 |
| Столетие.Ru | Александр Репников | 02.02.2007 |
«Торопиться не надо, время его придет. И вот, когда оно „придет“, Леонтьев в сфере мышления, наверное, будет поставлен впереди своего века и будет „заглавною головою“ всего у нас XIX столетия… В нем есть именно мировой оттенок, а не только русский», — писал о Леонтьеве В.В. Розанов. И действительно, в начале 90-х годов ХХ века началось активное переиздание работ замечательного русского мыслителя.
Родившийся 13 января (по старому стилю) 1831 года в селе Кудинове Калужской губернии, Константин был последним ребенком в семье. Отец из-за размолвки с женой жил отдельно и рано умер. Воспитанием сына занималась мать Феодосия Петровна. В детстве Леонтьев по воспоминаниям его племянницы, «рос… между женщинами. Все детство он провел в деревне, но его воспитывали так по-женски, что он долго не знал, что такое значит ездить верхом». В 1841 году Леонтьев был определен в Смоленскую гимназию, затем стал воспитанником столичного Дворянского полка, а через три года поступил в Калужскую гимназию, окончив которую, учился в Демидовском лицее в Ярославле. В том же году он перевелся на медицинский факультет Московского университета, где увлекся литературой, историей и френологией.
В 1851 году Леонтьев познакомился с И.С. Тургеневым, который высоко оценил литературные опыты молодого человека и ввел его в круг московских литераторов. Тургенев впоследствии так рассказывал знакомым о первом визите Леонтьева, принесшего рукопись: «Входит очень молодой человек, белокурый, в вицмундире, с треугольной шляпой и с рукописью. Говорит, что его фамилия Леонтьев, жмет мне руку, извиняется, что у него нет шпаги, потому что отдал чинить в ней что-то, и потом, ни слова больше не говоря, садится и читает».
В 1854 году Леонтьев дебютировал в печати повестью «Благодарность», опубликованной в газете «Московские ведомости». Как писатель он заставил о себе заговорить после романа «Подлипки (Записки Владимира Ладнева)», опубликованного в 1861 году в «Отечественных записках». Главный герой — Володя Ладнев, как и в других романах Леонтьева во многом списан с самого автора. Он тонко чувствует и переживает окружающую его жизнь, стремясь оценить ее с точки зрения красоты. Восхищение красотой природы, анализ жизни и поведения окружающих его людей, размышление над собственными религиозными и любовными переживаниями — все это красной нитью проходит через роман Леонтьева. «Многие страницы заставили меня серьезно задумываться и пахнули на меня свежестью детства…», отметил Тургенев, в целом критично оценивший этот роман.
Касаясь подлинной биографии Константина Николаевича, обратим внимание на то, что женщины в его жизни играли не последнюю роль. Когда Константин влюбился, то узнавший об этом Тургенев в своем стиле заметил, что лучше любить замужнюю или же сразу многих, что при внешности Константина не так сложно, да и «таланту гораздо полезнее». Друг Тургенева, будущий начальник Главного управления по делам печати Е.М. Феоктистов в письме к Ивану Сергеевичу пророчески предрек Леонтьеву судьбу соблазнителя сначала московских, а потом и провинциальных барышень.
В юности Леонтьев был сильно увлечен Зинаидой Яковлевной Кононовой, о которой впоследствии вспоминал: «З… меня ждала наверху, в хороших комнатах, сидя на шелку и сама в шелках… Душистая, хитрая, добрая, страстная, самолюбивая…». В какой-то момент он даже начал подумывать о женитьбе, но его мать была против этого брака, и в итоге Леонтьев отказался от своего намерения.
В ходе Крымской войны 1853−1856 гг., не кончив курса, Леонтьев по собственному желанию поступил на службу батальонным лекарем. Некогда рыдавший над «Записками лишнего человека», он жадно впитывал в себя грубую специфику новой реальности, работая в госпиталях Керчи и Феодосии. «Скука и проза — вот что пугало меня в то время в жизни людской, а не ядра, не раны, не кровь… однажды, во время ампутации голени… горячая кровь брызнула фонтаном мне прямо в лицо и попала в рот… Я выплюнул только и продолжал операцию…». В Крыму, среди ужасов войны, где «люди сотнями гибли от тифа, лихорадки и гангрены… где из четырнадцати врачей на ногах были двое, а остальные уже в гробу или в постели…» Константин Николаевич встречает свою будущую жену Лизу — дочь феодосийского грека-торговца. Но Леонтьев пока не думал жениться на Лизе, вернувшись в Москву «без денег, без вещей, без шубы, без крестов и чинов».
С 1857 года Леонтьев в отставке, служит домашним врачом в имении барона Д.Г. Розена в Нижегородской губернии. Через несколько лет переселяется в Петербург, оставляет медицину и заводит новые знакомства в литературных кругах. В журнале «Отечественные записки» он поместил роман «В своем краю», а также ряд критических статьей.
Летом 1861 года он возвращается в Крым и венчается с Лизой, с которой не виделся уже несколько лет. Судьба благоприятствует Леонтьеву. Сдав консульский экзамен, он поступает в Азиатский департамент Министерства иностранных дел и назначается секретарем и драгоманом (переводчиком) российского консульства в Кандии (о. Крит). В 1864 году Леонтьев нанес «оскорбление действием», французскому консулу Дерше, ударив его хлыстом по лицу за оскорбительный отзыв о России. Получив выговор, Леонтьев, впоследствии с гордостью вспоминавший об этом поступке, был переведен в российское консульство в Адрианополь, затем в Белград. В дальнейшем он служил в Тульче, Янине, Салониках. Его биограф А.М. Коноплянцев считал, что, несмотря на то, что «жену свою он продолжал любить», жизнь Леонтьева была весьма насыщенной: «человек он был по натуре страстный, несдержанный, очень любил молодых, красивых женщин… Его увлечения вообще следовали одно за другим, на свои любовные связи он смотрел тогда очень легко и не признавал в этом отношении никаких преград и запретов. Л<еонтьев> исповедовал тогда прямо-таки культ сладострастия и его необузданной фантазии в этом отношении не было ни удержу, ни пределов… Он любил жизнь, все сильные и красивые стороны ее, и, как язычник, этой жизни не боялся и хотел ею пользоваться без границ».
К концу 1870 года Леонтьева начинают посещать мысли о необходимости изменить свой образ жизни. Перелом во взглядах произошел неожиданно. Служа консулом в Салониках, в июле 1871-го, он тяжело заболел и, закрывшись в доме, стал ожидать неминуемой смерти, поскольку установил у себя симптомы холеры. Когда наступил кризис, он, молясь на икону Богородицы, дал обет уйти в монахи. Леонтьеву стало лучше, и, оправившись от болезни, он согласно обету отправился на Афон, забросив все консульские дела. Год он прожил на Святой Горе, изучая труды отцов церкви. Его просьбы о монашеском постриге были отвергнуты, поскольку старцы понимали, что он еще не готов к монашескому подвигу. Через борьбу с самим собой и под влиянием политических событий начала 1860-х гг. (студенческие волнения, национально-освободительное движение в Царстве Польском и др.) Леонтьев пришел к консервативной идеологии. Получив душевное очищение, Леонтьев порывает с дипломатической карьерой, подав прошение об отставке. Он был уволен и жил в Константинополе, где написал свой основной труд «Византизм и славянство».
Согласно изложенной Леонтьевым теории органического развития, один и тот же закон определяет ступени в развитии растительного, животного и органического мира, а также мира истории. Повинуясь этому закону, любое государство в своем развитии неизбежно проходит три стадии:
1) «первичная простота», своеобразное младенческое состояние, начальный этап формирования;
2) «цветущая сложность», при которой наблюдается единство в разнообразии составных частей, которые, однако, пребывают в «деспотических объятиях» объединяющей внутренней идеи;
3) «вторичное смесительное упрощение» — постепенное смешение и уравнивание самобытных свойств, ослабление связи между ними, дряхление государственного организма.
Леонтьев намеренно отделял термины «развитие» и «распространение». Развитие для него — постепенное восхождение от простейшего к сложнейшему, стремление к «цветущей сложности». Именно развитие включает в себя три перечисленные стадии, представляя сложный и долговременный процесс. Развитие идет по вертикали до момента «цветущей сложности», после чего начинается упадок. Распространение — это «разлитие» в обществе чего-либо однородного, универсального, стандартно-однотипного. Распространение идет по горизонтали, представляя более упрощенный процесс, чем развитие.
В биологическом чередовании рождения, расцвета, старения и смерти выразился фатализм органического подхода к истории. После «вторичного смесительного упрощения» следует гибель государственного организма, которой также невозможно избежать, как невозможно избежать гибели органического организма. Леонтьев считал, что детство, юность, расцвет и смерть — вполне объективные наименования. Цикл прохождения всех трех стадий занимает 1000−1200 лет. Переход от первого этапа ко второму совершается провиденциалистски, в соответствии с непознаваемыми логическими законами. Развитие государства сопровождается постоянным выяснением и обособлением свойственной только ему политической формы. В России такой формой является монархия. С расстройством этой формы начинается процесс ослабления государства, которому способствует распространение в массах либерально-демократической идеологии. Период «цветущей сложности» продолжался в России с начала царствования Петра I до конца правления императора Николая I. В современное Леонтьеву время (правление Александра II) страна, по его мнению, находилась в состоянии «смесительного упрощения» всего государственного организма. Этот процесс нельзя полностью остановить, его можно только «подморозить», затормозив на какое-то время. Европа же, согласно Леонтьеву, пережила стадию расцвета еще раньше, в XV—XVII вв.
Весной 1874 года Леонтьев вернулся в Россию. Попеременно жил в Москве и Кудиново, прошел послушание в Николо-Угрешском монастыре («на меня надели подрясник; дали мне хорошую келью и оставили надолго в покое…»). Послушание давалось ему не просто: «телесно… через 2 месяца стало невыносимо, потому что денег не было ни рубля; а к общей трапезе я никак привыкнуть не мог», братия была «груба и завистлива, кроме немногих».
В январе-апреле 1880 года Леонтьев служил помощником редактора газеты «Варшавский дневник», где напечатал ряд статей. К.П. Победоносцев, проявивший интерес к публикациям Леонтьева, писал о них наследнику Александру Александровичу, рекомендуя статью с критикой суда присяжных: «Радуюсь: в первый раз нашелся человек, имевший мужество сказать истинную правду о судах наших. Как на него заскрежещут зубами». В ответной записке будущий император отметил, что прочел статью с удовольствием.
Но и здесь Леонтьева постигла неудача. «Варшавский дневник» испытывал значительные трудности. После закрытия газеты Леонтьев получил место цензора в Московском цензурном комитете, где работал в 1880—1887 гг. В феврале 1887-го вышел в отставку и вскоре поселился близ Оптиной пустыни, проходя полумирское послушание. Поначалу он был духовным сыном о. Климента (Зедергольма), а после его кончины — старца о. Амвросия.
30 августа 1891 года Леонтьев приехал в Троице-Сергиеву Лавру. Задумав провести зиму в Лаврской гостинице, он решил обустроить свой номер и попросил купить в Москве марли голубого цвета для занавесок. Друг Константина Николаевича — А.А. Александров выполнил просьбу, но купить нужную марлю смог только… в лавке гробовщика. В начале ноября Леонтьев заболел. В натопленной комнате ему стало жарко и он, отворив форточку, и сняв теплый кафтан, сел работать за письменный стол, возле окна. Результат — воспаление легких и смерть. Похороны мыслителя пришлось устраивать с помощью друзей, так как Леонтьев оставил всего 50 рублей. Он был похоронен на кладбище Гефсиманского скита Троице-Сергиевой лавры у церкви Черниговской Божией Матери.
…В наше время одни стремились увидеть в Леонтьеве борца с социализмом, другие, подобно М.П. Лобанову, заметили в «сталинской загадочности» некий «соблазн… в духе К. Леонтьева, видевшего своеобразную красоту во всем, что выходит за пределы усредненности, буржуазной безликости». Неслучайно и то, что именно работы Леонтьева были востребованы как среди современных правых националистов, так и среди сталинистов. Сошлюсь на такой пример. Если в 1999 году автора этих строк критиковали в «Экономической газете», доказывая, что Леонтьев «никакой не философ» и необоснованное причисление Леонтьева к философам «фактически служит нынешней политики реакции, „затмит“ все прогрессивное в истории общественной мысли чем-нибудь второстепенным или второсортным», то в 2004-м ряд изданий уже сравнивали взгляды Леонтьева и Сталина.
Действительно, Константин Николаевич одним из немногих смог чутко уловить первые «подземные толчки» приближающейся революционной бури. И дело не только в извечном эсхатологическом настрое, свойственном традиционалистскому мышлению. «Правые» и «левые» крайности сплелись на русской почве, и, помимо прочего, их объединял общий антикапиталистический и антилиберальный настрой. Думается, что размышления мыслителя о социализме и либерализме остаются актуальными и для ХХI века.
