 |
| Татьянин день | Митрополит Иларион (Алфеев) | 28.12.2006 |
— Владыка, Ваше впечатление о сегодняшнем проекте Европейской конституции.
— Европейская конституция была принята Европарламентом, но, как известно, ее не приняли две страны, из-за чего она теперь повисла в воздухе, и непонятно, каковой будет ее дальнейшая судьба. Первоначальный вариант этой конституции вызвал возмущение в христианских кругах, потому что в преамбуле, в качестве корней европейской цивилизации были упомянуты греко-римское наследие и гуманизм эпохи Просвещения. То есть, вся 2000-летняя история христианства осталась вычеркнутой, вынесенной за скобки. Эта позиция характерна для многих современных политиков, которые стараются всячески принизить значение христианства. После того как первый проект конституции был подвергнут жесткой критике, этот вступительный параграф был видоизменен: теперь в нем говорится о «религиозных и гуманистических корнях Европы», хотя все равно о христианстве упоминаний нет. Самое главное достижение конституции — статья 51-я, где речь идет о необходимости систематического и транспарентного диалога Евросоюза с Церквами и религиозными организациями. Эта статья появилась там благодаря активной позиции Церквей, имеющих представительства при Евросоюзе, в том числе Русской Православной Церкви. Мы надеемся, что как бы ни сложилась дальнейшая судьба конституции, эта статья в той или иной форме войдет в европейское законодательство.
— Европейская Конституция имеет своей идеологической основой принцип толерантности. Как Вы считаете, не опасна ли эта европейская «погоня за толерантностью»? Чем это может грозить?
— Толерантность сама по себе вещь хорошая. Но если в угоду толерантности христианство будут всячески принижать, то это, по меньшей мере, несправедливо, а в плане будущего Европы — преступно. С другой стороны, сами христиане должны быть более активными в защите своей Традиции, своих ценностей. Один католический епископ недавно сказал, на мой взгляд, очень верные слова, о том, что мы должны бояться не сильного ислама, а слабого христианства. Мне кажется, что именно слабое христианство — главная проблема Европы. И это проблема, которая имеет очень глубокие исторические корни. Известно, что последние несколько веков в истории Европы были ознаменованы усилением антихристианских, де-факто антикатолических настроений. Реакцией на злоупотребления и перекосы в деятельности Католической Церкви в средние века стала сначала Реформация, а потом Эпоха Просвещения, которая ставила одной из своих целей освобождение от влияния Католической Церкви. Пафос антикатоличества до сих пор очень силен в протестантском богословии, а стремление освободиться от влияния Церкви очень сильно в европейском философском и политическом дискурсе. Именно с этим, я думаю, генетически связано то отторжение и неприятие христианства, которое наблюдается у целого ряда политиков, готовых скорее открывать двери для ислама, чем признать реальную роль христианства в становлении европейской цивилизации в ее сегодняшнем бытии.
— То есть можно сказать, что Европа, как таковая, престала быть христианской цивилизацией?
— Нельзя сказать, что Европа перестала быть христианской, потому что большинство жителей Европы по прежнему отождествляют себя с христианством. Но насколько серьезно они относятся к христианству не только как признаку своей культурной идентичности, но и как к своей вере, своему образу жизни? Много тех, кто называет себя христианами, но мало тех, кто относятся к христианству серьезно. В этом разница между христианами и мусульманами. Для многих мусульман в Европе религия является не просто фоном их повседневной жизни: религия пронизывает весь их жизненный уклад, определяет их мировоззрение, диктует им нормы поведения в обществе, в быту, в семье. И они не боятся открытых проявлений религиозности. Нередко в Европе можно увидеть в общественном месте группу мусульман, которые стелют коврик и совершают «намаз». Христиане же в подавляющем большинстве стыдятся открытых проявлений своей религиозности. К тому же, и условия современное западное общество создает такие, что христиане, по сути, должны скрывать свою конфессиональную принадлежность.
— Как это проявляется?
— Недавно, например, сотруднице Британских Авиалиний запретили носить крестик: ей сказали, что она может носить его только под воротничком, чтобы он не был виден. И она с этим не согласилась. Англиканская Церковь выразила протест и пригрозила приостановкой контактов с «Британскими авиалиниями» (а она является одной из совладелиц этой авиакомпании). Только после демарша Англиканской Церкви и широкой дискуссии в прессе авиалинии разрешили сотруднице носить крестик. Это напоминает то, что происходило в СССР, когда пионервожатые срывали крестики со школьников.
— Происходит явный перекос…
— Да, перекос под предлогом политкорректности: чтобы не оскорблять чувства атеистов и неверующих, нужно спрятать все религиозные символы. Но почему их нужно прятать и почему запрет на ношение религиозных символов не считается оскорблением верующих, которых большинство в Европе, на это никто ответа не дает.
— Это напоминает фантасмагорию Елены Чудиновой, воспроизведенную в ее книге «Мечеть Парижской Богоматери»? Насколько реалистичен этот сюжет?
— Наблюдая за тем, что происходит в Европе, я все острее ощущаю, что мы являемся свидетелями и в каком-то смысле виновниками заката великой христианской цивилизации. Происходит то, что происходило с Византийской империей в первой половине второго тысячелетия, когда ее границы постепенно сужались, и она медленно, но верно сходила на нет, пока не рухнула под напором турецких полчищ. Тогда это происходило по причинам военно-политического характера, а сейчас то же самое происходит по причинам демографического характера. И, опять же, не мусульман надо винить в том, что в их семьях рождается много детей, а христиан, или псевдо-христиан — за то, что они отказываются от традиционного понимания семьи и не воспринимают чадородие как благословение Божие. Здесь опять же речь может идти о том, что христиане недостаточно серьезно воспринимают свою веру. Существует традиционное представление о семье, основанное на Библии и по-прежнему остающееся неотъемлемой частью нравственных установок в Католической и Православной Церквах. Но многие ли католики и православные им следуют? Вот и получается, что у мусульман рождается столько детей, сколько пошлет Господь, а у христиан маленькие семьи, мало детей. Из-за этого происходит постепенное вырождение христианских народов Европы.
— Вы хотите сказать, что мусульмане «наступают» численным большинством?
Пока их не больше в Европе, чем христиан, но их число растет стремительно. Этот процесс очевиден и необратим. Единственное, что Европа могла бы противопоставить натиску ислама, это сильная христианская цивилизация. Но для этого надо было бы отказаться от политкорректности, от чудовищной идеологии феминизма, которая довела Европу до идеологического тупика. Ведь в течение многих десятилетий женщине в Европе внушают, что ее главное призвание не в том, чтобы давать жизнь, не в том, чтобы быть матерью, не в том, чтобы воспитывать детей, а в том, чтобы превратиться в мужчину. И что мы видим? Теперь на Западе мужчины и женщины в равной степени вовлечены в профессиональную карьеру, в добывание денег, в политическую и общественную активность. Но проблема в том, что рожать детей могут только женщины, мужчины этого делать не могут. Если те и другие заняты бизнесом, карьерой, общественной деятельностью, то рожать детей больше некому и некогда. Рождение детей более не является приоритетом, многодетность более не воспринимается как благословение Божье, и это великая трагедия христианской цивилизации.
— В чем заключается ваша деятельность как представителя Русской Православной Церкви в Брюсселе?
Во-первых, мы регулярно ведем диалог с политическими деятелями, начиная от Председателя Европейской Комиссии, который раз в год встречается с лидерами религиозных конфессий, и, кончая сотрудниками аппарата Европейских Институтов, депутатами Европарламента, политиками из разных стран, которые проявляют интерес к религиозной теме. Мы стараемся отслеживать те дискуссии, которые проходят в Европейских Институтах, те документы, которые обсуждаются и принимаются. И если мы замечаем в них антицерковные или антихристианские позиции, мы вступаем в дискуссию.
— А в чем конкретно вы добились успехов за период вашей работы? Что было сделано?
— Один конкретный пример я уже привел — это 51 статья Европейской Конституции, которая стала общей победой всех религиозных представителей при Евросоюзе. Уже начат и идет полным ходом диалог между Евросоюзом и христианскими церквями, религиозными организациями. Еще 5 лет назад ничего подобного не было. Религиозные темы занимают все более существенное место в политической дискуссии, все большее число европейских политиков понимает, что невозможно в политической, общественной и законодательной деятельности игнорировать религиозный фактор.
Другой пример: в Совете Европы обсуждался документ, который должен был легализовать так называемую пассивную эвтаназию на всей территории Евросоюза. Количество депутатов, которые должны были проголосовать «за», и тех, которые должны были проголосовать «против», было примерно равным, даже с некоторым перевесом сторонников эвтаназии. Тогда я проконсультировался с австрийскими депутатами Европарламента и попросил Святейшего Патриарха обратиться к российским депутатам Совета Европы, чтобы они высказались против эвтаназии. И такое обращение Патриарха было направлено, наши депутаты заняли активную позицию «против», и голоса противников пассивной эвтаназии перевесили, документ был отклонен. Сейчас при Совете Европы создано отдельное представительство Русской Церкви, но на тот момент его не было, поэтому нашему брюссельскому представительству приходилось работать на два фронта — Брюссель и Страсбург. Контактировать с Советом Европы в каком-то смысле легче, поскольку Россия, Украина и другие страны «постсоветского пространства» являются членами Совета Европы. Иными словами, там всегда есть «свои люди», через которых можно выстраивать диалог. А вот в Европейском Парламенте российских депутатов нет. Поэтому нам приходится искать партнеров по диалогу среди иностранцев, а это не всегда легко.
— Вы живете в Европе. Скажите, как воспринимается Православие коренными жителями европейских стран? И проявляется ли интерес?
— Православие воспринимается в большинстве стран Запада как религия иммигрантов. В Австрии, например, Православие прежде всего отождествляется с сербами. По последним данным, 6% населения Вены составляют православные: в большинстве своем это сербы, но есть, конечно, русские, греки, румыны.
— А что вы можете сказать относительно обращения европейцев в Православие? Существует ведь известный пример Сурожской епархии времен митрополита Антония…
— Даже при митрополите Антонии число обращенных в Православие англикан никогда не было очень высоким: речь всегда шла о нескольких десятках человек. Многих из них привлекла личность Владыки Антония, другие нашли в Православии тот здоровый консерватизм, которого не хватало в англиканстве. В последней трети XX века многие англикане начали отходить от своей церкви из-за усиления либеральных тенденций, которые в ней превалируют и сейчас. Кто-то из консервативно настроенных англикан перешел в Католическую Церковь, а некоторые «осели» в Православной.
Широкого интереса к Православию как религии нет, но есть определенный интерес к православной культуре и духовности. Все чаще в католических, англиканских и протестантских храмах можно увидеть православные иконы. Некоторые православные святые получили признание за пределами Православной Церкви, например, Серафим Саровский, Силуан Афонский. Книги, посвященные этим святым, читают и католики, и протестанты. Можно сказать, что православие получает все большую известность в кругах тех людей, которым небезынтересна духовная жизнь вообще.
Беседовала Елена Душка
