Появление любой новой полосы нуждается в предуведомлении. В данном случае это необходимо еще и потому, что взаимоотношения между религией и культурой — межеумочная тема, которой не касаются, как правило, ни периодика, где есть полоса «Культура», ни издания, пишущие о религии. Между тем взаимоотношения эти заслуживают пристального внимания именно в наше время. В прошлом религия играла двойственную роль в отношении культуры, под которой мы будем понимать в дальнейшем всю совокупность форм общественной жизни от искусства до политики. Будучи на подъеме, религия способствовала культурному расцвету, порождая такие выдающиеся явления, как буддийская гандхарская скульптура в I — III столетиях от рождества Христова или готическая архитектура в средневековой Европе. Но если религия отождествляла себя с теми или иными (всегда преходящими) культурными формами, она теряла свое запредельное измерение, и это вело к ее упадку. Только осознав свою сверхкультурную (надмирную) роль, религия оказывалась способной подготовить почву для нового расцвета культуры. Протестантизм в Европе Нового времени успешно сыграл подобную роль и породил дух капитализма. Это-то и стало началом конца. Именно капитализм сыграл роковую роль во взаимоотношениях религии и культуры — свойственный ему рационализм вызвал мощный процесс обмирщения. К концу XX столетия степень секуляризации Запада достигла невиданной силы. Религия не умерла вовсе, но модус ее отношений с культурой кардинально изменился. «В настоящее время мы имеем дело с секуляризованной научной мировой культурой, которая является телом без души, в то время как, с другой стороны, религия утверждает свое отдельное существование в качестве духа бестелесного». Эти слова принадлежат британскому историку Кристоферу Доусону (1889 — 1970). Доусон был редким в XX веке западным мыслителем, который во главу угла ставил религию. Читателей русской религиозной философии этим не удивишь, но доусонову метафизику венчает трезвая британская социология, поэтому его тексты звучат не как эсхатологические пророчества, а как здравый культурологический диагноз. Диагноз этот трудно опровергнуть. Западное общество нашего времени действительно страдает «культурной шизофренией» — его социальное тело пребывает отдельно от души. Правда, попытки преодолеть этот разрыв не прекращаются. Такой попыткой стал контркультурный бум 60-х, в котором мистические поиски европейской и американской молодежи вошли в острое противоречие с общественными установлениями. Навязать официозу свои представления о прекрасном новые мистики не смогли, напротив, мейнстрим поглотил их откровения и превратил в очередной товар на рынке духовных услуг. Видимо, откровения были не слишком сильны, да и опирались в значительной мере на искусственные средства экстаза. Но речь о другом. В отличие от прошлых времен они ничего не поменяли в окружающей культуре. Религиозный протест ушел как вода в песок безбрежной Сахары религиозного безразличия. С другой стороны, те религиозные направления, которые прятались, как улитки в раковины отживших культурных форм, все же сохранили признаки жизни, не утратив при этом своего трансцендентного измерения. Я имею в виду, в частности, консервативные движения, каковых немало во всех христианских конфессиях. Они всеми силами сохраняют верность традиции и не стремятся с такой оголтелой активностью, какую проявляли контркультурщики, изменять жизнь за пределами церковных стен. Вероятно, это и помогает им избегать всепоглощающего воздействия масскульта. Но стоит им высунуться из своей раковины, как они сразу обнаруживают симптомы malaise du temps. Активные попытки христианских фундаменталистов повлиять на общество приводят к тому, что они воспроизводят стереотипы масскульта в самых его смехотворных проявлениях. Чтобы убедиться в этом, достаточно посмотреть хотя бы одну передачу какого-нибудь неистового американского телепроповедника или оказаться свидетелем шествия отечественных фундаменталистов-хоругвеносцев, активных борцов с «тлетворным» влиянием Запада. (Понятия «консерватизм» и «фундаментализм» только на первый взгляд кажутся тождественными. Консерватизму экстремизм не свойствен, зато для фундаментализма он является отличительной чертой, что парадоксальным образом сближает упертых протестантов, которые из любви к человечеству взрывают абортарии, с их антагонистами — контркультурными бунтарями, мечтавшими подсыпать ЛСД в федеральную систему водоснабжения США.) Значит ли это, что в наше время религия может выжить только в качестве субкультуры, спасающейся от внешней разлагающей среды — не пытающейся на нее воздействовать и избегающей воздействия с ее стороны? Полоса «Религия» как раз и задумана для обсуждения подобных вопросов. Для начала ограничимся рассмотрением одного из фрагментов общей картины: как мистические эксперименты контркультуры приняли облик знатного бренда New Age.
+ + +
В любом западном городе вы можете наткнуться на магазинчик, назначение которого поначалу не ясно. С потолка свешиваются таинственно звенящие китайские талисманы, на полочках русские иконы перемежаются африканскими божками и тайскими буддами. Голову кружат восточные благовония, по полу разбросаны дзенские подушки для медитации и лоскутные индейские одеяла. Книжки тут можно купить самые разные — по диетологии, по истории религии, по сексу, по уфологии. Через некоторое время начинаешь понимать, что каша эта сварена в одном котелке. Называется он New Age. В последнее время появляются такие магазинчики и в России. К примеру, «Белые облака» на Покровке. Приглядевшись, вы увидите, однако, что различие между ними все же есть. Не в товарах (они как раз одного пошиба), а в посетителях. У нас это татуированный молодняк в пирсинге и дредлоках, у них — яппи, продвинутый средний класс. У нас New Age еще контркультура, у них — уже мейнстрим, но вектор развития, по-моему, совпадает. Истоки Откуда взялось понятие «New Age», не знает никто. Вроде бы от оккультистов позапрошлого века. Оно выражало их сокровенную надежду — новое человечество, наделенное сверхчувственным восприятием, сотворит новый мир. Симптомы были налицо. «Под скальпелем природы и искусства /Кричит наш дух, изнемогает плоть,/ Рождая орган для шестого чувства», — писал Николай Гумилев. Тогда преображение не состоялось, но в 60-е годы прошлого века ожидания вновь обострились. В контркультурной среде пошли разговоры о том, что астрологический прогноз о наступлении века Водолея («Нового века» — New Age) начал сбываться. Астрология полагает, что каждые две тысячи сто шестьдесят лет весеннее равноденствие смещается на один знак Зодиака и начинается новый космический век. Прежний был веком Рыбы, нынешний будет веком Водолея. В нем и произойдет желанное преображение мира и человечества. Нетерпеливые американцы решили этот процесс ускорить, чему весьма способствовало одно обстоятельство. В 1965 году президент Джонсон отменил закон, ограничивающий иммиграцию из Азии. Замирение воинственного Вьетнама привело к увеличению потока беженцев. Среди новых иммигрантов оказалось немало восточных гуру, которые начали активно обучать американцев индусским и буддийским психотехникам. Разумеется, не бесплатно. Прагматизм американской жизни быстро усваивается всеми новичками. Новый синтез восточной йоги и западного активизма, сформулированный на сциентистском новоязе, приобрел невиданный прежде размах и наложился на астрологическое пророчество. Начинание подхватили защитники природы и феминистки. Над страной забрезжил «рассвет века Водолея». В 1967 году об этом распевала уже вся молодая Америка. Песенка была из бродвейского суперхита «Волосы». Держитесь, мужики! Одним из симптомов наступления новых времен активисты New Age считали смену научной парадигмы. Современная наука обнаруживала некоторое сходство с прозрениями древних религий. Присмотрись, и увидишь — квантовая теория смахивает на буддийское учение о потоке мгновенных импульсов (дхарм), современная космологиия (теория «Большого взрыва») — на индусскую космогонию. И если для ученых это сходство служило подспорьем для новых гипотез, то в New Age стало сырьем для строительства нового мифа. Оно и понятно. Современная наука слишком сложна для неспециалистов, недоучившихся студентов больше устраивал «научный миф». В качестве доказательства перемен привлекались экологические страхи и феминистские притязания. К середине прошлого века мало кто сомневался, что индустриальное насилие над природой ведет мир к катастрофе. В среде New Age на это реагировали крайне эмоционально. Земля — это близкое существо — мать, которая всю себя отдает детям, а в ответ видит черную неблагодарность. Возник миф о живой планете — Гее (по имени греческой богини Земли), в гармонии с которой должно жить человечество. Вскоре последовал оптимистический вывод — процесс уже пошел. Технология превратила мир в единый организм — «глобальную деревню», а Интернет — нервная система этого организма. Земля уже любуется на себя через око телекамер космических кораблей и, как всякая женщина, невольно прихорашивается. Но, кроме обычных технологий, существуют еще и своеобычные. Как древние подвигали землю к обновлению, совершая магические сексуальные ритуалы на праздниках плодородия, так и нынешние волхвы способны слить свои вибрации с дыханием планеты, пока оно еще не стало предсмертным хрипом. Сливали справно, приводя в ужас косных фермеров, которые едва успевали отстреливаться от похабников. Не теряли времени даром и новые суфражистки, быстро взяв на вооружение жаргон New Age. Мужское и женское (Ян и Инь даосской космогонии) должны на равных сплетаться в космическом танце. Но Ян слишком долго оставался наверху, теперь Инь отомстит за столетия унижений. Гея — это не единственное женское божество, которое напомнило о себе. Пришел черед и других. В пантеоне New Age богини едва успевали сменять друг друга — Аштарта, Диана, Мелузина, Лакшми, Дурга, Кали. Последняя отплясывала на поверженном Шиве, ловко жонглируя усатыми головами. Держитесь, мужики! Как бы религия Почему эта экзотическая смесь покорила умы многих неглупых и образованных людей, понять можно. Двадцатый век стал временем упадка официальных религий, особенно в интеллигентской среде. Но именно в ней, как никогда остро, возникло ощущение пустоты бытия, из-под которого вынули метафизические подпорки. Некогда полноводные реки традиционных религий высохли, но потребность в животворящей влаге осталась. И она была обнаружена там, где прежде ее не очень искали — в человеческой психике и в безграничном космосе. Недаром среди своих предтеч New Age числит Карла Густава Юнга и Альберта Эйнштейна. Поиски не нуждались в санкции официальных религий, ибо велись за их пределами. Даже терминология поменялась: взыскующие говорили не о религии, а о «новой духовности». Так возникала как бы религия «Нового века». Обратите внимание — нынче в разговорах на отвлеченные темы словечко «как бы» стало самым популярным. Оно позволяет сохранять дистанцию по отношению к вещам сокровенным — мы как бы считаем, что они как бы существуют, и как бы в них верим. Христианство и «Новый век» Особенное раздражение «Новый век» вызвал у христианских фундаменталистов. Для них это оккультный заговор, цель которого — покорение мира. В центре заговора самолично стоит сатана либо его антропоморфные клевреты. В последнем случае New Age рассматривается как оккультное крыло мондиализма. Международная (читай — еврейская) финансовая олигархия не брезгует, мол, для своих черных целей и черной магией. Правда, в последнее время среди протестантских критиков New Age раздаются голоса, ставящие такой подход под сомнение. Британец Ирвинг Хексхэм, преподающий в Торонтском университете, пишет о том, что «изгнание бесов» — не лучший способ разобраться в современной духовной ситуации, сложность которой не исчерпывается одним «Новым веком». По грустному наблюдению профессора, его братья по вере среди студентов начинают учиться хорошо лишь после того, как эту веру теряют. Ум, испорченный слишком легкими ответами на сложные вопросы, не способен к развитию. Да и апологетика, возводимая на жертве интеллекта, — хрупкое сооружение. Иное отношение к New Age у католических и протестантских либералов. Причем вторые будут «полиберальнее» первых. Во всяком случае, один из самых плодовитых авторов этого направления доминиканец Мэтью Фокс перешел в протестантизм после того, как подвергся критике из Ватикана в 1988 году. «Новый век», считает Фокс, это одно из проявлений новой планетарной духовности, которая неумолимо зреет в сознании человечества. Во многом она искажена массовой культурой, но это неизбежно. Христианские церкви должны не отвергать новую духовность с порога, а пересмотреть в ее свете собственное наследие. Этим бывший доминиканец и занимается в своих многочисленных книгах. Прежде всего христианству не следует впадать в грех ностальгии, считает он. Идолопоклонство перед прошлым должно смениться устремленностью в будущее. Вместе с тем христианство обязано возродить свое богатое мистическое наследие. Чтобы осуществить это, надо от примитивного современного теизма вернуться к более глубокому панентеизму (когда мир мыслится пребывающим в Боге, но Бог не растворяется в мире, как это происходит в пантеизме). Следует отказаться от антропоцентризма, который выглядит нелепо в свете новейших научных открытий. Элементы, из которых состоят наши тела, возникли миллиарды лет назад от вспышки Суперновой. Нельзя ограничиваться историей спасения, начавшейся с первородного греха. «Духовность творения» возвышается над «духовностью спасения». Поэтому и в христологии следует сделать шаг от Христа исторического к «Христу космическому», чтобы лучше осознать священную природу космоса. Выход к мистическим истокам христианства излечит современное богословие от «левополушарности» — рационалистической односторонности. Он поможет осуществить и литургическую реформу, священные танцы древнего христианства напомнят о его космическом измерении. И наконец, экуменическое движение должно выйти на новый, глубинный уровень. Ведь известно, что мистики разных конфессий и даже религий понимают друг друга лучше, чем сухие богословы и тем более церковные политики. У Фокса хорошее перо, пишет он просто и увлекательно. Он обречен на успех у читающей западной публики, его книги с яркой символикой «Космического Христа» теснятся на полках главных книжных магазинов. Однако, даже по мнению своих единомышленников из либерального лагеря, он склонен слишком легко соглашаться с любыми построениями New Age, интерпретируя их в христианском духе. При таком подходе границы между двумя разными явлениями стираются. В последней декларации Ватикана по поводу «Нового века» от 3 февраля 2003 года упор был сделан как раз на его сущностном различии с христианством. New Age обуржуазился Между тем, оказавшись на Западе, восточные гуру принялись зарабатывать денежки. Став товаром, медитация из техники созерцания превратилась в психотехнику. И покупали ее не просто для самоуспокоения. В среде New Age сложилось мнение, что медитаторы влияют на психосферу, то есть подгоняют наступление «Нового века». Прелесть этого убеждения заключалась в том, что медитировать каждый может в одиночку у себя дома. Но при этом думать, что он влияет на судьбы мира. И никаких организационных проблем! Даже членские взносы платить не надо. То есть социальный пафос в New Age присутствовал, но «не грузил». В этом был залог его успеха у контркультурной молодежи. Но время молодежного бунта ушло, а New Age остался. И акценты в нем изменились. Если для хиппи йога — способ повлиять на мир, для буржуа-яппи — обострить его восприятие, или, если воспользоваться их собственной лексикой, улучшить качество жизни. Именно стремление к «высококачественной» жизни, а не аскетическое накопление богатств и отличает новую буржуазию от старой. Для хиппи тело — инструмент наслаждения. Протест против подавления тела — один из главных элементов контркультурного бунта. Для яппи это тоже инструмент получения удовольствия, но в отличие от хиппи, склонного к саморазрушению, яппи свой инструмент холит и лелеет. Экзотические диеты, массажи и психотренинги — это способ так настроить инструмент, чтобы получать не только физическое, но и духовное наслаждение. На это и нацелена индустрия New Age, рекламе которой посвящены страницы самых респектабельных изданий. Впрочем, для бывшего бунтаря, который взялся за ум и превратился в преуспевающего брокера, наука по-прежнему сохранила свою непроницаемость. «Научный миф» ему предпочтительней, и он охотно остается при мнении, что между квантами и дхармами большой разницы нет. Точного смысла этих терминов он не знает, но, оказавшись рядом, они придают его суматошной жизни некий смысл. Экологизм из протеста тоже превратился в заботу об улучшении качества жизни. Для яппи деньги не цель, а средство. Зачем они, если дышать нечем? Поэтому можно пожертвовать их на защиту окружающей среды. Но при чем здесь New Age? При том. Экологические акции носят не только прагматический, но и символический характер. Например, на отправленном в далекий космос американском «Вояджере» среди прочего имеется и запись таинственных звуков, издаваемых китом. Земная жизнь едина, но многолика. Пусть наши братья по разуму (если таковые имеются) узнают, что мы уважаем ее во всех проявлениях, и сделают из этого надлежащие выводы. Голос морской стихии, представительствующий перед космическим разумом, — вполне узнаваемая символика New Age. Вылился из протестной среды в основной поток культуры и феминизм. Сейчас никого не надо убеждать, что женщины — это сила. Лики великих богинь бизнеса украшают буклеты ведущих корпораций. А после работы они отправляются в священные рощи на берегах священных озер и отплясывают там в чем мать родила. Снимают напряжение и реализуют женское начало. По-другому не получается — семьей обзаводиться некогда. Подпольный New Age То, что на Западе выплеснулось в карнавальном обличье контркультуры, у нас вызревало под спудом партийного и гэбэшного надзора. Семена в почву были давно брошены. Оккультные мотивы пробуждения сверхсознания и теургического преображения мира вовсю звучали в культуре Серебряного века. Процитированное в начале статьи стихотворение Николая Гумилева тому свидетельство. Сходные мотивы легко обнаружить и у Андрея Белого, и у Вячеслава Иванова. На собственные сокровища, извлеченные из бабушкиных сундуков, накладывались дурно переведенные книжки из-за рубежа. Ксероксы «про медитацию» пользовались в самиздате не меньшей популярностью, чем антисоветчина. А к началу 80-х, может быть, и большей. Примерно в это время в Москве высадился десант активистов New Age из Эселинского института в Калифорнии во главе с Майклом Мерфи. Они были поражены. «В Советском Союзе происходит культурное пробуждение, во многом подобное тому, что было в Америке в 60-е годы, хотя оно и гораздо тише. Развивающаяся субкультура в этой стране увлечена эзотерическими религиями, альтернативными методами целительства и парапсихологией», — рассказывал Мерфи в интервью журналу «New Age» после возвращения из страны большевиков. Любопытно, что гости из Калифорнии нашли общий язык не только с подпольными мечтателями, но и с опекавшими их людьми из органов. Те тоже живо интересовались экспериментами с сознанием и, как выяснилось позднее, даже привлекали к ним отечественных йогов-самоучек и сибирских шаманов. Но Советскую власть не могло уже спасти даже камлание. Исида без покрова Выйдя из подполья, отечественный New Age потерялся среди множества утопических проектов перестроечной поры. Некоторые активисты, опьяненные свободой, предлагали устроить гастроли советских экстрасенсов в Европе на платформе от уничтоженной ракеты СС-20, члены клуба «Открытое сердце» подавали заявки в Комитет защиты мира на участие во Всемирной медитации мира, но все это выглядело детскими играми на фоне реальных перемен, происходивших на глазах у изумленного мира. Отечественное сознание не нуждалось в допинге коллективных медитаций, оно и без того было взвихрено. New Age остался на периферии стремительно меняющегося общества, и его активистам оставалось утешать себя тем, что на самом деле инициаторами перемен были они, просто этого никто не заметил. Эзотерические глубины закрыты для непосвященных. Издательский бум сорвал покров с Исиды. Сейчас полки магазинов ломятся от книг, в которых тайное стало явным. Тут и многотомный Кастанеда, и наставления по тибетской медитации, и новейшие рекомендации по отысканию Святого Грааля. Спрос ли рождает предложение, или предложение спрос — не важно. Поток литературы подобного рода растет. Пока основным читателем, как уже отмечалось, является модная молодежь. Но на подходе и другой читатель — новая буржуазия. Кофе по-дзенски Итак, на Западе New Age — модный способ борьбы со скукой, специя к дорогому блюду шикарной жизни, придающая ей пикантную остроту. У нас деловым людям на скуку до недавнего времени жаловаться не приходилось — то сажают, то отстреливают, то отнимают бизнес. Но романтическая эпоха первоначального накопления капитала заканчивается. Битюги в малиновых пиджаках — давно ушедшая натура. Культура потребления у «великих гэтсби» постепенно растет, и без духовных специй им уже не обойтись. В Москве открываются новые французские и японские рестораны. Вслед за суси и сасими можно ожидать и появление дзен-буддийской макробиотической кухни. Пока, правда, появились лишь заведения под загадочным названием «дзен-кофе» (Будда, помнится, возбуждающих средств не поощрял), но ясно, что это только начало. То там, то сям открываются новые «фитнес-клубы». Явившись на смену парилкам с пивом и девочками, они знаменуют пришествие в страну культа тела, уже покорившего продвинутый Запад. На смену массажу эротическому приходит экзотический. Эротика тоже остается, но приобретает более изысканные формы. Тантрический секс в западной упаковке, кроме удовольствия, обещает еще и просветление. По логике вещей вскоре в клубах появятся и залы для занятий йогой. А там просвещенному потребителю будет предложен и полный пакет услуг New Age. Как бы религия медленно, но верно завоевывает умы как бы среднего класса России. ДОСЬЕ Кристофера Доусона начали издавать по-русски через 30 лет после его смерти. В петербургском издательстве «Алетейя» вслед за «Религией и культурой» (2001) вышли «Боги революции» (2002). Грандиозностью замыслов британский историк мог бы сравниться со своим великим соотечественником Арнольдом Тойнби, но, в отличие от последнего, многотомного труда по мировой истории не написал. Задуманная им обширная «Жизнь цивилизаций» осталась незаконченной. Обе книги Доусона, вышедшие в России, невелики по размеру, это как бы фрагменты несостоявшегося труда жизни. Вроде бы можно запросто читать в метро. Но не стоит. Интеллектуальная плотность текста требует внимательного чтения. Родился Кристофер Доусон в 1889 году (с Тойнби они одногодки), закончил Оксфорд, научные интересы его всегда были многогранны — он изучал историю, антропологию и экономику. Большое влияние на него оказали труды немецкого социолога религии Эрнста Трельча (1865 — 1923), после знакомства с ними он и сосредоточился на исследовании взаимоотношений религии и культуры. В 1909 году произошло событие, определившее дальнейшую жизнь ученого, — он принял католицизм. Ему казалось, что именно католическая культура сумела сохранить в себе духовное наследие христианства. В ту пору многие западные интеллектуалы обращались в католицизм, пытаясь на личном уровне компенсировать духовную пустоту вокруг себя. Трагическое ощущение этой пустоты превосходно описано Т.С.Элиотом в поэме «Полые люди». Поэт тоже принял католицизм и признавал огромное влияние, которое оказали на него взгляды Доусона. Основной тезис Доусона — религия является фундаментом культуры; лишь разобравшись с фундаментом, можно понять, что за постройка на нем возведена. Нужно помнить, что эту научную позицию британский историк отстаивал в те времена, когда религия списывалась как иллюзия марксистами и фрейдистами. Для первых истинной реальностью были социальные отношения, для вторых — человеческая психика. Для Доусона господство подобных взглядов в западной культуре свидетельствовало — культура эта переживает серьезный кризис, а причина его как раз в том, что она все дальше отдаляется от своих религиозных корней. «Новая научная культура, — писал Доусон, — лишена всякого позитивного духовного содержания. Она представляет собой огромный комплекс технических приемов и областей специализации без направляющего духа, без основы для общих нравственных ценностей, без объединяющей духовной цели». Пока эта культура оставалась только западной и поддерживала тесную связь с идеями гуманизма и либерализма, это было не так очевидно. Теперь она становится глобальной, и та легкость, с какой она распространяется по миру, позволяет видеть ее духовную пустоту невооруженным глазом. Любое государство способно перенять ее целиком, закупить технологии, обучить специалистов и стать частью мирового порядка. Невиданный экономический скачок Японии и других «драконов» Азии тому наглядный пример. В своей критике «нового порядка» Доусон на несколько десятилетий опередил нынешних антиглобалистов, но выводы к которым он пришел, радикально иные. Отвергая самодовлеющий рационализм, британский ученый верил в Разум. «Нет такой необходимой причины, по которой бы синтез между научной мировой цивилизацией и универсальной трансцендентной религией не был бы возможным. Наоборот, существует естественное сродство между научным идеалом организации и рационализации материального мира с помощью человеческого интеллекта и религиозным идеалом направления человеческой жизни к духовной цели посредством высшего закона, источником которого является Божественный Разум». А это значит, что достижение человеком контроля над внешней средой с помощью науки всего лишь совпало с потерей духовного порядка, в результате чего научные и технические достижения человечества стали служить «экономическому стяжательству и политическим страстям». Поэтому нормальные отношения между религией и культурой могут быть восстановлены, считал Доусон. В наше время религиозных конфликтов и торжества масскульта такая надежда может показаться беспочвенной, но ученый мыслил в масштабах Истории.
