Фонд стратегической культуры | Эдуард Попов | 27.02.2007 |
В то же время, с нашей точки зрения, аномальные явления в общественно-политическом и экономическом развитии России, обозначаемые общим понятием «ельцинизм», не могут быть объяснены исключительно в категориях политики или экономики. Ельцинизм как общественная и духовная аномалия является, прежде всего, следствием деградации русского национального сознания. Данный вывод нимало не умаляет актуальности всестороннего пересмотра ельцинского наследия на политическом уровне и значения требования общественного суда над бывшим президентом РСФСР/РФ. Такой суд открыл бы процесс «реабилитации» государства Российского, начав с восстановления его настоящего исторического имени.
И Горбачев, и Ельцин — фигуры слишком незначительные (по калибру личности, а не по разрушительным историческим последствиям их деяний), чтобы возлагать на них главную ответственность за все, что произошло с нашей страной в конце ХХ-го и продолжает происходить в начале ХХI века. Мелкие бесы, волею случая вознесенные на вершину власти, — русская история знает немало таких примеров… Все же наш ответ на сакраментальный вопрос «кто виноват», будет очень неточным, если тяжесть ответственности за трагедию русского распада мы возложим на этих фарисеев, — даже с оговоркой, что колоссальный резонанс их бездарного правления был обеспечен многократным усилением эффекта их деятельности вездесущими американскими спецслужбами. Все это было, но это не должно заслонять более важного, духовного смысла длящейся русской катастрофы.
То, что происходит в России начала ХХI века, — не более чем вариация на тему ельцинизма. А ельцинизм вырос из горбачевской шинели. Таким образом, мы могли бы сейчас воскликнуть: «Перестройка продолжается!» — и были бы правы в том смысле, что попытки «перестроить» главные опорные конструкции тысячелетней национальной истории не прекращаются. А если сделать еще шаг и перейти из плана политических оценок в план духовно-исторического существования народа, то мы должны признать, что все существование современной («постсоветской») России не образует самостоятельной исторической эпохи, — оно являет собой затянувшийся переходный период разложения советского строя, вторую русскую Смуту.
Те же Горбачев и Ельцин — дети (пусть и неблагодарные) советского прошлого. Разрушительный механизм, запущенный в феврале 1917-го, на новом витке социально-исторического развития воспроизводится и сегодня. Сначала этот механизм работал на разрушение православной монархии в России, русской исторической государственности, сегодня он отлажен таким образом, что год за годом обеспечивает физическое истребление русского племени. Уже второй десяток лет русское население в РФ сокращается почти на миллион человек ежегодно. Нашим либералам, легкомысленно отметающим разговоры о «мировой закулисе», но слепо верующим в заговор «русского фашизма», следовало бы очень внимательно всмотреться в судьбу сербов, которым демократический Запад, по меткому выражению Тютчева, не может «простить» России и Православия.
Врагам России удалось еще одно «свершение» — оболгать историческую память русского народа. В ХХ веке над разрушением русского исторического имени трудились очень тщательно. Вместе с Горбачевым и Ельциным ответственность за это должны разделить и основатели советского строя, возведенного на развалинах русской государственности. Именно большевики первыми пошли на отказ от самого имени тысячелетнего государства. Это имя, по их мнению, было слишком реакционным и шовинистическим, напоминая о Российской империи. Введя аббревиатуры «РСФСР», а потом «СССР», сбросив «проклятое прошлое» с «корабля современности», большевики на символическом уровне отказались от обязательств исторической преемственности в жизни народа. Они создали дожившую до наших дней «традицию» ассоциировать с именем «Россия» самый крупный ее осколок — РСФСР (ныне РФ).
Между тем русскому патриоту невозможно примириться с мыслью, что Киев, мать городов русских, навеки останется столицей другого государства. Никогда не примирялся с судьбой разделенного народа и немецкий народ. Известный политический философ и публицист русского зарубежья Игорь Андрушкевич, говоря об особенностях конституции ФРГ, принятой во времена Конрада Аденауэра, писал: «писанная конституция не может существенно нарушать неписанную: Конституция ФРГ запрещает изменение путем конституционных реформ исторических границ между отдельными землями Германии и одновременно открывает двери для автоматического в нее включения в будущем тех немецких территорий, которые были от нее отторгнуты путем насильного расчленения Германии"1.
В противоположность этому вожаки «демократической» постсоветской России не только осуществили «насильное» расчленение своей страны, но и закрепили его, придав внутренним административным границам между бывшими союзными республиками, установленным большевиками, статус незыблемых межгосударственных границ. Народы нашего Отечества расплачивались за это кровью.
Приняв для страны наименование «Российская Федерация», Ельцин и его вдохновители поступили по-своему логично, ибо восстановление исторического имени государства привело бы к следующему закономерному шагу — постановке вопроса о правопреемственности постсоветской России по отношению к России в границах 1917 года, то есть России исторической.
С культурно-исторической (цивилизационной) точки зрения, происходящее в нашей стране в 90-е годы ХХ — начале ХХI века можно рассматривать как отступление от православно-русской идентичности и торжество воинствующей либо слегка отретушированной русофобии. «России нет, есть РФ, — говорит один из современных лидеров русского зарубежья Петр Будзилович. — Соответственно, политика современной России — такая же русофобская, как политика СССР с момента его основания».
Хотя основной удар в период торжествующего ельцинизма был направлен против русских, его жертвами стали и другие коренные народы России. Так называемый «путинский неоконсерватизм» отличается от ельцинского псевдолиберализма по целому ряду параметров, однако в вопросе о духовно-исторической преемственности России постсоветской по отношению к России досоветской, имперско-православной (в том числе в вопросе возвращения самого имени страны) принципиальной разницы между этими двумя направлениями нет.
Один из авторов «Русской доктрины» Виталий Аверьянов пишет: «Динамический консерватизм (консерватизм традиционалистского типа) тем и отличается от консерватизма чисто охранительного…, что он свободно и непредубежденно относится ко всем этапам русской истории. Советская эпоха для него — эпоха отпадения от традиционных ценностей. Страшна не сама технологическая и культурная модернизация, в которой можно усмотреть и благо, но те «зачем?», «для чего?», которые служили импульсом грандиозных потрясений» 2.
Хочется надеяться, что осторожные шаги по пути перемен к лучшему, которые обозначились в последнее время, прежде всего, во внешней политике России (выступление В. Путина на Всемирном Русском Соборе, его Мюнхенская речь), получат развитие во внутренней жизни страны. В том числе — в вопросе восстановления преемственности по отношению к духовной и государственной традиции исторической России. Сумеем сделать этот символический, но преисполненный глубокого внутреннего смысла шаг — значит, сумеем начать и практическую работу по восстановлению государства Российского. А остальное приложится.
2 Аверьянов В. О смысле русского неоконсерватизма // www.pravoslavie.ru
http://www.fondsk.ru/article.php?id=595