестом 16 августа 1878 г. нельзя в полном смысле назвать покушением, но лишь «приготовлениями». Среди других приготовлений можно выделить приготовление к цареубийству: близ Одессы осенью 1879 г., в Одессе весною 1880 г., в С. Петербурге в августе 1880 г. Тем не менее названное Катковым число покушений верно, если за «покушения» считать покушения, «доведенные до практического осуществления» (выражение принадлежит Кану), как это делают в своих воспоминаниях народовольцы В.Н.Фигнер (Указ. соч.) и Л.А.Тихомиров (Смерть Александра II // Красный архив. 1924. N 6. С. 175). Именно этой традиции следовали в своем изложении и мы, называя четвертым покушением покушение 18 ноября 1879 г. Впрочем, данная проблема могла бы стать предметом специальной статьи.

[31] Там же… - Л. XII.

[32] Протопопов… Указ. соч… - С. 5.

[33] Тихомиров Л.А. Перед новым годом // Русское обозрение. — 1895. N 1. — С. 893.

http://www.pravaya.ru/govern/391/11 534


Каталог Православное Христианство.Ру Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика