Фонд «Русская Цивилизация» | Александр Елисеев | 26.12.2006 |
Что ж, популярность русского национализма давно уже отмечается социологами. И только полная профнепригодность наших «патриотических вождей» мешает созданию действительно сильного Русского движения. Но тут любопытно другое. Устроители опроса решили выяснить — кого же у нас считают русскими.
Получилось следующее — 39% опрошенных понимают под русскими всех, кто воспитан в российских традициях, а 23% - тех, кто трудится во благо России. Ни много, ни мало, но 15% склонны определять русскость по крови. В Москве и Петербурге сторонники такой идентификации составляют 21%, что несколько опровергает положение о космополитизме крупных городов. Далее идут «почвенники» (12%) — для них русскими являются все те, для кого родной язык русский. Потом следуют уже «фундаменталисты» со своими 7% - они ставят во главу угла приверженность к «русской православной культуре».
Получается, что большинство не видит какой-либо четкой разницы между русскими и россиянами.
Любопытно, что один из предыдущих опросов на «русскую тему», также проведенный ВЦИОМ, показал еще более неожиданный и на первый взгляд непонятный результат. Согласно ему, 57% идентифицируют себя как граждан России и лишь 34% - как русские.
Получается следующий расклад. Где-то треть опрошенных выделяет русских в особый народ, который должен иметь какой-то особый статус (скорее всего, государствообразующего народа). Это — сторонники принципа «Крови и/или Почвы», который резко отличается от буржуазно-либерального принципа etat-nation («государство-нация»), по которому национальность определяется гражданством, а не принадлежностью к народу.
Причем «Кровь» и «Почва» вовсе не обязательно должны друг другу противоречить. Большинство народа, его основу составляют люди, которые связаны с ним родственными узами. Не случайно слово «народ» имеет один корень со словом «род». Человеку намного легче отнести себя к определенному народу, если он относится к нему еще и «биологически». Тут уже налицо некоторая особенность социальной психологии.
А у человека, который находится в родстве с другими этносами, иногда наблюдается некоторая раздвоенность сознания. С одной стороны он может искренне желать стать русским, с другой — опасаться, что его не примут как «чужака». Отсюда — некоторые комплексы, выражающиеся в попытке дополнить русскость еще и некоторой наднациональной общностью (например, «евразийской»).
Поэтому здесь необходим очень взвешенный подход. Нельзя все оценивать только по принципу кровного родства, отказывая в русскости тем, кто хочет стать русским. Но не допустима и другая крайность, когда это самое родство игнорируется, и когда в русские хотят записать как можно больше «инородцев». Последнее способно размыть этнокультурное ядро нации. Бесспорно, необходимо отчетливое видение той грани, за которой русификация превращается в дерусификацию. И, конечно же, необходимо тщательно продумать ту систему, которая позволит определенной части нерусского населения слиться с русским народом — без ущерба для последнего.
Итак, примерно треть опрошенных четко и однозначно выделяют русских в отдельную нацию, которая может, так или иначе, претендовать на особый статус. Если учесть, что русских в РФ приблизительно 80%, то, с известной долей условности, можно сказать, что так мыслит чуть менее половины русских.
А чуть более половины не отделяют «русскость» и «российскости» (между тем, об этом разделении великолепно написал академик О. Н. Трубачев). Вряд ли это относится к представителям нерусских народов, которые, что очень правильно, не хотят терять своей этнической, народной самости, растворяясь в аморфной «российской нации». Нет, тут разговор должен, скорее всего, идти именно о русских, для которых ближе всего западное понимание нации, которая определяется через гражданство.
Удивляться тут особенно нечему, капиталистическое развитие как раз и предполагает усиление гражданственности в ущерб народности (этничности). Народ, в традиционном понимании, это община родственников. А родственникам как-то неудобно эксплуатировать друг друга и, вообще, вступать друг с другом в формально-правовые, по преимуществу, отношения. Но капитализм без этого не может, поэтому он предполагает полный или частичный отказ от этничности. Это очень удобно для разного рода воротил — частных и государственных (которых нельзя путать с национально мыслящими предпринимателями). Можно особенно не заботиться о своих бедняках — они ведь не родные. Если хотят жить хорошо, то пусть научатся вертеться и быть хоть маленькими, но буржуа. (Кстати, слово «гражданин» происходит от слов «град, город». Также, как и слово буржуа — от слова «бург».) Нет — пусть скажут спасибо, что не дохнут с голода.
Естественно, этот отказ от этнической солидарности всегда подается в красивой «патриотической» обертке. Людям внушается мысль о том, что все граждане должны составлять единую общность, сплоченную перед лицом разных внутренних и внешних вызовов. И под эти самые разговоры о гражданском единстве идет планомерная унификация всех этносов и социальных групп, которым хотят навязать одну и ту же этику буржуазности. Следующей, и последней, ступенью этой унификации будет демонтаж уже «национальных» буржуазных государств — в пользу «единого мирового гражданства».
Справедливости ради надо сказать, что элементы гражданского «национализма» возникли еще в советский период. Тогда народам СССР попытались навязать «новую историческую общность — советский народ». Здесь идентификацию тоже предлагали строить по принципу гражданственности. Гражданин Союза рассматривался как, прежде всего, советский человек и лишь во вторую очередь, как русский, грузин или туркмен.
Такой подход очень близок к западному (особенно, американскому), что кажется странным только на первый, весьма поверхностный взгляд. Советский коммунизм имел очень много общего с западным капитализмом — хотя бы уже тем, что и тот, и другой основывались на экономическом детерминизме. И советизм тоже эксплуатировал своих граждан, рассматривая их в качестве некоего материала для своих материалистических проектов. Коммунистам, также, как и капиталистам, не нужны этнические общины с их «архаичной» самобытностью. Им всегда нужны только граждане, у которых предельно ослаблено этническое самосознание. Такими гражданами очень удобно манипулировать.
Итак, внутри русской нации можно выделить два типа отношений к русскому и российскому. В первом случае имеет место быть традиционное отношение к русским как к отдельной нации, которая является государствообразующим народом. Во втором же случае мы сталкиваемся с вестеринизированным и модернистским взглядом на национальность, определяемую через гражданство. И приверженцы этих подходов могут вступить друг с другом в серьезное противостояние.
Это, конечно же, было бы очень нежелательным развитием событий. Свары внутри нации никогда не выгодны ей самой. И междоусобная борьба русских только усилит разного рода транснациональные структуры, которые, по большему счету, враждебны всем нациям. Поэтому в данном вопросе (как, впрочем, и во всех других) крайне необходимы — железная выдержка и высокая политическая культура. А также — серьезная идейно-политическая работа со всеми группами и слоями русской нации.