 |
| Правая.Ru | Владимир Карпец | 14.02.2007 |
«Россия и США признали, что более не воспринимают друг друга в качестве стратегических партнеров. Список претензий, предъявленных Соединенным Штатам президентом Владимиром Путиным и министром обороны Сергеем Ивановым в Мюнхене, а также заявления, сделанные в последние дни американскими представителями, не вписываются в рамки партнерского диалога. Одновременно Москва и Вашингтон демонстрируют готовность предпринять шаги, способные вернуть две державы к противостоянию», а — пишет «Независимая газета» (Юлия Петровская, «Холодная война без излишнего политеса», 12.02.07).
«Мюнхенская речь» подводит итоги всему мировому развитию после 1985−87 гг. — начавшуюся с «Рейкьявикской встречи» и возвращения из ссылки академика Сахарова — и подводит под ними черту.
«Предлагавшийся после холодной войны однополярный мир не состоялся… Как бы ни украшали этот термин, он в конечном итоге означает на практике только одно: это один центр власти, один центр силы, один центр принятия решений. Это мир одного хозяина, одного суверена. И это в конечном итоге губительно не только для всех, кто находится в рамках этой системы, но и для самого суверена, потому что разрушает его изнутри. <…> Считаю, что для современного мира однополярная модель не только неприемлема, но и вообще невозможна. И не только потому, что при единоличном лидерстве в современном — именно в современном — мире не будет хватать ни военно-политических, ни экономических ресурсов. Но что еще важнее — сама модель является неработающей, так как в ее основе нет и не может быть морально-нравственной базы современной цивилизации…» — так говорил Президент России.
Замечательно при этом, что Владимир Путин фактически констатировал: недалекое, деградировавшее и дегенеративное позднесоветское руководство, желавшее как можно быстрее конвертировать власть в собственность и готовое ради этого пожертвовать всем советским — а на самом деле многовековым русским, имперским, евразийским — наследием было накануне 1991 года элементарно «разведено на лохотроне».
Владимир Путин: «Думаю, очевидно, процесс натовского расширения не имеет никакого отношения к модернизации самого альянса или к обеспечению безопасности в Европе. Наоборот, это серьезно провоцирующий фактор, снижающий уровень взаимного доверия. И у нас есть справедливое право откровенно спросить: против кого это расширение? И что стало с теми заверениями, которые давались западными партнерами после роспуска Варшавского договора? Где теперь эти заявления? О них даже никто не помнит. Но я позволю себе напомнить в этой аудитории, что было сказано. Хотел бы привести цитату из выступления генерального секретаря НАТО господина Вернера в Брюсселе 17 мая 1990 года. Он тогда сказал: «Сам факт, что мы готовы не размещать войска НАТО за пределами территории ФРГ», дает Советскому Союзу твердые гарантии безопасности. Где эти гарантии?"…
Конечно, это напоминает знаменитое «Где деньги, Зин?» Но в конце концов, разве не все мы все сдали? Сам же Путин еще год назад в Послании к Федеральному Собранию назвал происшедшее в 1991 году «величайшей геополитической катастрофой».
На это последнее обратим особое внимание. В том же самом номере «НГ» под характерным названием «Дипломатия супердержавных амбиций» (либеральная газета явно дистанцируется от происходящего) Наталья Меликова рассказывает: «Накануне в Кремле не скрывали, что выступление Путина будет программным. К нему давно готовились: высокопоставленный чиновник администрации президента дал понять, что многие его элементы должны были быть включены еще в прошлогоднее Послание к Федеральному Собранию. Но тогда, обращаясь к парламентариям буквально накануне «восьмерки», глава государства ограничился лишь политкорректным упоминанием про «товарища волка», который всех кушает и никого не слушает. Теперь Кремль уже не пытался побороть в себе желание продемонстрировать всему миру супердержавные амбиции встающей с колен России. Или почти не пытался: высокопоставленный собеседник «НГ» в Кремле в ответ на мое замечание о слишком резких высказываниях в адрес США сказал буквально следующее: «Это вы еще первоначального варианта не видели».
Тем не менее, возможно, если бы у России еще оставалась хоть какая-то «надежда на мир», и произнесенный вариант оставался «в столе», пребывая в качестве только одного из вариантов. Однако совершенно очевидно, что поводы происшедшего следует искать в политике самих Соединенных Штатов. Неделю назад мир облетело сенсационное для публики заявление министра обороны США Роберта Гейтса — бывшего, кстати, директора ЦРУ и сторонника «решительных мер» в отношении как Советского Союза, так и Новой России: «Министр обороны США Роберт Гейтс, возглавивший Пентагон в декабре, считает, что США должны быть готовы к возможным вооруженным конфликтам в других странах, в том числе с Россией и Китаем. По словам главы Пентагона, он не уверен в стабильности развития России, а потому США должны увеличить численность своих вооруженных сил, чтобы быть готовыми к возможному военному конфликту с РФ <…> Нам необходим весь спектр военных средств для конфликтов с участием армии, поскольку мы не знаем, что произойдет в таких местах, как Россия, Китай, Северная Корея, Иран и другие», — цитирует его слова «Интерфакс». (См. «Взгляд», 8.02.07).
Существует — даже на уровне печати и Интернета — несколько уровней восприятия и объяснения происходящего. Первый и самый простой связан с чисто текущей — предвыборной, как в США, так и в России — ситуацией, хотя и объяснения на этом уровне не могут на касаться более долгосрочных, но все же чисто текущее-политических факторов. Так, в статье анонимного российского аналитика (05.02.07) о причинах перехода от скрыто антироссийской к открыто антироссийской политики в рамках самих США говорится так: «Хотя превосходство США в открытую и не оспаривается, но ситуация с войной в Ираке показывает, что сам Вашингтон начинает терять уверенность <…> России новая ситуация не сулит ничего вдохновляющего. Возвращение привычного круга союзников стран ЕС и Японии толкает Штаты к самому простому — поиску нового врага. Терроризм уже не подходит. Заменой ему пробуют сделать «путинскую Россию». Для всплеска раздражения Запада против России есть одна фундаментальная причина и как минимум три субъективные. Первая состоит в том, что <…> теперь рассчитывать на «автоматическую сговорчивость» Москвы уже не приходится. Сегодня Россия перестает быть слабой. Во всяком случае, у ее руководителей возникло такое ощущение. Но Запад все равно болезненно реагирует на ситуацию в силу нескольких факторов. Во-первых, в США нагнетают политические страсти по поводу любых событий. Во-вторых, в странах ЕС сформировалась критическая масса негативных ожиданий в отношении российской энергетической стратегии. В-третьих, президентские выборы приближаются и в России. Меняется и круг задач американской дипломатии, а именно — возвращается мысль о привлекательности «настоящих», широких коалиций. Глобальная антитеррористическая коалиция 2001−2002 годов могла бы стать для республиканцев таким же дипломатическим триумфом, каким для демократов при Клинтоне был перевод Москвы на положение «почетного младшего партнера» (так стало при Ельцине). Но «триумф Буша» был слишком кратковременным. Американцев побаиваются, но следовать их призывам почти ни у кого нет желания…»
Заметим, тем не менее, что сама идея «антитеррористической коалиции» уже была направлена против восхождения России. Дело в том, что именно Россию эта идея была призвана втянуть в орбиту «западных евроатлантических ценностей», дважды на протяжении ХХ столетия приводивших ее к катастрофе — в феврале-марте 1917 и в августе 1991. С помощью этой кампании предполагалось именно то самое установление однополярного мира и десуверенизации всех остальных частей его, прежде всего, усеченной, но все же сохранившейся хотя бы отчасти России, и это было задумано еще при правлении Билла Клинтона.
Ровно за четыре года до событий 11 сентября Жан Парвулеско предсказывал как эти события, так и предшествовавшие им обстоятельства, включая «смену караула» в Белом Доме: «В это трудно поверить, но речь, без сомнения, идет о подпольной политико-стратегической террористической операции, важнейшей во всей новой истории. В этой операции главную роль должен играть революционный планетарный террор исламского фундаментализма, искусственно — виртуально — и с особой целью для этого созданного. <…> В то же время Соединенными Штатами задействованы некоторые планетарные спецслужбы, в том числе наступательные, несколько меньшей мощности для объединения всех своих конфиденциальных операций; при этом — на определенном уровне — сами Соединенные Штаты, быть может, безсознательно, оказываются под руководством этих сил. Такова одна из версий, и я, признаться, ей доверяю. Что касается самих Соединенных Штатов, то, как утверждают некоторые источники, распоряжение действовать дано не уязвимым для критики учреждениям, таким, как ЦРУ, но некоторым сверхсекретным оперативным структурам, подчиненным неопознаваемому, тотально неизвестному, «подземному центру». Центру, который готов к запуску исключительно опасных предприятий и оперативной мобилизации некоторых звеньев высшего уровня. Здесь нужна жесткая политическая власть, а потому — новая, республиканская администрация. И она будет создана. Все происходит так, как будто «центром тайной власти» должно быть подготовлено огромных размеров конспиративное террористическое действо. Внешне оно будет направлено против Соединенных Штатов, а на самом деле, сделав из них жертву, окажется развернутым в противоположную сторону — против последней имперской интеграции Евразийского Великого Континента, против нашей общей «Евразийской крепости». Где-то через три, быть может, четыре года станет понятным то, о чем я только что сказал, не называя точной даты. На ней не стоит настаивать. Еще не время». (См. Жан Парвулеско. «Путин и Евразийская Империя», СПб, 2006, 331−332).
Сегодня мы можем сказать, что, фактически проиграв войну в Ираке, республиканская администрация не справилась с поставленной перед ней «подземным центром» задачей и все декларации американского руководства являются своего рода «политическим завещанием», «заданием на будущее». Но «политическим завещанием», в том числе и в России, называют также речь Владимира Путина.
«НГ», Наталья Меликова: «Мюнхенский спич Путина, претендующий на сравнение с фултоновской речью Черчилля, можно считать своего рода внешнеполитическим завещанием. Это была декларация нового внешнеполитического курса страны, который будет проводиться в жизнь уже после ухода Путина с поста президента и краеугольным камнем которого является открытая конфронтация с Вашингтоном. Весьма символично, что из зала с блеском в глазах за выступлением шефа наблюдал человек, занимающий одно из первых мест в списке потенциальных преемников, — глава Минобороны Сергей Иванов. Важно и другое: речь главы России была обращена скорее не к нынешним, а к потенциальным хозяевам Белого дома — демократам, известным своей более жесткой по сравнению с республиканцами позицией по отношению к России. Путин, кстати, в субботу особо подчеркнул, что считает Джорджа Буша своим другом и просто порядочным человеком».
На самом деле, хотя это, возможно, и так, все обстоит гораздо серьезнее. Любопытную точку зрения высказывает Клод Монье в швейцарской газете «24 heures» (24.01.07): «В течение пятидесяти лет США, как, впрочем, и СССР, обладали преимущественным весом на мировой арене. Но пятнадцать лет назад СССР исчез. США шли по тому же путь, пусть даже издалека и очень медленно. Но, ринувшись очертя голову в войну с Ираком, они ускорили свой закат, и в то же время создали в мире крайне нежелательный вакуум влияния. И теперь, кто восстает посреди этого вакуума? Россия! Которая теперь с помощь нефти и газа может без страхов и комплексов заставить всю планету плясать под свою дудку. Она бросает вызов американцам, помогая атомной программе Ирана, вызывает обеспокоенность европейцев, прерывая поставки энергоносителей (чтобы привести в чувство Украину и Беларусь), не дает расслабляться китайцам, заманивая их обещаниями о продаже баснословных объемов нефти, и, наконец, отвешивает оплеухи крупным акционерным нефтяным компаниям, сделав Royal Dutch Shell пиноритарным акционером проекта на Сахалине и применив ту же тактику в ВР в Сибири… Можно не беспокоиться, Россия будет по-прежнему продавать свою нефть и газ, но она также будет по-прежнему использовать эти сделки, чтобы снова получить возможность действовать с позиции сверхдержавы, обрести статус, который она утратила и который, как нам представлялось, — и напрасно — она уже никогда не обретет. Какой парадокс: в момент заката Америки начинается восход России! И однажды утром мы можем проснуться в мире, вставшем с ног на голову».
Если все это действительно так, то мы выходим уже на совершенно иной уровень понимания происходящего, о чем столь же совершенно справедливо пишет Александр Дугин: «Тезисы, которые Путин озвучил в Мюнхене, кратко, емко и абсолютно убедительно воспроизводят выводы, о которых я писал еще в середине 90-х годов в книге «Основы геополитики». Там речь идет о фундаментальном противостоянии «цивилизации суши» и «цивилизации моря» и о недопустимости однополярного мира. Также речь шла о том, что Россия должна выступить в авангарде сил, которые будут противостоять однополярной глобализации и распространению атлантизма, воплощенного в Североатлантическом союзе — НАТО <…> Другое дело, как это все воспринято — поскольку Путин говорит это, по сути, накануне окончания своего президентского срока. Ведь на реализацию идеи мюнхенской речи нужно минимум десятилетие (выделено нами — В.К.). Что можно сделать за год? Если ему на смену придет президент с другими взглядами, то эта речь станет пустым сотрясением воздуха. Сделав такое заявление, Путин сам поставил себя перед необходимостью либо реализовать все это на практике (что означает радикальное изменение мировой ситуации) — то есть остаться и доделать до конца, либо стремительно создать ситуацию, которая сделает реализацию этой программы необратимой. Иными словами, от Путина требуется политически обосновать эту программу — иначе она будет выглядеть просто несерьезно». (www.evrazia.org 13.02.2007).
Иными словами, именно во внутриполитическое устройство России, делающее внешнюю политику заложницей борьбы политических кланов под оболочкой выборов и парламентаризма — а политические кланы в России являются почти все насквозь прозападными, и не просто прозападными, но именно проамериканскими — ибо где хранят они свои средства, обретенные в процессе конвертации власти в собственность и переданные им еще советскими элитами в ходе сдачи страны в 1987−93 гг., как не в тех же банках и странах Запада? — и упирается вся проблема. И главным «преемником» Владимира Путина считается все же не Иванов, против которого уже была проведена «превентивная операция» в виде «дела рядового Сычева» (вне зависимости от того, кто конкретно «отрабатывал» ее на несчастном юноше), но носитель совершенно противоположной «Мюнхенской речи» политических представлений первый вице-премьер Дмитрий Медведев, чьи декларации практически ничем не отличаются от аналогичных у откровенно «провального» ставленника Запада и лидера «Другой России» Михаила Касьянова; оба они взаимно — во власти и в оппозиции — дублируют друг друга. Будем помнить: Дмитрий Медведев позиционирует себя как приверженец формального конституционализма и демократии даже без характерных «сурковских» поправок в виде термина «суверенная демократия» (так в свое время, противопоставив брежневско-сусловскому «реальному социализму» свое «больше социализма», начал свою деятельность разваливший СССР Горбачев, тоже выступавший в качестве «преемника»). Недавно хорошо известная позиция Дмитрия Медведева, год назад заявившего, что, дескать, он (выпускник юрфака!) «не знает, что такое легитимность», прозвучала вновь: «Первый вице-премьер РФ Дмитрий Медведев, которого считают «преемником» Владимира Путина, заявил на экономическом форуме в Давосе, что демократия «как общественное явление, как юридическая конструкция, не требует специальных пояснительных слов и является вполне универсальным термином». Человечество знает, что это такое и способно отличить реальную политическую демократию от употребления этого слова всуе», — полагает Медведев» (12.02.07).
Является ли на самом деле Дмитрий Медведев «преемником» Владимира Путина? Сам Запад в этом, скорее, сомневается. Иначе не звучало бы таких слов, какие мы встречаем в американской газете New York Times: «Это самые жесткие замечания Путина, который долгое время копил зло в связи с критикой со стороны США и их европейских союзников за то, что он и его кадры из бывшей советской разведки сконцентрировали в своих руках всю власть в России, ее энергетические ресурсы и военно-промышленный комплекс. Некоторые аналитики восприняли тон выступления как свидетельство того, насколько значительны объемы нефти и прибыли от минеральных ресурсов, усиливающие позицию Путина». (Цит. по «НГ» 12.02.07).
Кого в России боится Запад, сказано предельно откровенно.
Тем не менее, характерно, что высказывания «преемника», «озвучивавшего» евроамериканское, евроатлантическое понимание государственного права, — и права вообще — прозвучавшие накануне речи Президента, прямо противоречат сказанному в Мюнхене Владимиром Путиным, вообще поставившим — причем впервые за много десятилетий, включая советские, ибо официальной правовой доктриной коммунистов был все тот же номоцентризм и «демократические ценности» — под вопрос сами основы современного правопонимания, более того, сознательно или безсознательно — всего современного мира, начиная с эпохи буржуазных революций XVIII в.
Владимир Путин, Интерфакс: «Президент РФ Владимир Путин считает, что США пытаются навязать свое видение и нормы всем остальным государствам. «Отдельные нормы, да по сути чуть ли не вся система права одного государства, прежде всего, конечно, США, перешагнула свои национальные границы по сути во всех сферах — и в экономике, и в политике. <…> Ну, кому это понравится?» — отметил Президент РФ».
Обратим внимание на не очень твердо, как бы с испугом перед открывшейся бездной, но сказанное: система права одного государства, то есть, демократия, перешагнула национальные границы, по сути, во всех странах.
Перед нами действительная, а не мнимая, как в 1991 году, Декларация Независимости Новой России, причем не просто в сфере текущей политики, но в сфере мировоззрения. Запинаясь, проборматывая, робея, пугаясь собственных выводов, русская власть, что бы ни говорили «национал-сепаратисты» и «национал-оранжисты», начинает становиться русской, вовлекая в свою орбиту, в «государево (пока еще без Государя) тягло и службу» даже тех политиков, которые субъективно не желают этого. Начинаются «странные сближения» и «странные браки». Так, по сообщению www.blotter.ru (07.02.07), известный своими прозападными, правда, скорее, проевропейскими, чем проамериканскими, взглядами политолог, председатель им же созданного Совета по внешней оборонной политике, заместитель директора Института Европы РАН Сергей Караганов был вынужден в связи с предполагаемым размещением в Восточной Европе (включая Польшу и Балтию) американских систем ПРО вполне разумно заявить следующее: «Радарные устройства нас не беспокоят, ракеты — дело другое, я считаю, что в таком случае это бы стало нарушением принципов договора с НАТО 1997 года. Возможно, США при помощи НАТО хотят помешать Евросоюзу стать независимой оборонно-политической силой. Поэтому Вашингтон предлагает европейцам защиту от несуществующей угрозы. Единственное, что может сделать сейчас Москва, это посмеяться над этим. А разделение Европейского Союза на два блока, во главе одного из которых стоит Польша, может ослабить Европейский Союз. Это угроза для ЕС и ущерб для России, который нужно иметь сильного партнера на Западе».
Это не «приспособленчество» — хотя, субъективно, быть может, и оно. На самом деле это неумолимый ход русской истории. «Истории на марше», как любит говорить Жан Парвулеско. И Европа, «ставленником» (причем прямым) которой является Караганов, не может не разделиться в самой себе. Не разделиться на «Европу до 1789 года» и «Европу после 1789 года». «Европу королей» и «Европу конституций». «Первая Европа» и «Новая Россия» не находятся в противостоянии, хотя у реальной власти там сейчас ставленники евроатлантизма Ангела Меркель и Николя Саркози (это, увы, уже решено). Не случайно, однако, как сообщает печать, накануне Мюнхенской речи Владимир Путин допоздна ужинал в ресторане с Премьер-министром Баварии Эдмундом Штойбером, которого тот же самый Парвулеско называет человеком «Европы первой», сторонником оси Париж-Берлин-Москва. Tout se tient. Однако все это, быть может, детали.
«Россия, встань и возвышайся!» — писал Пушкин. «Мы русские, мы русские, мы русские, мы все равно поднимемся с колен», — поет сегодня Жанна Бичевская (не важно, что дар не тот, всякое лыко в строку). 8 февраля 2007 года американская газета The New York Sun в своей редакционной статье «Очнулся ли медведь от спячки?» написала: «Вполне возможно, что спустя поколение историки сочтут происходящие на этой неделе события моментом, когда русский медведь начал пробуждаться от спячки, в которую он впал после развала СССР. Вчера российский министр обороны Сергей Иванов объявил о намерении России создать новое поколение ядерных ракет большой дальности, способных достичь Америки и европейских столиц. Он пообещал, что будет построено восемь новейших подводных лодок, вооруженных ядерными баллистическими ракетами, и намекнул на то, что пора бы заложить еще несколько авианосцев для контроля за мировым океаном. Сказать, что спустя 15 лет после крушения Советского Союза Россия уже поднялась на ноги, было бы изрядным преувеличением, однако не будет преувеличением сказать, что заявление российского министра обороны важно».
В связи со всем происходящим нам откровенно предъявлен ультиматум. Дело не в Белоруссии, не в ХАМАСе, даже не в Иране и, тем более, конечно, не в Литвиненко с Политковской. Джон Маккейн 8 февраля 2007 г. в газете Zuddeutsche Zeitung пишет: «Мы должны дать ясно понять правящей клике в Москве, что она не может рассчитывать на подлинное партнерство с Западом, пока ее действия внутри страны и за рубежом кардинальным образом расходятся с ценностями евроатлантических демократий». Все сказано. И о «правящей клике» тоже.
Ракеты — это прекрасно. Без них, как и без нефти и газа, нельзя. Но главное сейчас заключается в том, чтобы из сделанного нами выбора мы сами сделали верные выводы. Сегодня мы расстаемся — хочет ли этого или не хочет сам Владимир Путин и, тем более, безчисленные «экономисты» и «юристы», впитавшие в себя исключительно формировавшиеся на протяжении последних столетий миражи и юридические фикции. Александр Дугин совершенно прав: для того, чтобы воплотить в жизнь положения «Мюнхенской речи», необходимы по меньшей мере десятилетия. Это означает, что следует отказаться от самой идеи ограниченности срока Верховной власти. Миражи демократии нам навязаны. Это сказал сам Президент — опять-таки, хотел он этого или не хотел. В последнем случае это сказала Великая История.
Известны лишь два более или менее устойчивые способы преемства Верховной власти — принципат по римскому образцу или наследственная монархия с твердым — салическим по своим истокам — наследованием Престола как у первых (до «лествичного права») и последних, то есть, Московских, Рюриковичей. Я не выношу здесь оценок и говорю о структуре. Мои предпочтения здесь известны, и сейчас я бы не хотел на них останавливаться. Все остальное варианты, включая коммунистические или НС, являются в конечном счете суррогатными и ведут лишь к временной концентрации власти, а затем ее потере, уступке или новой конвертации.
И, наконец, последнее, быть может, самое главное. Характерно, что если Фултонская речь Уинстона Черчилля прозвучала с западной, «закатной», левой стороны Атлантики, Европы и «старого Рима», то Мюнхенская Владимира Путина, произнесенная в срединной точке того, что именуется Mitteleuropa, принесена, однако, с востока, от восхода, справа. Новый — последний? — виток мировой борьбы раскручивается посолонь. По древлеправославному чину.
Мюнхенской речью в мировой истории начался, наконец, Великий Пост. Отрицанию, отсечению должны теперь быть подвергнуты все ценности современного мира, все его ориентиры — права человека, накопление капитала, «общество потребления», сама демократия. Все, начавшееся по меньшей мере с XVI-XVIII столетий. Это по меньшей мере.
«И однажды утром мы можем проснуться в мире, вставшем с ног на голову».
Наоборот, на самом деле — с головы на ноги.
Будем, однако, помнить миф об Орфее или историю Лотовой жены. Оборачиваться назад означает погибнуть.
