По следам леди с лампой

Нашему корреспонденту Алисе Орловой довелось несколько дней работать в московской больнице святителя Алексия и удалось написать статью о том, что она пережила, почувствовала, поняла. Рассказ получился очень искренним и сердечным

Кто это — сестры милосердия?

О том, кто такие сестры милосердия, я имела очень смутное представление. Что-то из фильмов про первую мировую: эфемерные создания, платочками отирающие раненым пот со лба…

В медицинском училище, которое я когда-то давно закончила, нам, конечно, рассказывали о первой сестре милосердия Флоренс Найтингейл. Чудачка-аристократка подалась в сиделки и стала в результате основательницей профессии. Она была первой, до нее не было сестер милосердия — за больными ухаживали случайные люди, часто опустившиеся и пьющие. Флоренс Найтингейл ухаживала за страждущими в лондонских больницах, позже создала первые отряды сестер милосердия, которые помогали раненым во время Крымской войны. По вечерам она сама с лампой в руках обходила палатки полевого госпиталя, и за это больные прозвали ее «Леди с лампой». Но где Флоренс Найтингейл, и где мы…

В училище разговор о милосердии был теоретическим, факультативным. Оно воспринималось как роскошь, которую мы не сможем себе позволить. Мне всегда казалось, что понятия «сестра милосердия» и «медсестра» — из разных вселенных. Второе — короче, четче и жизненней. Медсестре некогда утешать, ей важно спасти — сделать укол, поставить систему, дать лекарство… Больных на посту много, нужно успеть выполнить процедуры и заполнить бумаги. Не до сантиментов. Первое время это обескураживало. Вот, например, лежит в отделении тяжелый больной: кто повернет его, кто ему перестелет постель, попить даст, в конце концов? Считалось, что это дело сестры по уходу (она же младшая медсестра). Но на деле — это санитарка, которой надо успеть и еду привезти, и белье поменять, и полы помыть.

Хорошо, если есть у больных родственники, а если их нет? Если нет, медсестра будет обрабатывать пролежни. В больнице человеку очень важно, чтобы кто-то к нему подошел, утешил, сказал, что все будет хорошо. Если этого не делать, у него может развиться больничная болезнь — госпитализм. Я помню шестилетнего Димку, который несколько месяцев пролежал в отделении, где я работала. Мама к нему ходила очень редко; у нас — тех, кто работал в отделении, — были свои дела. И только мамочки, лежащие вместе со своими детьми, подкармливали Димку, да кто-нибудь из ночных медсестер иногда, спохватившись, стриг ему ногти или купал. Через пару месяцев больничной жизни ласковый и тихий Дима стал выходить по ночам в коридор и орать во весь голос, поднимая все отделение. Мы чувствовали себя виноватыми в этом. Тогда эти проблемы казались неразрешимыми, ведь не было никакого милосердия — была работа, которую надо сделать.

«Меня сто лет никто не обнимал»

Настоящих сестер милосердия я впервые увидела в Москве, на службе в Свято-Димитровском храме при 1-й Градской больнице. Среди них были и взрослые женщины, и совсем молодые девушки. И что-то такое было в их лицах, отчего сразу становилось понятно, что эта вот странная старомодная повязка-платок на голове для них — не маскарад. Она называется плат — это мне потом объяснили. Сестры милосердия XXI века.

«Не надо думать, что мы тут все ангелы, — говорила мне одна из сестер больницы святителя Алексия.- Ты к нам относись, как к обычным людям, и тогда все встанет на свои места». Мне хотелось понять, чем они отличаются от медсестер. Чтобы немножко в этом разобраться, я неделю работала вместе с сестрами милосердия, ухаживая за тяжелобольными в Алексиевской больнице — единственной церковной в России.

Ленинский проспект, за ажурной оградой — тихий парк, столетние корпуса со стрельчатыми окнами, купола церквей. Людям, пришедшим сюда первый раз, и тем, кого привезли в больницу на «скорой», непросто бывает сориентироваться. «Какая странная больница», — удивляются они, оглядываясь по сторонам. Обычная больница, обычное старое здание, по стенам кое-где сырые пятна, видно, что стараются, чтобы было чисто, видно, что денег не очень много, бедновато. Но что-то тут совсем не так, как в обычной больнице, даже в больничном едком запахе, кажется, отсутствует какой-то компонент. На стенах — иконы. На посту сестры — шкаф с церковной литературой.

…Первые дни я привыкала — ухаживать за чужими, да еще пожилыми и больными людьми поначалу совсем непросто. Смотрела на палатных сестер и думала: что дает им силы работать так быстро и легко? «Вот сейчас, Марья Ивановна, я Вас обниму, и мы с Вами сядем».- «Меня уже сто лет никто не обнимал», — тихо отвечает старушка. Сестра милосердия, совсем девочка, улыбается и гладит ее по голове.

Каждый день сестры моют, перекладывают тяжелых больных, меняют им постель. Оказывается, что если все это делать вовремя, то… остается только болезнь. Только болезнь. Минус страх, отчаяние, одиночество, отсутствие густого запаха безнадеги, который приводит в ужас случайных посетителей больниц. А грязь… Грязь — смывается. А еще появляется надежда. Начинаешь потихоньку приходить к мысли, что болезнь, — это, может быть, специальное время, чтобы побыть с Богом, возле Бога, где-то там, в этой больничной тишине…

Душу спасти

Сестры — не ангелы, конечно, не ангелы — обычные люди. Но положение, при котором врач срывает раздражение на медсестрах, медсестры орут на больных, а нянечка матерится и «регулярно желает всем сдохнуть», едва ли возможна в православной больнице. Потому что моральные принципы персоналу этого не позволяют. И люди для работы в такой больнице подбираются соответственно — те, которые к принципам, как минимум, относятся с уважением.

Для тех, кто понимает, что такое вера в Бога, для кого вера — не просто слово, существует еще один уровень. Ведь батюшка, приходящий в больницу, отнюдь не психолог, не психотерапевт. Бывает, что после исповеди и причастия люди выздоравливают. Почему и в каких случаях это бывает? Можно предположить, что именно тогда, когда человеку удается что-то в себе изменить и стать ближе к Богу. Выздороветь здесь — не основная задача, главное — душу спасти, хотя такая постановка вопроса для многих людей неприемлема.

…Об этом я думала, когда работала в палатах вместе с сестрами милосердия. Признаюсь, поначалу я относилась к своим подопечным несколько свысока: ну что мне может сказать 90-летняя бабушка, у нее давно маразм, вот сейчас я ей каши дам, и пусть спит. Как-то так я и рассуждала, пока не увидела лица больных после причастия. Где-то здесь слова кончаются. Скажу только, что не знаю, кому и что было нужней: бабушке пара ложек каши из моих рук или мне — ее слова и взгляд. Помощь больным как способ спасти собственную душу — давняя православная традиция, это действительно сильное средство. И если у человека, который работает в больнице, есть определенные нравственные ориентиры, по которым он проверяет свои действия, и если таких людей в больнице большинство, то есть шансы, что в этой больнице действительно кого-то вылечат.

http://www.eparhia-saratov.ru/txts/journal/articles/02society/20 070 109.html