Правая.Ru | Владимир Карпец | 07.02.2007 |
Досточтимый Владыко, всечестные отцы и братие!
Изменения, внесенные в литургическую жизнь
Православной Церкви в середине XVII века (т.н.
«никоно-алексеевская реформа»), имела долгосрочные последствия в жизни Церкви и русского народа. Именно тогда народ оказался
разделен на две части, и реформы Петра Первого, во многом
необходимые с военной и технической точек зрения, только довершили
начатое его отцом Царем Алексеем Михайловичем и Патриархом
Никоном. Критиковавшие Петра славянофилы были достаточно
поверхностны. Часто, говоря о реформах, вспоминают только самые
известные их элементы — замену двоеперстного сложения при крестном
знамении троеперстным, изменение в произнесении имени Божьего,
хождение во время крестных ходов против солнца и т. д. В этом
случае «реформы» действительно представляются как нечто внешнее и поверхностное, не заслуживающее серьезного внимания и пересмотра.
Тем не менее, это действительно была мировоззренческая катастрофа.
Особенно приходится это признать в свете высказывания крупного
русского богослова, философа и ученого ХХ века о. Павла Флоренского
о том, что «мир держится на закрепах литургических». Православная
литургия есть то, что организует пространство вокруг себя,
является мостом между миром видимым и невидимым. В конечном счете
от того, как она совершается, зависит жизнь не только Церкви, но и государства. Так, невозможно не констатировать, что прекращение
после реформы принесения проскомидии за Царствующий Дом (т.н.
«пятипросфорие», заимствованное от новой греческой Церкви, когда
Византийская Империя пала и Царская власть у греков прекратила
существование) предопределило и падение Царской власти в России —
она лишилась необходимой «мистической подпорки».
То же самое касается и некоторых изменений в чтении Символа веры — одного из центральных моментов во время
литургии. Особо следует обратить внимание на 7-й член Символа
веры. Старое прочтение — И паки грядущего со славою судити
живым и мертвым Егоже Царствию несть конца. В новой редакции
несть заменили на не будет по аналогии с латинским
Символом. По-гречески Седьмой член Символа веры звучит так:
Καί πάλιν
έρχόμενоν
μετά δоξης
κρίναι
ξώντας καί
νεκρоύς, оν τής
βασιλειας
оνκ έσται
τέλоς. Буквальный перевод оύκ
έσται τέλоς - «нет и не будет конца» (специфическая грамматическая форма, аналога
которой в современном русском языке нет). Такое прочтение Отцы
приняли в противовес маркелликанству и хилиастическим ересям,
чаявшим тысячелетнего царства Христова на земле. Исследователь XIX
века архимандрит Амфилохий (Сергиевский-Казанский) в своем
исследовании истории переводов Символа веры указывает, что
έαται в рукописях XI в. всегда
переводили как есть. Соответственно оνκ
έστα - несть. На самом деле
церковнославянское несть конца объемлет прошедшее,
настоящее и будущее, что в точности соответствует формуле нет и не будет. Речь идет о Царствии Божием, которое имеет
вневременную, эоническую природу, а на земле открылось со дня
Святой Пятидесятницы (нисхождения Духа Святаго на Апостолов).
Располагать Царствие Божие в будущем времени означает иметь
косвенное молитвенное общение с иудеями, чающими в будущем
пришествие мессии (машиаха), (т.е. мессианских времен, хотя они
давно наступили). Произносить же Символ веры «по-старому» означает
исповедовать как Второе и Славное Пришествие Христово («и паки
грядущаго со славою судити живым и мертвым»), так и то, что
Царствие Его не от мipa сего, «внутрь вас есть», в соответствии с Его же собственными словами.
Скорее всего, сам Патриарх Никон не осознавал это так, но, учитывая неоднократные религиозные переворачивания таких его справщиков, как Арсений Грек и — с большой степенью вероятности — Паисий Лигарид (см. об этом труды даже такого почитателя Никона, как прот. Лев Лебедев), мы очевидно имеем здесь дело с тем, что принято именовать «иудеохристианством», для которого характерно центрирование на проблеме земного Израиля и его судеб в истории. Чувствуя это, сам Патриарх Никон строил под Москвой свой Новоиеросалимский Воскресенский монастырь, что входило в противоречие с его же собственными литургическими реформами. Личность сколь значимая, столь и противоречивая, Никон требует к себе внимательного отношения, что, конечно, несовместимо с бытующими сегодня мнениями о необходимости его прославления. Это слишком сложная личность в истории Церкви, чтобы его просто прославлять, впрочем, как и огульно похулять.
С другой стороны, если бы в Русской Церкви принцип Единоверия в его самом широком смысле был бы проведен последовательно — вспомним, что и сам Никон в конце своего Патриаршества благословил служить в Успенском Соборе по обоим чинам — то древний чин был обращен во внутренние недра Церкви и Царства, а новый — в историческое время, вовне. Древний чин выражал бы метафизику Церкви, новый — ее онтологию: в соответствии с употреблявшимися св. Дионисием Ареопагитом именами «Бог» и «Сверхбог». Бог — Имя, обращенное во время, соответствующее Четырехбуквенному Первого Завета. Сверхбог соответствует библейскому El Elion.
Далее. Само по себе историческое время порождено прародительским грехом и должно завершиться апокалиптическими событиями. Время умопостигаемого мира — эон — не совпадает со временем историческим, хотя также находится по ту сторону блаженного приснопребывания Пресвятой Троицы. Об этом хорошо сказано в книге «Мистическое богословие Восточной Церкви» В.Н.Лосского. В то же время пришествие Христа в мip отменило ветхозаветное линейное время (не случайно Сам Он — иерей по чину Мелхиседекову, а не по чину Ааронову, а Мелхиседек пребывает по ту сторону времени, «без отца, без матери, без родословия», как Царь и священник Бога Вышняго, именуемого в Писании El Elion, а не обычным четырехбуквенным написанием, обращенном как раз в историческое время. Собственно линейное время заменяется литургическим временем Церкви, выраженном в ее годовом богослужебном круге. Воскресший Христос победил не только смерть, но и время, открыв уже здесь врата вечности. Поэтому — «несть конца», а не «не будет» когда-то потом. Антихрист придет в мир тогда, когда, с одной стороны, оскудеет литургическая полнота, с другой — исчезнет земная власть, Православное Царство, ныне уже существующее прикровенно. Православное Царство и есть Царство Мелхиседека, образом которого является Царь (а сам Мелхиседек в некоторых древних текстах прямо отождествляется с Христом). Во втором Послании к Солуняном Апостол Павел говорит об «удерживающем» (κατεχоν), что св. Иоанн Златоуст относит к «Римскому Царству» или «некоему царству» — это и легло в основу идеологии Руси как Третьего Рима. Если Московская Русь осознавала себя как удерживающего мip от прихода антихриста, то это означало и удерживание времени — «несть конца» как оперативно-литургическое удержание, опирающееся на ежедневную безкровную жертву. Но поэтому и Православный Царь, во власти которого находится созыв церковных соборов, предстоятельство в Церкви от лица мiрян и охранение Церкви от расколов и ересей (этих канонических положений никто не отменял), также есть «Царь по чину Мелхиседекову», мистически пребывающий по ту сторону времени. Венчаясь на Царство, он поставляется вне времени и, действуя в истории, пребывает еще и по ту ее сторону, вне политической системы как таковой (система же управляется во времени и временем). Это было выражено в особом расположении Царского места в Успенском Соборе Московского Кремля, куда в будущем следует перевести все патриаршие богослужения. Третий Рим, Православное Царство как бы «запирает историческое время в клетку», сажает на цепь языческого Хроноса-Сатурна, которому, а не Богу Авраама, Исаака и Иякова, тайно, ожидая «машиаха», поклоняются иудеи — вместе с язычниками и атеистами, обожествившими «прогресс». Это делало полноценное «византийско-московское» (по словам А.Ф.Лосева) Православие неподвижной осью мира, тайным «царевместилищем Мелхиседековым» в отличие от католицизма, с самого начала (еще с блаженного Августина) обращенного в историю и историческую активность, что было более или менее приемлемо при самом Августине, которого Православная Церковь считает блаженным, но не святым, однако превратилось в ересь — что сейчас на словах отрицается, однако фактически признается, поскольку Римо-католики принимаются в Церковь вторым (через миропомазание) и даже первым (через крещение) чином — после внесения Римом изменений в Символ веры (Filioque). В этом смысле католицизм, несмотря на его физическую и историческую мощь, оказывается периферией христианства, во многом связанной с идеей линейного времени, о чем свидетельствует уже сам латинский Символ. Церковная реформа XVII в., у истоков которой стояли не только греки, но и прямые агенты Ватикана (такие, как Паисий Лигарид, Арсений Грек, а позже Симеон Полоцкий), равно как и выпускники латинизированной Киево-Могилянской Академии, тем самым была мистическим отъятием катехона (за которым в 1917 году последовало и его политико-историческое отъятие), лишением литургии ее оперативной функции удерживания исторического времени. Время Руси соединилось со временем Запада, синхронизировалось с ним, после чего «отрезать» Бога уже не составляло труда. На самом деле уже в середине XVII века Россия вступила в глобализацию, хотя могла бы и не вступать, в то же время заимствуя европейские научно-технические достижения. Глобализация для нас началась с середины XVII века.
Не было бы реформы XVII века — не было бы ни революции 1917, ни распада страны в 1985−93 гг., ни ее катастрофического положения сегодня. В середине XVII века литургия перестала «удерживать» время и заработал часовой механизм конца истории.
Восстановление в России Православного Царства предполагает и церковную контрреформу. Это не означает поставления на место РПЦ МП какого-либо из старообрядческих согласий. Все должно происходить изнутри и без ломки, тем более, что в лоне РПЦ существуют старообрядные (т.н. единоверческие) приходы, а на соборе 1917−18 гг. было принято решение об утверждении единоверческого епископата. Но Единоверие — только одна из форм возвращения к традиции. Возвращение может осуществляться по частям, на уровне отдельных приходов, монастырей и епархий, почти незаметно. Кроме того, после объединения РПЦ МП и РПЦЗ, которое окончательно должно будет состояться в мае с.г., необходимо установление интенсивного диалога со всеми старообрядческими согласиями (с признанием белокриницкого и новозыбковского духовенства по факту в сущем сане, как это предлагал в свое время митрополит Антоний (Храповицкий), будущий глава РПЦЗ). Во всяком случае необходимо начать с восстановления древнего Символа веры, аутентичного и греческой традиции, а также практики семипросфория (даже и до восстановления Престола — как приношения за Царя, пребывающего в сокровенности). При этом инициатива такого возвращения должна исходить от православного государства — даже еще до венчания Царя, которое должно произойти уже на основе целостной традиции.
В этом смысле поддержку старообрядных приходов в рамках РПЦ МП со стороны Святейшего Патриарха и епископата Русской Церкви следует рассматривать как провозвестие того «запрещения ветром», которое, согласно Откровению св. Иоанна Богослова, должно предшествовать приходу в мip «беззаконного». Но не только собственно Единоверие — путь к Традиции. Мы полагаем, что соборное богословское и научное обсуждение этой проблемы — с учетом также современной физики, космологии, синергетики и других смежных дисциплин — должно привести к более адекватному пониманию нашего Символа веры именно в рамках сохранившей каноническое апостольское преемство Русской Православной Церкви.
Восстановление древнего Символа веры, указывающего на неотмирность и «внутрьпребывание» Царствия Божия, «емуже несть конца», станет перерывом исторического времени, «запрещением ветром», перед наступлением нового эона Восьмого Дня, когда «времени уже не будет». И если современное духовенство в этом вопросе проявляет леность и косность или просто элементарное незнание проблемы, инициатива должна исходить от государственной власти. Тот Верховный Правитель, который это сделает, и окажется исполнителем церковной миссии Православного Царя, Великого Князя и Вселенского Императора.
Спаси Христос!