Часто мы видим, что в храм Божий приходит еще не воцерковленный, не намоленный человек. Он идет, движимый внутренним своим чувством, своим подсознанием, в котором появилась освящающая мысль, свет благодати — пойду, зайду в церковь и посмотрю, что там совершается. И вот он видит, что вопреки ожиданию, вопреки тому, чему его много лет учили — что в церковь ходят одни старухи, — здесь стоят почти одногодки. Те, кто также пробивает дорогу в храм, ломая преграды, как ледокол: свое искусительное неверие, свое самовнушение — мол, что здесь делать?
Но мы, старые священники — дети своей эпохи, и мы прошли все это ясным опытом своей многострадальной жизни, прекрасно осознав то, что вас сегодня зовет к Богу. Да, и в вашей жизни сейчас сплошь и рядом — те же насмешки, издевательства, то же кощунственное отношение к Богу, к нашим иконам, к нашей вере и молитве со стороны сродников, соседей, сослуживцев — тех, кто самодовольно спрыгнул с дерева жизни.
Многих из них только недавно за ручку ввели в мир, но они уже возомнили о себе, что стали грамотеями и все знают, все понимают. На самом деле они лишь впитали пустое атеистическое воспитание безумных «строителей новой жизни», которых заставляли изучать диалектику Энгельса, Маркса — вождей и убийц Матери-России.
И вот уже прошло девять лет нашей свободной русской жизни. Почему люди не идут в церковь, почему бросаются в сети курения, пьянства, наркомании, всех этих дискотек и порнух, забывая о том, что за эту грязь придется давать отчет? Чем? — Своим здоровьем и своими страданиями. За что? — За то, что преступили Закон Веры и сознательно отказались от Бога. За то, что предали себя в объятия демонизма, который сегодня так победно шествует по планете.
Запад уже все предал, там нет никакого понятия о святыне. Как, например, в Сан-Франциско, где хотят убрать крест, установленный на месте страшного землетрясения 1923 года, когда погибли тысячи людей. Этот крест мешает их свободному взгляду.
И как часто сегодня можно видеть, что главная наша святыня — крест — болтается на шее, как украшение. Особенно преуспели в этом наши артисты. Наплевательское отношение к святыне идет с Запада, а мы — непутевые подражатели этому. Ведь что нас, русских, давит? Мы, умнейшая нация, не сами думаем — мы привыкли подражать. Они носят, и мы начнем. У них вся эта грязь — ночные клубы, и у нас давай их открывать на каждом углу. Сколько ж можно подражать? Где, русский человек, твои совесть, честь, порядочность, стыдливость, скромность?
Да, за ошибки молодости, когда вы были некрещеными, невоцерковленными, и широко шагали к коммунизму, к «светлому будущему», теперь приходится расплачиваться не только здоровьем, но и страданиями. Самое главное — душа пустая, неинтересно жить, нет цели никакой. Сегодня, с одной стороны нам обещают райское блаженство, с другой, могут и к стенке поставить. Куда податься? Человеку, конечно, в этом безумном мире трудно разобраться, потому что голова забита этими разными взглядами.
А ты приди в храм Божий, побудь с нами, помолись, посмотри и увидишь, что мы — такие же дети России. Что, мы не знаем жизнь, не понимаем ее? И разве нам было легко жить без Бога? Но когда мы были помоложе, чем теперь, мы поняли, осознали, прочувствовали, как трудно без Бога. И тогда каждый сказал себе: я обязан, я должен быть в храме Божием — как русский православный человек!
Этот вопрос я поставил себе в 1941 году, и вас учу уже почти 50 лет как священник. И горжусь тем, что живу в православной стране, живу с радостью, переношу все трудности своей многострадальной Родины, своего русского народа, у которого душу вынимали 82 года. И сегодня еще стремятся вынуть, говоря, что жили якобы хорошо. Да, пайки давали — некоторым. Их купили этими подарками. А основная масса народа была как отребье общества. Быстро забыли, например, о том, что на всех мясокомбинатах был специальный цех, который вырабатывал для партаппаратчиков деликатесы. А нам оставалась какая-то требуха. Было это все, было…
Да, нам очень дорого досталась эта свобода, это право молиться. И надо дорожить такой возможностью, напитать свою душу молитвой, войти в этот мир радости души, счастья, утешения, помощи, благодати, Веры. Надо войти — и тогда вы поймете, что есть Православие, что есть Вера. И вы осознаете, за что нас гонят сегодня, зачем опять лезут в нашу душу — ведь мы прекрасно знаем Бога, прекрасно понимаем тысячелетнюю историю родного Православия.
И еще хочу напомнить вот о чем. Пришли сегодня к нам люди из других храмов, и, не оглянувшись, собрались к Причастию. Спрашивают: «А что это такое?» — Глаза моргают, как у первоклассника. Это — великая тайна, которую надо ощутить и понять. Вырасти сначала надо в лоне Православной Церкви, подготовиться к принятию величайшей святыни, а уж потом подходить к Святой Чаше.
Вот это сегодня нас расшатывает, эти двери равнодушия, и я бы сказал — жестокого и циничного отношения к своим христианским обязанностям, нежелание пойти в церковь, помолиться. Когда один пойдет — за ним тысячи пойдут. А где один молится, а тысяча не молится — это очень плохо. Ждут, когда Господь их тряханет — лишь тогда вспомнят о Путеводителе своем на земле.
Надо, родные, надо быть ближе к храму. Особенно теперь, когда мы стоим на пороге XXI века. Трудно будет. Очень трудно. Изощренно, цинично, опять будут влезать в душу и соблазнять. Помимо компьютера, что-нибудь еще придумают, опять с Запада в Россию-Мать грязь начнут тащить. Опять цель единственная — унизить, заплевать и затоптать русский народ. А мы — поддаемся…
Мне очень больно всегда видеть, как люди предают Россию. Теперь еще и наркоманы — как быть, если они ничего не хотят делать? Вот пришел ко мне позавчера один — жить не хочу. — А что такое? — Молодой, красивый, хлеб-соль есть, работа — тоже. А там разве ждут тебя? Об этом он не задумался. Но надо здесь пройти свой указанный Богом путь. Ведь когда подумаешь, как туда идти — и страшно становится…
Поэтому я и говорю тем, кто впервые приходит в церковь — войдите в этот мир спокойствия и радости, который у нас есть. Все мы не случайно пришли сюда. И вам пора проснуться и осознать, что есть Православие, что есть Россия-Мать что есть Святая Русь. И что такое русский человек — он верующий, крещеный и любит храм Господень. Вот три вопроса, по которым вы всегда узнаете настоящего русского человека.
Вперед, Россия — к Богу, к трезвой жизни
Как священник со стажем, могу сказать — без отдельного разговора с каждым нуждающимся человеком дело не пойдет.
То, что мы загружены и не имеем времени, сидя в храме, побеседовать с болящим душой и телом человеком — не делает нам чести. У нас времени очень много, и МЫ 0-БЯ-ЗА-НЫ ВСЕ ЭТО СОВЕРШИТЬ! Но, простите, отцы, — пренебрежение, нежелание и духовный сон!
Да, духовный сон. Мы оправдываем свое нежелание отдать полдня-день в храме тем, кто жаждет получить наставление. Забываем, что Святейший Патриарх Алексий II призвал нас к этому, сказав своим словом первосвятителя: «В каждом храме должна быть Литургия после Литургии». То есть я отслужил Литургию, и затем должен сделать все необходимое для тех, кто остался в храме — до полного удовлетворения всех жаждущих духовной беседы со священником. Вместо этого я вижу, как священники отвечают: «Прости, потом, мне некогда» — и уходят.
Мне очень больно, что даже в нашем Санкт-Петербурге есть немало храмов, где службы совершаются только по субботам и воскресеньям. Сколько непочатых дел? А где батюшка? Что он делает на неделе, чем занимается? Он же давал обет служить Богу и людям, по первому зову посещать всех болящих, скорбящих, страждущих, всегда идти им на помощь.
Так где он? Вот поэтому я и сказал: духовная спячка наша, мы спим. Приходит родительская суббота, а службы нет. А почему? Батюшка отменил…
Вспомним Иоанна Кронштадтского — он всего себя отдал Богу и народу. С чего начинал отец Иоанн? Сразу такой разве был? Святость дается тяжелейшим крестом! Надо измараться, надо выпачкаться, надо поваляться в грехе народа — тогда и поймешь, что к чему. А мы только видели — ах, отец Иоанн Кронштадтский плывет на пароходе, ах, у него ряса какая шелковая, а вот он среди купцов богатых, ах, к нему много народу ходит… А начало какое было, кто помнит? Вы знаете начало?
А отец Алексей Мечев? Он 10 лет молился в совершенно пустом храме, а уж потом к нему вся Москва ходила. Душа, душа у него какая была! Вот и нам не надо громких речей, а когда мы душу отдадим, тогда дело и пойдет. Для меня как священника во главу угла что поставлено? — Чтобы храм был всегда открыт и чтобы каждый с обремененной душой и грехом мог сюда прийти и поговорить.
У нас в епархии много священников — 500 человек, а где плоды-то? Плоды где?
Себе я давно сказал — я обязан, я должен, я не имею права находиться где-то вне стен храма, не общаясь с народом. И этим путем я иду почти 50 лет, начиная с послевоенного времени, когда и гонений было немало — на меня постоянно доносили уполномоченному:
— Зачем он общается с народом? Не положено, нельзя!
Но я этому не внял, не отошел ради страха иудейского от Богом указанного пути, от народа. Мне было важно и интересно знать духовные нужды людей. И у верующих, у детей послевоенного времени, я научился тому, что сегодня в духовной беседе прекрасно понимаю и чувствую горе и нужду. Человек никогда не пойдет пить, если он со мной посидел, потолковал. А что ему сказать, я прекрасно знаю, знают это и другие священники. То есть дело здесь в работе священника, в его совести. У мирян тоже есть колоссальные возможности, поэтому я всегда и призываю: займитесь делом миссионерства, зай-ми-тесь. Ведь вы бываете в домах, общаетесь с другими людьми — вот и действуйте!
Были годы, когда в нашем городе процентов 90 было людей неверующих. Тогда верующие христианки говорили им: «Тебе трудно, зайди в Никольский собор», но неверы частенько отвечали: «Нам стыдно подойти к священнику, неудобно». Но христианки все равно старались нести свет веры и принимали участие в сострадании бедам того же послевоенного времени. А сегодня у вас, мои дорогие, большущее поле деятельности, громаднейшее. И ваше слово скорее дойдет до той жены, у которой есть эта болячка. Тихонечко, не оскорбляя, подскажи ей: «Зайди в церковь, поговори с батюшкой». Потому что обязательно нужна индивидуальная беседа, а уж потом скорее поможет и общая молитва в храме.
Много тех, кто только числятся православными. Как и в те времена, когда люди считались коммунистами, а на деле и не были реальными защитниками этой идеи. Так и здесь — эти люди пришли или по привычке, или по гордости и от самоуверенности, что они все знают. Но это — полная бездуховность, свидетельство того, что у них нет духовного руководства. И когда я останавливаю человека, зарвавшегося своим гордым «я», которое проявляется даже на исповеди, мне в лицо кричат: «Что вы делаете, я без вас знаю. Пойду в другой храм — там мне ничего этого не скажут и не спросят».
Опять виноваты мы, священники. Мы боимся лишний раз одернуть таких людей в их горделивом шествии и сказать им о том, на какой опасный путь они встали. Я вижу, как они стоят в храме, как молятся, и опять возвращаюсь к прежнему — батюшки, где вы? Посмотрите на своих прихожан духовным взором! Рассмотрите, что на самом деле делается в их душах, и научите тому, чему вы должны научить! Ведь сегодня очень легко собрать прекрасную общину — людей, жаждущих нести свет веры. Есть, где помолиться людям и в этом горе — в пьянстве, есть, где наставить.
Но, к сожалению, опять часто мы не так, как надо, наставляем. Часто мы читаем не те книги. Ну кому нужны письма Амвросия Оптинского высокопоставленным лицам середины XIX века? Мы этих людей не знали и не видели, и нам гораздо важнее узнать то, как сейчас надо жить и что делать в той страшнейшей обстановке зла и духовной грязи, которая со всех сторон на нас льется. А все, что было раньше, писалось для людей другого времени. Даже когда я был молодым священником, у меня были одни духовные потребности, во времена Брежнева и до 1991 года — другие. А затем, когда Россия вернулась на круги своя, когда легко и свободно можно идти молиться и говорить о Боге, у нас проблема третья — мы все еще живем по закону советского времени, когда Церковь отделена от государства.
Многие директора школ и учителя возражают преподаванию Православия. Сегодня опять идет явная душеубийственная борьба против Православия — в школах объединяют патриотизм, Православие и что-то там еще. А надо выделять Православие, потому что патриотизм рождается только из веры. Это опять кому-то для чего-то надо. И требуется снова держать ухо востро. Особенно тем, кто знает современную жизнь и бывает в Храме, кто стоит в вере. Им надо быть проповедниками и благовестниками этого великого дела -спасать надо Россию духовно. А когда духовно человек поднимется — поймите, за водкой он не потянется, пить с друзьями не будет.
Всегда, когда вопрос касается трезвости, я говорю: «Давай-ка ты мне сюда жинушку — не жену, а жинушку, хозяюшку — я с ней потолкую, в чем ты виноват». И вот уже с этого момента человек начинает стыдиться, начинает осознавать свой грех…
Но мой стиль никому не подходит. Потому что я ссылаюсь не только на Священное Писание, а на ту труднейшую жизнь, которую я видел и сам испытал. Я «жизнь учил не по учебникам». Если бы в Никольском соборе, где я прослужил 23 года, я говорил проповеди по учебникам, думаю, люди бы ко мне не подходили. Это центр города, лицо бывшего Ленинграда, и было очень трудно возвращать людей к Богу — блокадников, фронтовиков, лагерников. Тем более, что стали приезжать из Америки священнослужители-эмигранты, которые говорили, что я священник на красной подкладке, потому что работаю на советскую власть. Нет, я не работаю, я служу Богу и России. И здесь мне вспоминается один священник псковской епархии. Когда в 1944 году его обвинили в том, что он поддерживал немцев, батюшка ответил на это так:
— Нет, в трудное время войны мы собирали народ и звали его к Православию, разделяя вместе с ним голод, холод и насилие немцев. И не надо приписывать того, чего никогда не могло быть.
Сегодня мы катимся в бездну греха. Но ведь это кому-то надо. Именно надо — сознательно споить, уколоть, чтобы мы потеряли свой генетический код Православия. И прежде всего в этом повинна вся наша власть — нет запрещающего закона.
Повинны все наши учителя, директора школ — все, кому Бог поручил воспитывать будущее России. Зачем нужна программа о половом воспитании детей? Это тайна двоих. Мне лично становится стыдно от того, что там говорят об этом, да еще в 6−8 классах, а потом в 13 лет уже становятся матерью-одиночкой…
С экранов постоянно льется вся эта грязь. Здесь надо употреблять власть в общегосударственном масштабе, запретив всю порнографию — в литературе, прессе, кино, на телевидении. Не должно быть унижения русского человека, когда, например, перед Пасхой нам показали фильм «Последнее искушение Христа». Кто разрешил? И Патриарх, и верующие люди выступали против этого. Но — плюнули, унизили душу православную, показали. То есть идет распродажа духовности России за доллары. Это очень больно. Но Россия все равно пойдет другим путем.
И я вам скажу словами мужика из «Медвежьей охоты» Николая Алексеевича Некрасова. Генерал там рассуждает о том, как хорошо на Западе, а мужик ему отвечает: «Хорошо у нас, в России». И эти его слова вдохновляют меня уже почти полвека. Мужик так сказал:
— Не пропадет народ. Невидимыми путями Бог ведет тебя к Себе, многострадальная Россия.
А еще я часто вспоминаю слова поэта Майкова: «Чем глубже скорбь, тем ближе Бог».
Почти полвека назад я начал звать ваших матерей и бабушек к храму, к Богу. Я знаю, что обновление русского народа идет сейчас особенно быстро. Да, у нас много плохого, но у нас больше доброго. У нас есть священнослужители, которые забывают свой долг, но много и хороших священников. Есть немало и замечательных миссионерок и христианок, много любвеобильных матерей и жен, которые прекрасно понимают, что им надо делать.
И я твердо уповаю на то, что ваша вера, ваше сердечное ко всему отношение поможет пережить сегодняшнее трудное время. Для утешения вспомним хотя бы ноябрь 1941 года, когда немцы рвались к Москве. А мы по сравнению с ними были, можно сказать, в лаптях, но взяли Берлин. Так и сейчас — надо верить, надо молиться, надо радостно нести скорбь, не отчаиваться, не искать иных наставников, иных учителей.
Беседу вела Наталья Васильева
