 |
| Известия | Дмитрий Соколов-Митрич | 06.02.2007 |
«Моя жена — моя крепость»
Новости села Медное за январь: три девицы избили до инвалидности парня за то, что он отказался пить с ними водку; у сотрудника УБОПа угнали машину; церковь Казанской иконы Божией Матери снова ограбили — уже в третий раз за последние 2 года.— Первый раз действовал профессионал, — рассказывает настоятель отец Игорь (Седов). — Аккуратно вскрыл замок, взял только самые ценные иконы, следов не оставил, ничего лишнего не повредил. Я выступил по тверскому телевидению: мол, граждане, побойтесь Бога! Профессионал попался совестливый: через несколько дней подкинул под двери храма все 12 икон в мешке из-под картошки.
Следующее ограбление уже больше напоминало погром. Дверь разломали, вывернули все вверх дном, не оставили ни одной иконы. Через несколько дней — снова ограбление. Видимо, воры пожалели, что унесли не все. На этот раз забрали крестики, книги, мебель, мелочь из церковной кассы — все, что можно было унести.
— Вызвали милиционеров — результат нулевой, — вздыхает отец Игорь. — У входа — свежие следы, а они даже снять их не потрудились. На мои слова — ноль внимания. Приехали — и уехали. По этим следам мы с прихожанами потом сами нашли одного из грабителей — им оказался местный алкоголик. А он нам смеется в глаза: «Да, я украл. Подельника не выдам. Милиции не боюсь. И ничего вы со мной не сделаете». «Мужик, — говорю, — если Бога не боишься, так хоть совесть поимей! Неужели у тебя нет ничего святого?» «Ничо!» — говорит. И матом послал. Ну что с таким поделаешь? Молимся за него.
Отцу Игорю 30 лет. В Медном служит уже 6 лет. Вчера у него окончательно сдохла 30-летняя «копейка», пожертвованная год назад одной дачницей. Но, прежде чем отойти с миром, эта машина дважды чуть не отправила на тот свет самого отца Игоря. В селе эту «копейку» прозвали «морковкой» — за оранжевый цвет и корявые формы. Кроме матушки, ездить на ней с отцом Игорем не рисковал никто. Слава богу задние колеса «морковка» отбросила не на трассе. Год назад в Рамешковском районе другому священнику повезло меньше. Его жена теперь одна воспитывает 12 детей.
— А до этого у меня была редчайшая гэдээровская машина марки «Вартбург», — с улыбкой вспоминает отец Игорь. — Она послужила трем священникам — я стал последним. Этот «Вартбург», наверное, человек 10 воцерковил — всех, кто хоть раз помог мне его толкать. Помню, однажды идут мимо люди — я их прошу: «Мужики, помогите машину толкнуть». Они мне: «А чего нам ее толкать — мы атеисты». «А вы, — говорю, — какие атеисты? Мусульманские? Буддийские? Или иудейские?» — «Нет, мы наши, православные, атеисты» — «Ну, тогда помогите машину толкнуть».
Теперь Игорь Седов не сможет ездить на требы, которые давали церкви хоть какой-то доход. С голоду семья Седовых не умрет — постоянные прихожане, число которых уже достигло 40 человек, охотно помогают продуктами. Но за жилье картошкой не заплатишь. Сейчас они с женой и двумя детьми снимают потрепанную двушку. В квартире — аккуратная бедность. «Вчера приходила тетя-хозяйка и забрала люстру, потому что она ей нужна. А еще у нас компьютер совсем сломался», — выдает все семейные секреты пятилетний Николай. Место, где расположена квартира Седовых, называется Птичником — этот микрорайон, построенный для работников покойной птицефабрики, теперь считается самым криминальным местом в селе. Полтора года назад (номер за 20 мая 2005 года) «Известия» писали о зверском убийстве, которое произошло в доме напротив дома отца Игоря. «Ребята с Птичника» устроили расправу над двумя предпринимателями — братьями Вакулюками, которые, по их мнению, жили неправильно: не пили, вели себя независимо, а всех, кто пытался приобщить их к местному образу жизни, игнорировали. Преступление получило огласку, убийц арестовали и пообещали строго наказать. Но с тех пор дело потихоньку спускают на тормозах, подозреваемые отпущены под подписку и уже косо смотрят на отца Игоря, потому что он дружил с Вакулюками.
— Не страшно по улицам ходить? — спрашиваю священника.
— А чего бояться? Погибнуть? Так ведь смерти не существует, — отец Игорь по-детски улыбается в свою черную бороду, ему действительно смешно. — Когда вы находитесь в пути, вы боитесь вернуться домой? Если вас там ждут родственники, которые вас ненавидят, — то да, наверное, боитесь. А если там любящие отец и мать — чего бояться? Для нас смерть не потеря, а приобретение.
27-е Правило Святых Апостолов запрещает духовенству применять силу даже ради самозащиты. Но действительность уже заставила многих священников выработать собственные установки: «У нас принято так, — рассказал мне один из моих собеседников, — если опасность грозит только тебе — надо положиться на волю Божью и постараться усмирить человека словом. Не получается — значит, придется пострадать, потому что «если ударили тебя по щеке, подставь другую». Но когда речь идет о поругании святынь или о безопасности другого человека, ты обязан его защитить любой ценой — потому что «нет больше той любви, как если кто положит душу свою за други своя».
В соседнем приходе был такой случай. Повадились местные хулиганы бить тамошнего священника, когда он ходил лесом от храма к электричке. Он сам-то мужик здоровый, но вынужден терпеть. Раза три его избивали и очень сильно. До тех пор, пока однажды не пошел он на электричку с матушкой. Хулиганы снова сунулись, но священник им так навалял, что мало не показалось. Они ему: «Как же так, батюшка? Мы же до сих пор тебя били — и ничего». Пришлось им проповедь прочитать. Теперь в церковь ходят, между прочим.
«Раньше коммерсантов не любили, теперь взялись за священников»
Храм Георгия Победоносца в селе Колталово пока не грабили ни разу. Дело в том, что его настоятель отец Федор — бывший милиционер. Сначала работал в этом селе участковым, потом — помощником РОВД Калининского района. Вслед за ним пришли к вере многие коллеги, которые теперь стали его духовными чадами. С таким священником не забалуешь. Но бывший милиционер Федор Грибов все равно не дремлет — каждый вечер обходит свой храм с молитвой.— В мое время коммерсантов не любили, а теперь за священников взялись, — вздыхает батюшка. — А вообще, между моей прежней профессией и нынешней много общего. Раньше я защищал от врага видимого, теперь — от невидимого. А навыки участкового мне до сих пор очень помогают. Умение чувствовать и понимать людей — для сельского священника главное.
Переломными для Грибова стали те 15 минут, которые его старший сын Алексей пробыл в состоянии клинической смерти. Придя в сознание, он сказал: «Мама, папа! Если бы вы знали, как хорошо в раю, вы бы не грешили!» Тогда, в 1998 году, у него было двое детей. Теперь — пятеро. И прихожан в храме было всего 7 человек, а теперь — 50. По нынешним меркам — для села с населением 700 человек — это считается неплохо.
Мы с отцом Федором сидим в холодном храме, который он построил сам с помощью прихожан. Стройматериалами помогал колхоз «Большевик»: там теперь все руководство стало горячо верующими людьми. Отопление священник включает только во время службы. Приходится экономить: никаких льгот у церквей в России нет. При температуре 5 градусов ниже нуля возле алтаря уже 10 дней цветут хризантемы. Отец Федор называет это чудом. В его жизни чудеса происходят каждый день.
— Например, сегодня позвонил из тюрьмы раб Божий Александр. Он когда-то у нас работал, пока его не посадили. Поссорился с сожительницей и ушел из дома, взяв из холодильника колбасу. А она написала на него заявление — и получилась кража. Мое вмешательство помогло только тем, что ему дали не 4 года, как положено, а 2,5. И вот теперь он звонит и говорит: «Я 13 февраля освобождаюсь — можно, к вам вернусь?» Конечно, можно. Ну разве это не чудо?
«За год у меня в приходе 75 отпеваний и 1 крещение»
Вопреки расхожему мнению, никакого финансирования приходов по линии епархий и патриархии в России нет. Наоборот, каждый храм в меру своего благосостояния перечисляет средства на нужды РПЦ. Церковные власти помогают лишь тем, что адресуют обращающихся к ним крупных благотворителей в те или иные приходы, которым необходимы вложения. Доходы от церковной лавки и пожертвования за требы в сельской местности приносят копейки. Их хватает лишь на содержание самого храма, в лучшем случае — на скудную зарплату священника.— Я знаю очень многих батюшек, которые продавали или закладывали свои квартиры в городах, чтобы хотя бы начать ремонт в своих храмах, — рассказывает отец Сергий (Дмитриев), настоятель церкви Серафима Саровского в поселка Соминка. — Более-менее стабильно чувствуют себя лишь те приходы, которые нашли хороших спонсоров или находятся в местах компактного проживания дачников из Москвы. Дачники — это наше спасение. На них вообще вся надежда. До революции в России оплотом православия была сельская местность. Сегодня, наоборот, село безбожное, а очаги веры — это большие города. Православие стало религией образованных людей — как тысячу лет назад, в первые века христианства на Руси. Это историческое явление еще ждет своего исследователя.
Сам отец Сергий — как раз из того самого контингента, о котором говорит. Еще 6 лет назад он был заместителем главы Пролетарского района города Твери. Решение служить Богу зрело медленно, но неумолимо.
— Очень многие молодые священники едут в глубинку по велению сердца, но сталкиваются там с такой реальностью, что выдержать не каждому под силу. Один мой знакомый приехал из Москвы служить в Пеновский район. Через месяц встречаемся — он вздыхает. «Тут, — говорит, — жизни осталось лет на 50, не больше». Через полгода уточняет: «Да какие там 50 — лет 15 от силы». А на днях мы с ним виделись — он уже совсем грустный. «У меня, — говорит, — за этот год 75 отпеваний и 1 крещение. Похоже, года через 2 придется приход закрывать».
Сам отец Сергий тоже хлебнул суровой действительности в полной мере. Рядом с его храмом находится заброшенное Волынское кладбище — излюбленное место тусовки местных сатанистов. Церковь уже пытались поджечь трижды. Первый раз сгорели стройматериалы. Второй раз поджог удалось предотвратить — сторож вовремя обнаружил приготовленные заранее канистры с бензином. Милиционеры, которые приехали на место происшествия, сказали: раз нет трупов, то и заниматься им тут нечем. Залили одну из канистр себе в бак и уехали. Но бензин оказался не бензином, а смесью бензина и ацетона. Милицейскому уазику было очень дурно. А через пару месяцев церковь снова подожгли — на этот раз сгорела треть здания. Губернатор взял дело на особый контроль, и расследовать его милиции все-таки пришлось. А сделали бы это вовремя — и церковь бы осталась цела, и машина бы не пострадала.
«Не надо заниматься «спасением мира»
Со стороны этот священник на бойца совсем не похож: рост невелик, лицо интеллигентное, ни живота, ни мускулов. Его решительность — не в эмоциях, а в поступках. Первую половину своей жизни Андрей Лазарев служил не Богу, а искусству. Сначала — рок-музыкантом, потом — звукорежиссером в театре. В Кимры приехал к другу — тоже бывшему рокеру, который к тому времени уже стал священником. Одного разговора с ним хватило, чтобы Лазарев бросил все и остался в храме. Возможно, сработали гены: прадед отца Андрея тоже был священником.
Проблема наркомании уже тогда не была для него абстрактной. От этой заразы погибли многие его друзья молодости.
— Когда наркоточки стали появляться уже в непосредственной близости от храма, я пришел к начальнику УВД и сказал: «Или вы прикрываете там торговлю, или люди эти дома подожгут!» Через месяц торговля по этим адресам прекратилась.
— А если бы этого не произошло, вы бы благословили погром?
— Нет, я бы смотрел, как умирают наши дети. Представьте, что в вашем городе появились десятки огневых точек, из которых каждый день по людям лупят из пулемета. Наркоторговля — именно такие пулеметные точки. С той лишь разницей, что пули для себя люди покупают сами.
Отец Андрей ни на неделю не давал заснуть местным правоохранительным органам: увещевал, угрожал, писал во все инстанции, привлекал СМИ. Цыгане, встречая его на улице, посылали ему устрашающие жесты, но почему-то не трогали — то ли из-за мистического страха перед служителем культа, то ли потому, что отец Андрей всегда боролся с ними открыто, без подлостей. Зато проблемы возникали с властями. Однажды арестовывать Лазарева по надуманному обвинению приехали в Кимры 3 автобуса ОМОНа. Прихожане загородили священника иконами, и, пока они держали оборону, его адвокат звонил во все инстанции. Отца Андрея оставили в покое. Зато скоро в районе были назначены новый прокурор, новый начальник милиции, усилено межрайонное отделение Госнаркоконтроля, а местный вор в законе по имени Тамаз тут же оказался в тюрьме и умер там — то ли от передозировки, то ли от ломки. Теперь половина домов в «Голливуде» (местный цыганский поселок) брошены. Зараза переместилась в Ржев и Вышний Волочок. А в храме вместе с отцом Андреем служит молодой цыган Эдик Иванов. Его воцерковление Лазарев считает своей главной победой.
— С чем теперь бороться будете? — спрашиваю священника. — Поди скучно, когда вокруг никакого зла нет? Будете бороться с ИНН?
— Мы уже переболели православным глобализмом. Мы не считаем, что наши главные враги — ИНН и Джордж Буш. Зла на наш век хватит. «С иглы» люди слезли, зато по-прежнему сидят «на стакане». Но среди наших постоянных прихожан уже не пьет ни один. Наше оружие теперь — это спорт и молитва. Мы уже открыли в городе на деньги спонсоров 7 православных секций бокса, рукопашного боя и тэквондо, и еще откроем. Мы уже почувствовали свою силу. Знаете, что главное в профессии священника? Да и не только священника?
— Что?
— Не увлекаться «спасением мира». А заниматься спасением людей. И начинать с себя. Если в России каждый человек прекратит заниматься «спасением мира» — это будет ужас какая сильная страна. Мне даже страшно подумать.
Тверская область
http://www.izvestia.ru/special/article3100830/
