Правая.Ru | Священник Димитрий Познанский | 02.03.2007 |
Вопрос автокефалии — это вопрос, в первую очередь, пользы церковной. Объективно, в сотериологической перспективе, никакого духовного ущерба и никакой духовной пользы от наличия или отсутствия автокефалии быть не может. Однако в тех или иных исторических условиях автокефальный статус может иметь позитивное влияние на жизнь Церкви. Например, когда Константинопольский Патриархат уклонился в унию, а позже стал ограничен в своей деятельности иноверческой властью, просьба православного Российского государя и епископата Русской Церкви к Константинопольскому Патриарху об учреждении патриаршества на Руси была совершенно закономерной. Но когда сегодня нам говорят о том, что будущее Православной Церкви на Украине зависит от того, насколько последовательным будет курс политиков на евроинтеграцию, остается только развести руками. Ведь нынешняя Европа не только ни сном, ни духом не ощущает себя православной, но и вообще исключила из проекта своей конституции упоминание о христианских корнях европейской цивилизации.
В свое время «хорошую» подпитку спекуляциям на тему автокефалии дал ляп экс-президента Украины Леонида Кравчука о том, что «в независимом государстве должна быть независимая (читай автокефальная) церковь». Хорошо, что его не услышали на Африканском континенте, являющимся канонической территорией Александрийского Патриархата, и включающем 55 независимых государств. Не говоря о том, что автокефальных церквей на всем земном шаре не более шестнадцати.
Самым благонамеренным поводом для спекуляций на тему канонического статуса Украинской Православной Церкви является, на сегодняшний день, предлог о необходимости уврачевания раскола. На самом деле вопрос канонического статуса Церкви и вопрос уврачевания раскола это совершенно разные вещи, не имеющие друг к другу никакого отношения. Согласно православному вероучению, раскол — это тягчайший грех, к уврачеванию которого служит отнюдь не «изменение канонического статуса Церкви», а искреннее покаяние. «Раздирать Церковьзначит не менее, как и впадать в ересь.
Церковь есть дом Отца Небесного, Единое Тело и Единый Дух», — говорит святитель Иоанн Златоуст. Говорить о том, что грех раскола может быть уврачеван через изменение статуса Церкви, означает идти не на встречу грешнику, а на встречу греху, это все равно, что легализовать прелюбодеяние и гомосексуализм и объявить проблему греха в этой сфере уврачеванной. Автоматически зачислить всех раскольников в Церковь, как предлагают некоторые, будь то через «перерукоположение» или без него, невозможно ни при помощи автокефалии, ни при помощи Константинополя, так как это будет кощунством и профанацией таинств. Нераскаявшийся грешник не оживет, он так и останется духовным мертвецом.
Святитель Димитрий Ростовский рассказывает, что «упоминается в историях некий мучитель, тиреннийский царь по имени Мезентий, который мучил пленников так: привязывал к живым людям трупы мертвых, прилагая их лицо к лицу, руки к рукам, ноги к ногам, и живой носил мертвого до тех пор, пока он не сгниет и своим смрадом не уморит его». Именно такой рецепт «уврачевания раскола» и предлагается сегодня церковно-политическими спекулянтами.
На самом деле разговоры об автокефалии обусловлены не попыткой уврачевания раскола, а в «лучшем» случае желанием подстроить Церковь под себя, сделать ее более комфортной, более демократической, более совместимой с духом мира сего, а в конечном итоге и вовсе независимой от Бога. Можно ли быть «независимым» от Бога, в тоже время сохраняя атрибуты религиозности? Парадоксально, но да. Собственно сама по себе религиозность, лишенная духовного делания, желания следовать воле Божьей — это и есть попытка отгородиться от Бога, и одновременно с этим оправдаться в собственных глазах. Раскол будет существовать до тех пор, пока будут существовать люди, ставящие свои личные амбиции, свое мнение, свою идеологию, гордыню, сребролюбие, властолюбие, похоти и т. д. и т. п. выше Христа и Церкви. Что же касается «проблемы» уврачевания раскола, объективно ее просто нет: двери покаяния открыты для всех.