 |
| Русское Воскресение | Николай Коняев | 14.03.2007 |
В общем уже пробил мой знакомый чек, рассчитался и спрятал в карман бумажник, когда к кассе подошла старушка и попросила выбить сто граммов сахарного песку.
— Ну, вы уже совсем! — сказала кассирша. — Скоро чайными ложками песок покупать будете!
— Дак что же делать, если денег столько… - ответила старушка. — Хоть и прибавляет Путин пенсию, а на песок все равно не хватает…
— И так меня по сердцу полоснуло, — рассказывал мой знакомый-чиновник, — что я и икру свою позабыл взять. Так расстроился…
К сожалению, то, что говорится о бедности и богатстве в эти дни на нашем Соборе немного напоминает рассказанную мной историю.
Бедные и богатые есть в любой стране, но только у нас они живут как бы в разных странах, ходят в разные магазины, говорят на разных языках и даже чувствуют все тоже по-разному.
1.
Еще Владимир Иванович Даль печалился, что мы перестали понимать смысл народных пословиц, потому что сильные и краткие обороты речи оказались вытесненными из письменного языка, чтобы сблизить его, для большей сподручности переводов, с языками западными.
«Со времен Ломоносова, — писал великий знаток русского языка, — с первой растяжки и натяжки языка нашего по римской и германской колодке, продолжают труд этот с насилием и все более удаляются от истинного духа языка».
Мысль Даля, что русский язык стараниями классиков оказался более приспособленным для переводов западных идей, чем для выражения собственных национальных мыслей, стала особенно актуальной в ХХ веке, когда объем невыраженных национальных мыслей достиг той критической массы, которая разрушила само русское общество.
И вот сейчас, когда анализируешь события, происходившие 90 лет назад, понимаешь, что уже тогда русские люди перестали понимать не только свои пословицы, но и смысл того, что происходило со страной.
В письме Павла Ивановича Милюкова, обнаруженном мною в архиве ФСК и опубликованном в книге «Гибель красных Моисеев», либерал N1 признается, что девяносто лет назад цели российских прогрессистов ограничивались: «достижением республики или же монархии с императором, имеющим лишь номинальную власть; преобладающего в стране влияния интеллигенции и равные права евреев».
«Ждать больше мы не могли, — объяснял в этом письме Павел Иванович, — ибо знали, что в конце апреля или начале мая наша армия должна была перейти в наступление, результаты коего сразу в корне прекратили бы всякие намеки на недовольство и вызвали бы в стране взрыв патриотизма и ликования».
На станции Дно до сих пор сохраняется поезд, который так и не был подан 2(15) марта 1917 года государю.
И это не императора Николая II не пустили тогда в Петроград изменившие Родине и государю аристократы и либералы, а саму русскую победу.
«Мы полагали, — писал Павел Иванович, — что власть сосредоточится и останется в руках первого кабинета министров, что временную разруху в армии и стране мы остановим быстро и если не своими руками, то руками союзников добьемся победы над Германией, заплатив за свержение царя некоторой отсрочкой этой победы… Вы понимаете теперь, почему я в последнюю минуту колебался дать согласие на производство переворота, понимаете также, каково должно быть в настоящее время мое внутреннее состояние».
2.
Вообще-то Павлу Ивановичу весной 1918 года следовало бы радоваться, ибо всё, о чем он мечтал, всё, ради чего предавал Родину, было достигнуто. Весною 1918 года в России и Государя уже не было, и евреи получили права настолько равные, что у русского народа, кажется, вообще не осталось тогда никаких прав.
Но перевод революции на русский язык после Октябрьского переворота оказался непостижимым даже для его непосредственного автора.
Что же говорить об остальных россиянах?
Только сейчас, оглядываясь на события, что происходили девяносто лет назад, начинаешь различать подлинные очертания их, начинаешь смутно догадываться о подлинных целях Октябрьского переворота.
Величайшее заблуждение, что после октябрьского переворота в нашей стране началось строительство социализма.
Захватив власть, большевики не провели ни одной, повышающей реальное благосостояние трудящегося народа реформы. Рабочим они смогли предложить только демагогию и — читайте роман Николая Островского «Как закалялась сталь» — полуголодный каторжный труд, а крестьянам — грабительскую, осуществляемую в самых худших вариантах крепостного права, продразверстку.
Но Ленин и Троцкий, озабоченные устройством мировой революции, в отличие от позднейших историков партии, и не скрывали, что строят они в России не социализм, а военный коммунизм.
Не очень-то скрывалось и то, что опиралась ленинская гвардия в своем преобразовании России отнюдь не на пролетариат или крестьянство, а на плохообразованные местечковые массы, которые хлынули тогда во все крупные города России, захватывая в свои руки должности, связанные с организацией управления и распределения продуктов.
«Еврей, — как совершенно справедливо отмечал тель-авивский историк М. Хейфиц, — человек, заведомо не из дворян, не из попов, не из чиновников, сразу попадал в перспективную прослойку нового клана».
Разумеется, было бы не верно утверждать, что русские люди не могли быть приняты в годы правлении Ленина на государственную службу или в органы ВЧК и ГПУ.
Могли…
Но при том непременном условии, когда с наганом в руках они могли доказать, что свободны от «иррационального» (мы цитируем тут наркома А.В.Луначарского) пристрастия к русской речи, русской истории, русскому типа лица", когда их начальникам-большевикам было очевидно, что судьба России и ее народа так же безразлична им, как и выходцам из местечек.
Отметим тут, что совершенно логичным в этом смысле был переход от военного коммунизма к НЭПу, поскольку местечковому населению, достаточно обогатившемуся за счет реквизиций военного коммунизма, за счет тотального ограбления православных церквей, более удобно и комфортно было ощущать себя нэпманами.
3.
Эту милую большевистско-нэпмановскую идиллию нарушил товарищ Сталин, который не обладал юрким умом Ленина и не мог понять, как это революционные завоевания трансформируются в новую разновидность возрождаемого капитализма.
Пуская в распыл ленинскую гвардию, вознамерившуюся реализовать таким вот бесхитростным образом награбленные богатства, Сталин боролся не только за собственную власть, но еще и за свои революционные идеалы.
И это именно благодаря Сталину и был построен в нашей стране социализм, и в послевоенные десятилетия и простой народ, хотя ему и пришлось принести неимоверные жертвы для этого строительства, начал ощущать реальные преимущества социалистического образа жизни.
Но этот социализм не захотела узнать ни наша прогрессивная интеллигенция, ни продвинутые по линии загранкомандировок партаппаратчики.
И вот опять же возникла проблема перевода…
Тот перевод демократической свободы на косноязычную русофобию перестройки, который был сделан Михаилом Сергеевичем Горбачевым, хотя он и получил за него Нобелевскую премиею, привел не к освобождению, а к развалу страны.
Точно также и сделанный Борисом Николаевичем Ельциным перевод рыночной экономики на чубайсовские ваучеры, вместо того, чтобы повысить жизненный уровень населения России, окончательно разорил его.
4.
Я не собираюсь останавливаться на критике ельцинских реформ. Гораздо важнее, на мой взгляд, осознать, что у созданного Ельциным и его окружением назначенческого капитализма нет и не может быть никаких перспектив, и сколько бы наши капиталисты-назначенцы не изменяли конфигурацию своей уворованной у народа собственности, стать подлинными капиталистами они не смогут.
Ведь в нашей стране усилиями реформаторов построена не рыночная экономика, а экономика колониальной страны, богатства которой должны расхищаться по определению.
Нынешнее правительство гордится, что ему удалось сократить государственный долг. Но почему-то при этом не говориться, что наши капиталисты-назначенцы успели за это время набрать в семь раз больше, чем было должно государство, долгов.
Считается, что за них отвечать придется тем, кто их брал. Это верно, конечно. Только чем они будут отвечать за свои крушевельские кутежи? Так ведь тем, чем они владеют в России, тем, чем они были назначены Ельциным и его семьей управлять…
По сути дела сейчас идет стремительно законодательное преобразование России в колониальную страну…
И собственно говоря, министры-экономисты из правительства ласково улыбающегося Фрадкова уже и не скрывают этого.
Есть такой анекдот. Идет колхозное собрание. Выступают члены колхозного правления, говорят: «Кредит, баланс, дебет…». Старик-колхозник долго слушал эти маловразумительные выступления, а потом не выдержал. «Ну, что вы все про дебет да кредет… - сказал он. — Вы лучше прямо скажите, сколько пропито, а сколько осталось».
Наши министры-экономисты чем-то схожи с этими членами колхозного правления. И так и этак вьются они, доказывая, что если использовать часть нефтедолларов для повышения пенсий и зарплат, то неизбежно возникнет инфляция.
«Почему? — задаешься вопросом. — Ведь инфляцию вызывает печатание бумажных, не обеспеченных ни товарами, ни золотым запасом денег. А у нас есть деньги реальные, заграничные. Если где и возникнет инфляция, то только в США, где печатают доллары, не сообразуясь с возможностями обеспечить их».
И почему мы должны переживать за американский доллар — совершенно не понятно.
Но ведь наши министры-экономисты именно инфляции в США и опасаются.
И они искренне считают, что — дешевеющий доллар, обваливающаяся американская экономика — это самое страшное для нашей страны.
Деньги наших олигархов, да и не только их, а и всей страны, весь наш стабилизационный фонд размещен сейчас за рубежом в долларах и прочих стремительно дешевеющих американских бумагах.
Разумеются, очень страшно, когда И.В. Сталиным на плечи русского народа была обрушена в тридцатые годы непосильная тяжесть создания могучей оборонной индустрии. Но та старушка-пенсионерка, с рассказа о которой я начал свое выступление, тихо и бессловесно умирает от недостатка самых необходимых продуктов и лекарств, только потому, что Соединенные штаты Америки ведут затянувшуюся войну в Ираке, потому что они сооружают свою ПРО, и при этом живут явно не по средствам.
И, конечно, это страшнее сталинских репрессий — наше нынешнее правительство готово переложить американские заботы на плечи наших влачащих нищенское существование стариков.
5.
Все эти дни работы XI Всемирного Русского Народного Собора много говорилось о том, что для проведения чубайсовской приватизации в нашей стране помимо введения гибкого и податливого законодательства, необходимо было и языковое обеспечение разорительной для русского народа приватизационной реформы.
Едва ли нынешним олигархам удалось бы так лихо «кинуть» всю Россию, если бы не придумали они свои загадочные «ваучеры», если бы не переименовали знакомые и привычные русскому уху слова в маркетинги и консалтинги…
Если бы пороки, замаскированные льстиво звучащими американизмами, не скрыли свой омерзительный облик, не сумели притвориться респектабельным, хотя и непривычным для обывателей стилем жизни…
Действительно, слова «киллер» и «рэкетир» не так сильно резали слух, как «убийца» или «вымогатель"… И слова эти были необходимы тем реформам, которые проведены в нашей стране, так же, как слово «ваучер».
Вспомните, какой вой поднялся в средствах массовой информации, когда в Государственной Думе предыдущего созыва попытались принять Закон о защите русского языка.
И напрасно было возражать, что Закон о защите русского языка будет бороться не со словами «лазер» или «компьютер», а с тем нравственным обманом, который протаскивают в нашу жизнь льстиво-звучащие синонимы, с попытками легализации порока в нашей жизни. Мы все надеялись, что Закон этот поможет вывести наш язык из того состояния шока, в которое он погружен…
Принять закон не удалось.
Да и не могло бы удастся, потому что на этом заморачивании населения и строятся все переводы, которые осуществлялись и продолжают осуществляться современным политтехнологами.
Честно говоря мне представляются наивными наши упования на Фрадцова или Путина. Конечно, за восемь лет правления Владимира Владимирович кое-что изменилось в нашей стране, но принципиальные проблемы, например грабительскую по отношению к народу и государству ренту взимаемую за добычу полезных ископаемых (наши олигархи по-прежнему, как и в ельцинские времена забирают себе восемьдесят процентов прибыли, а государству отдают всего двадцать) или вопросы дальнейшей колонизации нашей страны не решаются.
И всё, всё делается для того, чтобы мы перестали различать популярность политика и народное равнодушие замученного реформами электората. Слава Богу, что политтехнологи называют это не любовью, а просто рейтингом.
В самом деле, глядя на стоящих с протянутой рукой стариков, как-то не повернется язык говорить о росте любви народа к руководителю страны. Ну, а о рейтинге, отчего же не говорить.
Рейтинг растет…
6.
Любопытно, что, как и большевики, которые опирались после революции на местечковые массы, становящиеся российским чиновничеством, и ельцинская семья в девяностые годы, чтобы обеспечить свою власть, вынуждена была опираться не на армию, не на спецслужбы и, конечно, не на предпринимателей или интеллигенцию, а на все тоже чиновничество, которое единственное и выиграло от произошедших реформ, обеспечив себе помимо взяток и откатов, еще и высокие, реально растущие оклады, несравнимые с прочим населением пенсии.
Возможно, русской крови в этом новом классе, ставшем опорой ельцинской семьи, было больше, но по полнейшему безразличию к судьбе России и положению русского народа ельцинское чиновничество вполне могло составить конкуренцию местечковой прослойке совслужащих двадцатых годов.
Сотрудники НИИ комплексных социальных исследований Санкт-Петербургского государственного университета провели опрос, показавший, что, хотя в основной своей массе население нашей страны и позиционирует себя с православием, но это касается лишь простого, не принадлежащего к властным кругам населения. Среди начальников всех уровней у нас самый большой процент атеистов, хотя самый главный начальник вроде бы и ведет образ жизни православного человека.
Получается, что для православного народа пишут законы и заставляют соблюдать их неправославные люди.
Правда и на вопрос: необходимо ли исполнять закон, который является, по вашему мнению, несправедливым? — отрицательный ответ дало 50% респондентов, а затруднилось ответить — 14%. Так что получается, что атеисты могут писать свои законы для православного народа, но взамен они получают правовой нигилизм.
Так и происходит разделение.
Повторю, трагедия современного общества в том, что все мы и живем по совершенно разным законам и, являясь гражданами России, живем в совершенно разных странах.
Ведь если строго говорить, то Михаил Сергеевич Горбачев со своими приспешниками никого не обманул.
Он обещал дать свободу, и он не обманул. Мы получили свободу торговать… Мы получили свободу развращаться и развращать других. Мы получили свободу продавать свою Родину, свою веру, свой народ…
Ну, а то, что многим из нас такая свобода не нужна, это не Михаила Сергеевича вина.
7.
Что может противостоять этому обману?
Конечно же, прежде всего литература…
Но литература, не только не поддерживаемая, а сознательно и целенаправленно уничтожаемая государством, сама погружена сейчас в первобытный нравственный хаос и просто не способна выразить те самые невыраженные национальные мысли, о которых говорил В.И. Даль.
И как это ни горько, но по сути дела за минувшие с августовского путча годы современная художественная литература не сумела сказать ни одного по-настоящему общественно значимого слова, которое было бы услышано всей страной.
Эти слова произносит сам измученный, измордованный нашими реформаторами, замороченный нашими политтехнологами русский народ.
И, конечно, у кого еще, как не у народа, учиться нам настоящему русскому языку. Дивной, могучей силой обладают слова народного языка.
Одно только русское слово «Кондопога», прозвучавшее полгода назад, разом перевернуло весь разукрашенный фальшивыми рейтингами ландшафт нашей страны.
8.
И все-таки при всем сочувствии к протестному движению, поднявшемуся в России против засилья нерусских торговцев на рынках русских городов, против наживающейся на русском сельхозпроизводителе мафии перекупщиков, я все же считаю, что есть более перспективные пути для выхода из кризиса.
Тому реальному злу, которое несут инонациональные сообщества, практически приватизирующие всю инфраструктуру, включая местную милицию и муниципальную власть, в таких городках, как Кондопога, надо все-таки противопоставлять не ненависть к приезжим, а воспитание самоуважения в себя, постижение и укрепление собственной национальной культуры и духовных ценностей, воспитание категорического неприятия тех людей, независимо от их национальности, которые каким-либо образом посягают на наши святыни.
Но о каком уважении к святыням может идти речь, если участившиеся до неприличия вздохи и сетования, дескать, национальное возрождение, или даже введение в школах курса православной культуры может посеять национальную рознь, может способствовать распаду Российской Федерации, стали приметой нашего времени.
Самое смешное, что эту заботу о единстве нашего государства проявляют те апологеты олигархическо-либерального движения, которые более других потрудились, чтобы разрушить СССР, которые и сейчас не оставляют кропотливой работы по разрушению России.
Разумеется, можно и не обращать внимания на эти лицемерные воздыхания.
Россия слишком большая страна, ее не опрокинуть никакими даже самыми изощренными политтехнологиями, ее не отравить никакими ядовитыми миазмами нынешней швыд-культуры.
Тем более, что — чем это объяснить, если не Божьей помощью? — именно сейчас, в эти воистину роковые для нашей страны годы, является нам череда дивных юбилеев, которые, конечно же, могли бы многое переменить, укрепить и укрупнить в нашем национальном самосознании, которые бы могли объединить всех нас русских коммунистов и русских капиталистов, русских монархистов и русских демократов.
Только в этом году, 11 февраля можно было бы отпраздновать — пятьсот лет со дня рождения «исповедника Правды» митрополита Филиппа (Колычева).
А летом еще один юбилей — тоже 500-летие явления преподобному Александру Свирскому, единственному из русских святых, Святой Троицы.
И как-то не очень и понятно, почему мы пропускаем эти события.
Неужели подсознательно мы все опасаемся, что наш народ может очнуться от векового обморочного состояния и восстать и стать таким, каким он был во времена Святой Руси.
А если не боимся, то почему же не приготовиться нам, почему бы не объявить соборным решением будущий год — годом не только президентских выборов, но еще и годом столетия памяти всероссийского батюшки — святого праведного Иоанна Кронштадтского.
Право же обращение к памяти великого русского святого гораздо важнее, чем обращения к Фрадкову и Кудрину. По крайней мере мы можем быть уверены, что наше обращение к нему за помощью будет услышано им.
9.
Вспомните, что именно благодаря Иоанну Кронштадтскому было спасено наше отечество в 1905 году.
Разжечь революцию тогда не удалось.
Доморощенных врагов России и заграничных любителей красивой революционной жизни смело тогда мощное движение русского народа, которое благословил святой праведный отец Иоанн Кронштадтский.
«Помню первый митинг Союза Русского Народа, — вспоминал П.А. Крушеван. — Он состоялся в Михайловском манеже. На митинге собралось тысяч двадцать народа… Это были величественные и потрясающие минуты народного объединения, которых никогда не забудут те, кому довелось пережить их. Все грани, все сословные и социальные перегородки исчезли; русский князь, носящий историческую старинную фамилию, стоял бок о бок с простолюдином и, беседуя с ним, волновался общими чувствами; тут же в толпе был и известный государственный деятель, были генералы, офицеры, дамы… Все перепуталось, все смешалось в какую-то кашу… Но над этой пестрой массой, сливая ее в одно существо, властно царила одна общая душа, душа народа, создавшего одно из величайших государств в мире, — и теперь угнетенная опасением, что и храм, созданный трудом десятков поколений, и народные жертвы, и подвиги предков — все это рухнет — бессмысленно под натиском врагов, которые уже рубят устои, поддерживающие священный храм».
Этой силой общей души народа, создавшего одно из величайших государств в мире, и были сметены в декабре 1905 года все Гельфанды и Троцкие.
И кто как не отец Иоанн Кронштадтский, не память о нем необходимы нам в предстоящем, таком непростом для нашей страны году?
Празднование 100-летия памяти Иоанна Кронштадтского без сомнения объединит страну крепче, чем любые пиаровские и политтехнологические мероприятия.
Если мы организуем крестный ход от кронштадтской площади, на которой стоял Андреевский собор, в котором святой праведный Иоанн Кронштадтский совершил 19 345 литургий, до Сурского монастыря, его Родины, мы соединим весь северо-запад.
Если мы сумеем поднять всероссийское движение мемориализации мест, связанных с памятью святого, мы объединим всю нашу страну — сотнями исчисляются города и поселки, в которых служил и проповедовал Всероссийский батюшка.
Если мы проведем съезд настоятелей всех храмов, посвященных памяти святого праведного Иоанна Кронштадтского, мы объединим весь православный мир — во многих странах имеются такие храмы.
В юбилеях есть магическая сила. Во всенародном переживании происходит не только воспоминание о событии, но и укрупнение события, и подлинное осуществление его.
И главное же, что мы можем сделать в ходе празднования столетия памяти Иоанна Кронштадтского, это достичь единства в самих себе, понять, наконец, что судьба православия и России важнее для нас любых наших привязанностей и обольщений.
