Москва, журнал | Священник Владимир Степанов | 05.02.2007 |
Пароход, победив и темноту, и шторм (недаром «Александр Невский»), причалил к пристани. Иду мимо часовни и храма к домику батюшки. Стучусь в дверь. Старец открывает, благословляет. Входим в домик. Батюшка у меня спрашивает: «Чья память 20 декабря?» Я отвечаю, что не помню. Тогда о. Николай говорит: «Отца Иоанна Кронштадтского». Ну, думаю, какой батюшка прозорливый, знает, что у меня в портфеле книга об отце Иоанне Кронштадтском, которую я читал на пароходе. Отец Николай продолжает: «Вот знаешь, батюшка (хотя тогда я еще не был священником), говорят, что я — прозорливый. А ты поверь мне, что вот этот кот знает больше меня». По физиономии кота Липуни было заметно, что он остался весьма доволен словами старца о нем, считая их вполне справедливыми.
Батюшка меня покормил, побеседовали, почитали вечерние молитвы. Отец Николай постелил мне на полу, где я и проспал до утра. Утром встали, почитали утренние молитвы. Попили чайку, и я, испросив батюшкино благословение, отправился на пристань. Пришел пароход, на котором я благополучно вернулся в Псков, где в то время жил и служил диаконом в Троицком кафедральном соборе.
Рядом с собором стоит колокольня, в которой в 70-е годы жила монахиня Архелая. Захожу однажды навестить матушку. Речь зашла об отце Николае. Она мне рассказывает, что ей было очень тяжело, и она молитвенно обращалась к батюшке Николаю: «Отец Николай! Помоги мне! Отец Николай! Помоги мне…» И так несколько раз. Утром следующего дня батюшка приезжает в Псков, приходит к Архелае и с порога говорит ей: «Ну что ты меня просишь: отец Николай, помоги мне, отец Николай, помоги мне…»
Матушка очень удивилась этому, что за тридцать километров ее «сигнал» дошел до старца и понудил его прибыть к ней.
Приезжая в Псков, батюшка обычно шел в Троицкий собор, где молился до конца литургии, стоя в конце храма. Затем мы с ним пешком шли в Епархиальное управление, где его всегда с честью принимал митрополит Иоанн (Разумов). После епархии шли на пристань, и отец Николай на «Заре» возвращался на свой обитаемый остров. Интересно, что батюшка всегда старался войти на катер последним, но ему всегда кто-нибудь «бронировал» место.
Наше общение со старцем длилось более двадцати лет. Много часов мы провели с батюшкой в беседах. Он вспоминал, как плыл на лодке вместе с новомучеником российским митрополитом Вениамином Петроградским на богослужение в село Ремда Гдовского уезда. Батюшке было тогда двенадцать лет. Владыке Коленька понравился, и он так сказал о нем: «хороший мальчик, взял бы я его к себе в Петроград, да не те времена». В следующем, 1922 году митрополит был расстрелян.
Также, вспоминая гражданскую войну, батюшка говорил, что в их дом залетел снаряд, но по милости Божией не взорвался.
Со слезами на глазах и с глубокими вздохами отец Николай говорил о лагерных страданиях: «Батюшка, если бы ты знал, что там было! Ужас!», «Нас туда отправили не для того, чтобы мы оттуда вышли живыми». Гоняли заключенных на лесоповал. Паек скудный, а норма по заготовке дров приличная. Не справился с нормой, завтра паек не получишь, а на работу идти обязан. «Идешь утром в лес на работу по лесной дорожке — один упал, умирает; еще один падает — вот так было», — говорил батюшка, а у самого полные глаза слез. Отец Николай и в заключении не терял бодрости духа и даже веселости (хотя что это ему самому стоило!). Этим самым он подкреплял и других не впадать в отчаяние. Кто сподоблялся, по Промыслу Божию, живым выходить из лагеря, они очень благодарили будущего старца, говоря, что «если бы ты нас не поддерживал своим духом и веселостью, то мы бы живыми отсюда не вышли». Батюшка вспоминал, что в тюрьме встречался с епископом Борисом (Шипулиным). Владыка, глядя на Николая, говорил: «Вот цветок, только распустился — сорвали, растоптали». Вера и молитва юного Николая не посрамили его. «Подниму руки к Небу и молюсь: Небо! сжалься надо мной», — так рассказывал отец Николай о своих крестных страданиях в неволе.
Испытав на себе все прелести «социалистического рая», батюшка был очень осторожен. Проповеди в храме он в основном читал по книге, но иногда между строк что-то добавлял свое, глядя в книгу. Он прекрасно знал, что много духовенства пострадало из-за проповедей, которые были расценены властями как антисоветские.
Помню еще: батюшка играет на фисгармонии и поет духовный стих. По улице мимо окошек старца проходит человек. Отец Николай бросает играть и петь, пока человек тот не удалится на приличное расстояние от домика.
Батюшка часто шутил. Угощает, бывало, обедом за столом, старается порцию дать побольше, сахару в чай — до десяти ложек, а сам приговаривает: «ешь, ешь, дорвался до чужого, так ешь полным ртом». Иногда просят его: «Батюшка, помолись за меня». Он отвечает: «Молюсь, молюсь, а как тебя зовут-то?»
Старец любил труд: участвовал в ремонте храма, сажал деревья — сам поливал, не давал даже в свой дом для него принести воды, — пек просфоры… Многих людей также подвигал к трудолюбию.
Господь наградил батюшку живой верой и непрестанной молитвой. Часто было заметно, что он творит Иисусову молитву. Силу его молитвы я испытал на себе, и не один раз. Один из примеров. У меня была серьезная проблема, и я зимой пешком от большака пришел по озеру к старцу. Он меня выслушал, затем встал и говорит: «давай помолимся». Батюшка становится на колени на своей крохотной кухоньке; я за ним тоже. Несколько минут молитвы. Встаем с колен. Отец Николай меня благословляет, и я ясно в душе ощущаю, что моей проблемы больше нет. Слава Богу!
По благословению батюшки я принял сан священства и отправился служить в храм Архангела Михаила в село Кобылье Городище Гдовского района. В этом храме крестили будущего старца отца Николая; на кладбище, около храма, могила его отца Алексия. В шести километрах от храма деревня Чудские Заходы, где родился батюшка. И дом, где он жил с родителями, стоял у дороги. В этом приходе я прослужил около девяти лет. Дважды старец приезжал к нам в гости на катере, который ходил по маршруту Псков-Тарту. Спал ли батюшка у нас, в церковном доме, не знаю, только когда часа в четыре утра я ненароком заглянул в отведенную для него комнату, я увидел следующее: батюшка в подряснике как вкопанный стоит около Казанской иконы Божией Матери, весь погруженный в молитву…
Во время второго к нам приезда отец Николай предложил мне вместе с ним и еще одной благочестивой мирянкой съездить в Пюхтицкий женский монастырь, в Эстонию, на что я с радостью согласился.
Рано утром мы сели в селе Самолва на пришедший катер «Ракета» и на нем приплыли в город Тарту. Из Тарту на такси (благо, в то время это было не так дорого) мы приехали к Пюхтицкому монастырю. Надо было видеть радость игуменьи Варвары и сестер! Батюшка всех благословлял, много шутил, хлопал сестер и по щекам, и по лбу, при этом все веселились, как дети. На ходу обучал сестер правильной Иисусовой молитве. В общем, визит батюшки к монахиням был для них большим праздником.
Благополучно искупавшись в источнике Царицы Небесной, мы вернулись в обитель. Был приготовлен прекрасный обед, со множеством заморских яств. К моему удивлению, отец Николай и игуменья Варвара почти ничего не ели, а вели журчащий душеполезный разговор. Мне же, грешному, было велие утешение.
Рано утром следующего дня мы отбыли из гостеприимной обители на монастырской машине до Тарту, а там сели на «Ракету». Я, попрощавшись с отцом Николаем, вышел на пристани Самолва, а батюшка с сопровождающей поплыли далее к Пскову, к своему острову.
Иногда батюшка громогласно провозглашал, что он умрет в 2013 году. Некоторые люди это слышали и до сих пор недоумевают, что он не дожил до этого срока, но он мне объяснял, что «многие думают, что в 2000 году наступит конец мира, а я их хочу переубедить таким вот „пророчеством“».
Кстати, отец Николай был назван в честь блаженного Николая Псковского — это довелось мне от него слышать.
Необходимо сказать и об отношении отца Николая к Григорию Распутину. Батюшка имел о нем положительное мнение, но я считал и считаю это мнение ошибочным. Не надо думать, что святые и подвижники не ошибаются. Просто их ошибки и погрешности не могут повредить общему фону их богоугодной жизни. Без ошибок и без грехов — только один Бог. Только Он, и никто другой!
О Распутине оставили свои воспоминания люди, хорошо его знавшие, дружившие с ним несколько лет, затем порвавшие с ним. Один из таких людей, митрополит Вениамин (Федченков), упокоившийся в пещерах Псково-Печерского монастыря. В своих воспоминаниях о Распутине в книге «На рубеже двух эпох» владыка пишет: «В каждом человеке есть эта двойственность, была и осталась она и в Распутине, как в общей его природе, так и после прежней, греховной жизни. Если допустить (а я допускаю) и факт прошедшего перелома в его сибирской жизни, нельзя все же забывать того, что изжить греховность свою — дело наитруднейшее. Самое трудное из всего в мире! И будь он в силе, находись он под хорошим руководством опытного духовника, так в молитвах и покаянии он достиг бы не только спасения, а, возможно, и особых даров Божиих. Но он подвизался без руководства, самостоятельно и преждевременно вышел в мир руководить другими. А тут еще он попал в такое общество, где не очень-то любили подлинную святость, где грех господствовал широко и глубоко. Ко всему этому невероятная слава могла увлечь и подлинного святого человека. И соблазны прельстили Григория Ефимовича: грех оказался силен…
Трагедия в самом Распутине была более глубокая, чем простой грех. В нем боролись два начала, и низшее возобладало над высшим. Начавшийся процесс его обращения надломился и кончился трагически. Здесь была большая душевная трагедия личная. А вторая трагедия была в обществе, в разных слоях его, начиная от оскудения силы в духовных кругах до распущенности в богатых» (изд-во «Отчий дом», 1994. С. 137−138).
Отрицательное мнение о Распутине мною унаследовано еще с детства, от моего покойного отца протоиерея Евгения Степанова, исповедника веры, отсидевшего определенный срок за верность Христу; и для меня важно ни очернить, ни обелить Распутина. Для меня важна только Правда.
Как-то мы разговаривали со старцем Николаем о епископском служении, и батюшка полушутя изрек: «Лучше не родиться, чем быть архиереем». Появившееся на свет мнение о том, что батюшка был тайным епископом, считаю безосновательным вымыслом.
У меня от отца Николая осталось десятка два писем. Батюшка писал мне в Псков, когда я там жил, и на приход. Письма отражают смиренную и любвеобильную душу дорогого старца. Вот одно из поздравительных писем старца:
«Ваше Высокопреподобие о. Владимир с тружениками по храму Божию и прихожанами Вашего Духовного окормления! Всех Вас молитвенно поздравляем с Праздником Рождества Христова, Новолетия и Богоявления. По молитвам Вашего Небесного Покровителя Архангела Михаила да хранит Ваши Боголюбия Сладчайший Создатель мира на долгие-долгие лета!!!
С любовью о Сладчайшем Богомладенце Господе недостойные послушники и Богомольцы Вашего Иерейства — о. Николай, ин. Раиса и Анастасия с пташками.
Простите и благословите.
7 января 1990 года».
Сижу за столом на кухоньке у батюшки. Угощаюсь чаем с пирогами. Старец очень постарел и изможден. Поговорив со мной несколько минут, он сказал, что устал, и пошел полежать. Полежав некоторое время, снова вернулся на кухню и сел на свой стул. Я же, видя батюшкину слабость, стал собираться уходить. Мы встали, помолились. Затем я обращаюсь к отцу Николаю и прошу его: «Батюшка, благословите меня». Старец благословил меня своим пастырским благословением. Затем он говорит мне: «И ты меня, батюшка, благослови». И я, грешный, также осенил старца священническим благословением. Мы братски поцеловались, взаимно испросили прощения друг у друга. С грустью на сердце и со слезами на глазах я покидал благословенный дом старца. Больше нам видеться с ним на земле было не суждено. Через несколько месяцев его светлая, богопреданная душа ушла ко Христу — Богу, Которому батюшка был верен до смерти.
Царство ему Небесное и вечный покой! Его молитвами Господь и нас, грешных, да помилует яко Благ и Человеколюбец!
Аминь!