Prokimen.Ru | Игумен Петр (Пиголь) | 29.12.2006 |
Погрузившись в чтение произведений Леонтьева, я сразу почувствовал и узнал их дух: этим духом проникнута вся внутренняя, монашеская жизнь Афона, ее вековой уклад, пронизанный страхом Божиим, строгим благочестием, молитвенной памятью о Боге. Это древний дух святой соборной и апостольской Восточной Церкви, Греко-Российского Православия, святых отцов, учившим «общим церковным умом». Дух этот и в XIX веке, при Леонтьеве, и сейчас, несмотря на изменения в современной монашеской жизни, кажущиеся послаблениями, сохраняется на Афоне, и сохранится в мире до самого конца, покуда будут пребывать на земле носители благодати Божией.
«Душевный человек не принимает того, что от Духа Божия, и не может разуметь, потому что о сем надобно судить духовно», — говорит нам апостол (1 Кор. 2, 14).
Остается только поражаться, до какой же степени последователи тех людей, которые давали и дают Константину Николаевичу вышеприведенные эпитеты, не понимают и не чувствуют духа его творений! И не только не понимают, а еще и пользуются непониманием людей и их леностью к подобному нелегкому чтению, приписывают Леонтьеву мысли совсем иного духа, даже иногда намеренно искажают цитаты. (Например, один из авторов словосочетание из одной леонтьевской статьи «космополитическая демократизация» заменил на «космополитическую дезинтеграцию», посчитав, видимо, что «демократизация» — это явление положительное. А Леонтьев ведь ненавидел демократию! В одном из его писем 1889 года говорится: «Воевать и политически прихлопнуть демократию не только можно, но при Божией помощи и должно» (1).
Хочу заострить ваше внимание на одном из таких вопиющих злоупотреблений — приписыванию Леонтьеву мыслей о некоей «православно-мусульманской цивилизации», «православно-мусульманском симбиозе», новом славяно-азиатском цивилизационном синтезе на основе единства православной России с мусульманским миром. И какого свойства вышеупомянутое единство, некоторые авторы указывают: это какая-то «духовная связь», которая якобы может быть значительно шире религиозно-культурной принадлежности народов. Предпосылкой же подобного взаимодействия они считают «совместимость базовых ценностей» православной и мусульманской цивилизационных общностей.
Леонтьев такого никогда не говорил.
По Леонтьеву, религия есть самая главная основа культурно-исторического типа, или цивилизации, и она объединяет в своем священном единстве все остальные культурные признаки. Поэтому никакая абстрактная «духовная связь» вне определенного, строгого по форме религиозно-исповедного признака сильна быть не может. Кроме того, по самому своему афонскому, византийскому духу Леонтьев не мыслил без Православия — «главного мерила жизни» — ни себя лично, ни цветущей русской цивилизации, ни «византизма будущего», ни союза народов во главе с Россией.
«Союз православных народов Востока» (2), «Великий восточно-православный союз во главе с Россией» (3), «Восточно-православный союз государств под нашей гегемонией», «Восточный союз на основе единоверия» (4) «Царьградская Русь» (5) — именно так постоянно, во многих произведениях называет Леонтьев свой «византизм будущего» — долгожданную новую цивилизацию, духовный центр которой он видел на Босфоре и образование которой и будет разрешением великого Восточного вопроса.
А что касается иноверных народов, то Леонтьев всегда говорил о возможном с ними для политической выгоды России союзе «на разумных условиях» (6). «Союзы внешние, — отмечал Леонтьев, — могут иметь место без всякого сходства в идеалах» (7). Добрососедские отношения поддерживать необходимо, как и святой апостол заповедал: «Аще возможно, со всеми человеки мир имейте» (Рим. 12, 18). Для народов Востока, по мысли Леонтьева, крайне важно соединение «в одной высокой цели… против безбожия, анархии и всеобщего огрубения» (8) за сохранение своей культуры.
Хотелось бы остановиться еще на одном вопросе.
Мы опасаемся, что наследие Леонтьева может оказаться в руках скрытых недоброжелателей. Но, к счастью, рукописями тщательно и бережно занимаются также и просвещенные деятели нашей культуры, те, кто ценит наследие мыслителя.
Нужно заметить, что почерк писателя на многих автографах разбирается с трудом, он часто не дописывал до конца слова, фразы. Леонтьев употреблял церковно-славянизмы, святоотеческие термины, записывал своим малопонятным почерком тексты молитвенных прошений к Богу, которые людям нецерковным иногда трудно прочитать. Подчас в книгах современных исследователей и публикаторов встречаются такие досадные неточности, как «благорастворение воздуха» вместо «благорастворения воздухов», а в леонтьевские тексты вносятся заметки в квадратных скобках — [неразб.]. Обращаю внимание также на то, что дата кончины мыслителя, переведенная на новый стиль, указывается по большей части неточно. Константин Николаевич скончался, по свидетельствам всех современников, 12 ноября. Почему же теперь зачастую память его отмечают 24 ноября, а не 25-го? Это неверное число указано и на его надгробии в Гефсиманском скиту…
«Учитесь скромно у Церкви» — так обращался Леонтьев к представителям интеллигенции из числа своих современников (9). «Учитесь у русского духовенства. Самое существенное — Церковь», — говорил он (10). Я хотел бы на эти слова обратить особое внимание. Исследователям и публикаторам нужно потеснее сотрудничать с представителями Церкви, особенно с теми из них, кто любит, ценит и знает наследие Константина Николаевича Леонтьева.
2. Леонтьев К. Н. Восток, Россия и славянство. М., 1996. С. 159.
3. Там же. С. 164.
4. Там же. С. 747.
5. Там же. С. 373.
6. Там же. С. 561
7. Там же. С. 256.
8. Там же. С. 55.
9. Там же. С. 326.
10. Там же.
http://www.prokimen.ru/article_2472.html