 |
| Саратовские Епархиальные Ведомости | Архимандрит Рафаил (Карелин) | 26.12.2006 |
 |
| Схииигумен Савва |
С Троице-Сергиевой Лаврой было связано начало его духовной жизни. После открытия Лавры он, еще будучи в миру инженером-строителем, участвовал в восстановлении монастыря. Здесь он учился в семинарии, но настоящей духовной школой был для него храм. Рассказывали, что во время церковной службы он забывал обо всем и нередко опаздывал на уроки. Когда педагоги спрашивали: «Где Остапенко?», то дежурные студенты отвечали: «У преподобного Сергия на молебне» или: «Читает записки на панихиде». Некоторым студентам это казалось странным, и они втихомолку подшучивали над ним (на что он отвечал только улыбкой), но когда приближались экзамены, то шутники первыми просили у него молитв. Многие впоследствии с благодарностью вспоминали отца Савву именно за то, что он своим примером учил их, что самое главное в жизни христианина, особенно священнослужителя, — непрестанная молитва.
Теперь отцу Савве предстояло расстаться с лаврскими монахами — своими духовными братьями и сослужителями, а также с многочисленными чадами, с которыми он был связан неразрывными узами любви; они не могли представить себе жизнь без своего духовного отца. Монах, покидающий монастырь, похож на мореплавателя, который оставляет пристань родного города и, направляясь к неведомым берегам, отдает себя простору моря, — только монах отдает себя Промыслу Божьему, непостижимому и более глубокому, чем океан.
Что меня поразило в отце Савве в тот день? — То, что он был совершенно спокоен, как будто все происходящее не касалось его, как будто вся его жизнь сосредоточилась в имени Иисуса Христа, а до остального ему мало дела. Он вверил себя и свое сокровище — чад своих — воле Божией и Покрову Пресвятой Богородицы. Мне казалось, что если бы его послали не в Печерский монастырь, а в степи Казахстана или в заполярную тундру, то он принял бы это с таким же душевным миром и готовностью, как послушание, данное от Бога.
Я подошел к нему, взял благословение и попросил уделить мне несколько минут. Я спросил о том, что считал самым главным: как научиться Иисусовой молитве. Отец Савва внимательно посмотрел на меня. Кажется, ему понравился мой вопрос. Он стал излагать мне учение святых отцов об Иисусовой молитве по «Добротолюбию». Я был удивлен тем, что он помнил наизусть целые страницы из святоотеческих творений. Раньше я читал «Добротолюбие», но в его устах оно звучало по-другому. Слова отцов были как бы оживотворены и согреты его личным молитвенным подвигом. Я воспринимал их так, будто слышал в первый раз. Словно раньше, открывая книгу, я видел ноты, а теперь слышу их дивное звучание. Страницы «Добротолюбия» засияли передо мной внутренним светом. Мне казалось, будто древние отцы-аскеты говорят его устами. Что я испытывал в эти минуты? — Какую-то необычайную живую теплоту в своем холодном сердце. Тогда я почувствовал, что значит жизнь и смерть сердца. Я понял всем своим существом, почему люди уходили в монастыри и пустыни, какое духовное сокровище, подобное златоносной жиле, они находили там. И еще мне казалось, что если бы тогда отец Савва сказал мне: «Оставь все и иди за мной», то я бы пошел за ним хоть на край света. Затем я спросил его: «У какого отца наиболее полно и ясно изложено учение об Иисусовой молитве, особенно для нашего времени?» Он ответил: «У русского инока Дорофея в книге, называемой «Цветник рукописный» [2], но добавил, что эта книга очень редкая и написана на церковнославянском языке. Он беседовал со мной с таким вниманием и участием, как будто ему не предстояло вскоре покинуть Лавру, как будто не стояли у стен монастыря его чада, горько оплакивая грядущую разлуку с духовным отцом. Казалось, что у него нет ничего, кроме имени Иисуса Христа, и в этом имени есть все. Монах на земле — нищий, и вместе с тем он царь в своих владениях: его жезл — молитва, его корона — покров Пресвятой Богородицы, его престол — покорность воле Божией.
Духовное спокойствие отца Саввы передалось мне. Я почувствовал, что он любит меня, любит ради Христа, и что я, как ни странно, защищен этой любовью и со мной не может произойти ничего страшного. Это касалось не только моей души, но и всей моей последующей жизни: как будто с этого часа я нахожусь под невидимым покровом его молитв.
Это трудно объяснить: я обрел не гарантию от того, что мир считает несчастьем, а уверенность в том, что все случающееся с человеком — только различные обстоятельства и ситуации, скорлупа жизни, но не сама жизнь, и что существует лишь одно действительное несчастье — потеря Бога. Я явственно ощутил, что с благодатью Божией нетрудно пережить все скорби в этом мире и что главное то, чем живет человеческое сердце, а остальное — только внешнее, составляющее как бы оболочку жизни. Может быть, в малой степени, но я почувствовал то, что открыто святым: «С Богом везде хорошо». Без Бога внутреннее исчезает, а внешнее становится для человека полем постоянной борьбы: как зверь, оно преследует свою жертву повсюду и терзает ее душу и плотъ.
При встрече с отцом Саввой я не чувствовал никаких особых эмоциональных переживаний — наоборот, они утихли, как ветер, которому сказал Господь: стихни и перестань [3]. Я подошел к отцу Савве, и в то же время мне показалось, что это он подошел ко мне и принес с собой то, чего мне так не хватало — окружающий его дух не земной, а какой-то глубокой, всепроницающей тишины. Эту тишину я ощутил в своем сердце. Разговоры с богословами, напротив, колебали мой ум, как будто я находился в лодке, раскачивающейся на волнах. А здесь все оказалось просто, ясно и понятно. Замолкли внутренние противоречия, отступили темные силы, грызущие зубами сердце, и стало просто хорошо, как будто солнечным утром я пробудился от какого-то тяжелого сна. Это было состояние совершенной уверенности в бытии Божием, в Его присутствии и в Его благом Промысле обо мне — так мы уверены в том, что существуют земля и небо. В этом состоянии невозможно рассуждать о вере, как невозможно и нелепо доказывать, что ты есть на этом свете. Благодать можно назвать «очевидностью Бога».
При встрече с подвижником особое пламя охватывает сердце. Это пламя не жжет, не вводит в состояние восторга, а открывает человеку, что есть еще некое таинственное «сердце в сердце», где обитает Господь.
Как странно: если бы те же слова, которые произнес отец Савва, я услышал от другого человека, они осели бы в памяти ума, а сказанное отцом Саввой вошло, как острый клинок, в глубину сердца и осталось там навсегда.
Встреча со схиигуменом Саввой стала для меня самым главным свидетельством того, что существует нечто великое и невыразимое словом — истинная жизнь с Богом, без чего обычная жизнь — только затянувшаяся смерть.
Я поцеловал руку отца Саввы, и какое-то чувство подсказало мне, что моя жизнь будет неразрывно связана с ним.
* * *
Господь допустил меня, грешного, увидеть великих старцев нашего времени. У каждого из них были свои особые духовные дары. Как луч, преломляясь через призму, распадается на цвета радуги, так благодать Божия действовала в одном подвижнике как дар духовной мудрости, другим даровала способность утешать скорбящих и сострадать грешным, а схиигумен Савва, как мне всегда казалось, получил от Господа дар благодатной молитвы. Впрочем, слово «казалось» здесь не вполне точно: те, кто общался с ним, ощущали эту благодать. Они чувствовали силу его молитв своей душой, притом не только когда он молился в храме или в келии, но и когда он вел беседу с ними или просто молча слушал их. Это была та непрестанная молитва, которая идет от сердца к сердцу, — молитва, неподвластная расстоянию и времени. Человек чувствовал, что он вошел в незримый свет молитвы подвижника. Будет ли он рядом с отцом Саввой или за тысячи верст от него, будет ли он совершать путь земной жизни или уже окончит его — этот свет не угаснет и не померкнет, любовь отца Саввы не оставит человека одиноким и брошенным.Когда я ехал к отцу Савве в Печеры, то мне казалось, что старец уже издалека встречает меня: он знает, что я еду к нему, и духовно он уже со мной. Когда я уезжал от отца Саввы, то испытывал такое же чувство: что он провожает меня своей молитвой, что увеличивается расстояние между нами, но он остается таким же близким, как тогда, когда я находился в его келии.
Молитвы такой силы, которой обладал отец Савва, я не встречал ни у кого. Он был всегда радостен, как будто он только что получил какую-то дорогую для него весть и хочет поделиться ею со всеми нами, но особенно преображался во время храмовой молитвы. Я помню его взгляд: лучистый, ясный и глубокий, как будто проникающий до глубины души. Эти глаза были чистыми, как кристаллы, через которые сияет вечность.
И какой страшный парадокс: до того как я стал духовным чадом отца Саввы, у меня по временам возникала какая-то непонятная ненависть к нему, как будто его присутствие и молитва колыхали темное дно моей души, и появлялось похожее на беснование желание оскорбить и унизить его. Однажды со мной произошел такой случай. У меня обнаружились признаки болезни, которую возможно было излечить хирургическим путем, но я не хотел обнажать свое тело и не обращался к врачу. И вот во время очередного приступа болезни и тяжелого искушения против схиигумена Саввы я сказал с какой-то злобой, как говорят скверную шутку, чтобы посмеяться над человеком, — сказал в своем сердце: «Если ты святой, то исцели меня», веря, что он не исцелит. И вдруг случилось то, чего я не ожидал. В ответ на мои похожие на кощунство слова я, к своему изумлению, получил исцеление. Эта болезнь больше никогда не повторялась.
Как глубоко падение человеческой души! Только в редкие мгновения понимаешь, какой ад скрыт в глубинах сердца. И лишь Кровь Христа могла искупить и оживотворить эту бездну греха — человека.
Одна женщина в Сухуми [4] спросила меня: «Ты знаешь отца Савву?». Я ответил: «Да». Она сказала: «Нет, ты не знаешь его. У меня был рак груди. Врачи говорили, что операция необходима, я попросила молитв у отца Саввы. Он ответил: „Будешь здорова“. После этого опухоль у меня стала рассасываться, а потом исчезла совсем. Разве ты знал, что он творит такие чудеса?». Я спросил: «А ты сказала ему об этом?». Она ответила по-детски: «Я купила две большие рыбы, самые лучшие на базаре, принесла в тот дом, где он был, и просила, чтобы он принял от меня этот дар. Затем я встретила его в церкви и, когда хотела сообщить ему о своем исцелении, он дотронулся пальцем до моих губ и тихо сказал мне на ухо: „Господь, а не я“».
* * *
Отец Савва не раз повторял слова преподобного Пимена Великого: «Чтобы иметь мир в душе, находись в своем чине» [5]. Церковь, семья, служба — все это структуры, где человек должен найти себя и определить свое место. Отец Савва не одобрял тех игуменов и игумений, которые из-за ложного смирения боятся проявить свою власть: от этого происходят нестроенияв монастырской жизни. Он также считал, что духовному отцу не должно под предлогом милосердия «распускать» своих чад и самому становиться послушником у них. Он приводил слова преподобного Иоанна Лествичника о том, что монах, умирая, будет проклинать своего излишне снисходительного духовника [6].
Однажды я сказал отцу Савве, что не имею духовных чад, и думал, что он одобрит это. Но он строго сказал мне, что я, отказывая людям в совете и общении, от этого преподобным Антонием не стану и что это порождение не смирения, а лености, что я горжусь тем, чего священник должен стыдиться. Но тут же добавил, что надо уметь руководить духовными чадами и, скрывая любовь, проявлять к ним разумную строгость. Он сказал, что для решения духовных вопросов достаточно несколько минут и нельзя позволять людям распоряжаться твоим временем, что для правильного руководства надо встречаться с человеком редко и на короткое время, объясняя ему это, например, так: «У меня есть для тебя пять минут, уложись в это время, ты не один»; или же можно сказать человеку, чтобы он написал исповедь или вопросы на бумаге — не более одной страницы. Исключение отец Савва делал для тех, кто приезжал издалека. Очень часто он, не отвечая на вопросы, говорил: «Я помолюсь о тебе». И, как правило, человек получал ответ, иногда совершенно нежданный.
Можно сказать, что отец Савва общался с людьми через молитву, беседа была только подспорьем. Он говорил о том, что встреча с духовным отцом должна быть для человека событием, а не обыденностью; что ни одно слово духовного отца, даже сказанное в шутку, нельзя пропускать без внимания. Он говорил, что некоторые духовные чада за три минуты пребывания с ним получают больше, чем другие за неделю.
Я как-то спросил у него: «Какая страсть самая опасная и какой грех самый губительный?». Он ответил: «Трусость и боязливость. Такой человек живет всегда двойственной, ложной жизнью, он не может довести доброго дела до конца, всегда хитрит и как бы лавирует между людьми. У боязливого кривая душа; если он не поборет в себе эту страсть, то неожиданно для себя под действием страха может стать отступником и предателем». Когда я спросил: «А как преодолеть эту страсть?», он ответил: «Преодолевай ее в малом, не надейся на людей, в том числе на себя, а уповай на Бога. Страх перед Богом уничтожает другой страх». Затем сказал: «Молись Божией Матери. Она — наша Взбранная Воевода».
Один иеромонах, желая исповедаться у отца Саввы, написал на листе бумаги грехи, которые он вспомнил; среди них были и тяжелые. Старец взял лист и карандаш и стал читать. Выражением лица он напоминал врача, который внимательно и напряженно слушает больного, чтобы определить его болезнь. Он читал медленно и сосредоточенно, словно взвешивая каждый грех на ладони своей руки. Через исповедь он будто стремился увидеть душу человека, его духовный путь и сокровенную внутреннюю жизнь и определить причины совершенных грехов. Вдруг он встал и резким движением карандаша подчеркнул одну фразу, а затем вернул лист иеромонаху: тот написал, как он из-за боязни перед человеком покривил своей совестью. Отец Савва сказал: «Обрати на это внимание, трусость — один из самых тяжелых грехов; она является причиной многих других грехов и падений, ведь во время гонений люди из-за трусости отрекались от Христа. В Апокалипсисе написано, что боязливые не спасутся и не войдут в Небесный Иерусалим [7]. Старайся искоренить этот грех из своего сердца». Затем он добавил: «Оставь этот лист, я сожгу его».
Иеромонах возвращался от отца Саввы с радостным чувством и ощущением, что грехи его сгорели в невидимом пламени.
Отец Савва сострадал каждому человеку, но к своим чадам был строг и часто скрывал это сострадание под внешней суровостью. Чем больше он любил человека, тем более требовательно обращался с ним: слово его звучало властно. И, напротив, к слабым духом он проявлял снисходительность и даже уступчивость, как к ребенку или больному. Отец Савва говорил, что каждый металл имеет свою меру прочности. Когда он давал благословение на какое-нибудь дело, то не терпел возражений и споров. Если же он видел, что человек немощен душой и изнемогает, то сам снимал с него послушание или облегчал его; а если считал, что тот может исполнить требуемое, но колеблется, то не слушал его объяснений, не повторял своих слов, но резко обрывал его и гнал от себя.
Фарисейское смиреннословие и ложь отец Савва считал худшим видом гордости. Если человек приходил к нему с искренним покаянием, то он никогда не упрекал его, как врач не упрекает больного за гнойные язвы и раны, а старается сделать все, чтобы исцелить болезнь. Старец словно сжигал грехи своих духовных чад огнем своей молитвы. Но если он видел в человеке лицемерие и хитрость, то гневался на него, резал словом, как ножом, и мог, в буквальном смысле, выгнать такого человека в шею из своей келии. Грех фарисейства он считал одним из самых трудноисцеляемых грехов. Поэтому его видимая резкость была как бы последним средством разбудить совесть человека.
Старец строго обращался с гордыми и непослушными. Одного тщеславного и самоуверенного человека, который пришел к нему в келию, он заставил стоять у порога, сказав, что келию только что убрали, а он своими ногами запачкает пол. Другому он сказал: «Ты пришел не спрашивать, а искушать меня, чтобы потом рассуждать, в ком больше правды: во мне или в твоем старце, которого ты также искушал вопросами, а теперь решил бросить». Некоторым отец Савва говорил так: «Ты был в зоопарке? Если ты подойдешь с пищей к зверям, то они будут внимательно смотреть за каждым твоим движением. Брошенная тобой пища не успеет упасть на землю, как они схватят ее на лету. Так ты должен хватать на лету каждое слово старца и запоминать его».
Схиигумен Савва терпеть не мог многословия. Он учил своих чад говорить как можно более кратко. Некоторым он давал правило произносить в день не более определенного количества слов. Старец стремился сохранить от рассеяния внутреннюю молитву, поэтому он предпочитал, чтобы духовные чада записывали свою исповедь — не более одной или двух страниц. Они должны были предварительно обдумать ее, выбрать самое главное и отбросить второстепенное. Отец Савва говорил, что, исповедуясь духовному отцу, не должно объяснять или рассказывать обстоятельств, пускаться в глубокий самоанализ и в тонкий просмотр своих помыслов — надо указать на грехи, которые ты совершил, а не писать автобиографию. Когда к отцу Савве подходили за разрешением того или иного вопроса, он также пресекал многословие: просил кратко и ясно изложить, в чем дело, и ждать ответа от духовного отца. Чем меньше слов, тем понятнее дело, тем более правильный ответ может дать духовник. Схиигумен Савва считал, что человек, который долго объясняет старцу свою проблему, хочет убедить его согласиться с решением, которое он сам уже принял, и как бы принуждает его благословить то, чего желает сам. Здесь происходит некая внутренняя борьба между вопрошающим и отвечающим: под видом дополнительных объяснений такой человек представляет новые аргументы в пользу своего решения и внутренне давит на волю старца. Получается обман или самообман. Основа благословения как доверие к старцу здесь отсутствует, и поэтому воля Божия не может проявиться через старца. В таких случаях отец Савва обычно прерывал беседу. Он рассказывал: «Одна женщина, подойдя ко мне, хотела попросить благословения на какое-то дело и стала говорить не умолкая. Я сказал ей, что понял. Но она, не обращая внимания на окружающих, не отставала от меня, продолжая говорить. Тогда я взял ее за шиворот и вытолкал из келии. Это почему-то показалось ей обидным. Бывает и так. Приходит ко мне человек и говорит: „Помолитесь обо мне“. Я киваю головой; он отойдет на несколько шагов, возвращается и опять говорит: „Помолитесь обо мне“, и так несколько раз. Может быть, я и помолюсь за него, но ему отвечаю: „Научись молиться за себя сам“».
Некоторым отец Савва говорил: «Закрой рот и отвечай только на те вопросы, которые я задам тебе». Многословие с духовным отцом он считал распущенностью. «Духовный отец для спасения, а не для дружбы, — говорил он.- А ты разговариваешь со мной, как с соседкой, которую встретил на улице». Если житейские вопросы не были связаны с духовными, то отец Савва нередко вовсе отказывался отвечать на них. Он приводил в пример слова Спасителя, Который отказался делить имение братьев, сказав, что не за этим пришел сюда [8].
И среди народа отец Савва мог сохранять внутреннее безмолвие. Рядом с ним мне вспоминались слова преподобного Феодора: «Или удаляйся от людей, или будь для них, как меч» [9].
* * *
Центром духовной жизни схиигумен Савва считал Причащение. Он убеждал своих чад причащаться как можно чаще. Старец делал выписки из творений праведного Иоанна Кронштадтского и других отцов о пользе частого причащения. Он говорил, что диавол всеми силами старается отвести человека от Причастия. Темная сила борет человека с правой и с левой стороны: с левой — явными грехами: нерадением, леностию, осквернением души, фантазиями и помыслами, отвращением к храмовой службе, раздражительностью, злопамятством, стыдом исповедовать грехи перед священником, нечистыми сновидениями перед Причастием и так далее. Враг подходит к человеку и с правой стороны — через ложное понимание благоговения перед святыней. Он внушает не только мирянам, но и священникам и даже архиереям, что частое Причащение — это злоупотребление Таинствами, признак духовной гордости; что от частого Причащения Тело и Кровь Христовы могут стать привычными, как простая телесная пища; что часто причащающийся человек не может достойно приготовиться к этому величайшему из Таинств. Такие люди смотрят подозрительно на тех, кто причащается часто, и считают частое Причащение каким-то новшеством в Церкви. Отец Савва говорил, что лишить человека Причастия так же жестоко, как лишить грудного ребенка молока матери. Опыт показывает, что люди, причащающиеся часто, ведут жизнь в духовном плане более достойную, чем те, кто под предлогом благоговения лишает себя святыни. На самом деле это не смирение, а диавольский обман. В Причастии человек черпает силы для борьбы с грехом, а ему говорят: «Не причащайся часто». Откуда же он возьмет эти силы? Когда указывают на то, что в древности причащались часто, эти люди обычно отвечают: «Тогда был другой духовный уровень». Но разве духовный уровень не зависел от частого Причащения? Отец Савва редко отлучал грешников от Причастия. Он говорил: «Исповедуйся, смири себя в своем сердце как самого недостойного и спеши к Святой Чаше».Отец Савва очень любил Псалтирь. Он считал, что чтение Псалтири необходимо для Иисусовой молитвы, что псалмы и Иисусова молитва — живая вода из одного источника: Псалтирь поддерживает Иисусову молитву, как стены храма — его кровлю. В древности были монастыри, которые назывались «неусыпающими». Монахи этих обителей в двадцать четыре чреды день и ночь читали Псалтирь. Отец Савва благословлял своим духовным чадам распределять между собой псалмы Давида и читать их в определенное время суток, так, чтобы чтение Псалтири в его духовной семье никогда не прекращалось. Старец считал необходимым и ежедневное чтение Нового Завета. Он советовал своим чадам, если это возможно, уделять час времени для чтения Евангелия и Апостольских Посланий.
Схиигумен Савва написал много книг о внутренней, духовной жизни. Тогда опубликовать их было невозможно: они перепечатывались на пишущей машинке или переписывались от руки. Язык этих книг очень прост и ясен; в них найдут духовные советы люди различного интеллектуального уровня, от малого ребенка до богослова. Когда их читаешь, то кажется, что отец разговаривает со своими детьми.
* * *
Этот случай рассказывал мне один иеромонах. «В юношеские годы я вошел в дурную компанию, стал пить и курить и, что еще хуже, стал дерзить своей матери, а на ее увещания отвечал бранью и насмешками. Однажды в порыве гнева она подошла к иконам и сказала: „Будь ты проклят и будь я проклята, что родила такого сына“». И после этого я увидел, как бестелесная черная змея ползет в мой рот. Я стиснул зубы, но она все равно вошла в меня. Присутствие какого-то холодного существа я физически ощущал в душе и даже в теле. Иногда я испытывал такое мучение, как будто змея кусала меня внутри своими ядовитыми зубами. Тогда я переменил свою жизнь: стал ходить в церковь и затем прислуживать в алтаре. В церкви я чувствовал себя хорошо, но в самые священные минуты Литургии змея снова начинала мучить меня. И в великие праздники я чувствовал, как эта гадина начинала биться в моих внутренностях, освирепев, словно ее жгут огнем. Я чувствовал одновременно и благодать, и мучение — это трудно передать словами. Священник намеревался послать меня в семинарию, но я хотел идти в монастырь. Тогда он посоветовал мне поехать в Псковские Печеры, устроиться там на работу, получить прописку, затем поступить в монастырь рабочим, а потом стать послушником. Я так и сделал. Прошло несколько лет. Меня благословили мантией и представили ко священству. Я чистосердечно рассказал духовнику о своих грехах и о проклятии матери. Тот сказал: «Только не ропщи на нее, а прости и молись об упокоении ее души». Перед рукоположением я также просил архиерея, чтобы он выслушал мою исповедь и решил, могу ли я быть священником. Тот сказал: «Проклятие матери было епитимией за твои грехи, а когда Господу будет угодно, Он исцелит тебя». Я стал служить в монастыре. Таких мучений, как прежде, я не испытывал, но по временам какая-то темная сила наваливалась на меня. Было ощущение, что у меня ноют и открываются старые раны, хотя на их месте остались только шрамы и рубцы. В это время из Троице-Сергиевой Лавры в наш монастырь перевели отца Савву. И вот однажды, пристально посмотрев на меня, он сказал: «У меня был духовный сын, который оскорблял свою мать, — и что же потом? Она прокляла его, и с тех пор у него постоянно не ладились дела: все, что он начинал, разрушалось, как будто он строил дом на воде; не дай Бог оскорблять свою мать». Меня поразили эти слова: откуда он мог знать о моем несчастье? Я посмотрел на него с удивлением и увидел в его глазах что-то необыкновенное: как будто они одним взглядом проницали мою жизнь от самого детства. Когда отец Савва принимал исповедь у богомольцев, я пал на колени у его ног и сказал: «Отец, я не встану отсюда, пока не примешь мою исповедь; дай мне какое угодно наказание, но помоги мне». Выслушав мой рассказ о проклятии матери, он накрыл меня епитрахилью, но не сразу прочитал разрешительную молитву, а стал молиться. Затем сказал: «Иди, Бог простил тебя». Я вдруг почувствовал всем своим существом, что прощен, что эта темная сила оставила меня, как будто рассеялось какое-то темное облако, окутывавшее мою душу столько лет.Впоследствии о подобном случае я прочитал в житии святого Иоанна Кронштадтского. Человека прокляла мать, он спился, потерял работу, начал воровать, а затем пришел на исповедь к отцу Иоанну и плакал перед ним. Отец Иоанн сказал: «Пусть это проклятие будет на мне», — и он, как будто вновь родившись, начал другую жизнь. Может быть, отец Савва просил у Бога того же — не знаю".
* * *
Схиигумен Савва любил Грузию. Своих чад он благословлял на паломничество по святым местам Грузии и говорил, что хотя теперь путь в Палестину закрыт, но у нас есть вторая Палестина — Грузия.Несколько раз я встречал отца Савву в Сухуми. Невозможно забыть тот день, когда он служил Литургию в Сухумском кафедральном соборе. По каким-то причинам я опоздал. Еще не войдя в храм, я почувствовал что-то особенное, как будто какие-то волны, струившиеся оттуда, объяли меня. Я ощущал их явственно, почти физически. Это не было ни настроем души, ни самовнушением — я едва помнил, что в этот день служит отец Савва, — а чем-то необычайным и глубоким. Я помню, что сел на скамейку у стены храма, не понимая, что со мной происходит. Я ощущал какое-то неземное спокойствие, и, странно, ощущал это не только душой, но и телом. Так продолжалось минут десять или пятнадцать. Затем я осознал, как будто только что услышал, что в храме идет служба, и прошел в алтарь. Это чувство какой-то невесомости усилилось еще больше. Что я переживал, трудно передать словами. Как будто сила извне вливалась в каждую клетку моего тела, обновляя и очищая ее. Я чувствовал в душе своей какую-то особую теплоту, однако теплоту без всякого жара. Она одновременно и согревала, и прохлаждала душу. У меня было ощущение, что какие-то язвы и раны заживали в душе и старые струпья спадали с нее. Я чувствовал ту чистую радость, которую испытывал в детстве, но более глубокую.
Отец Савва стоял перед престолом. Лицо его было преображено светом; этот свет казался живым, он то разгорался, все больше озаряя его, то затухал, как будто уходя внутрь. В это время я понял, что значит красота благодати и образ Божий, таинственно живущий в человеке. Святые отцы говорят, что Христа можно познать только в Духе Святом. Но человек в состоянии глубокой молитвы, когда душа его соединена с благодатью, с этим невещественным светом, становится похожим на Христа.
То, что я испытал и видел во время этой службы, казалось мне откровением тайны, как будто мне был показан (насколько я был в силах воспринять) отблеск славы святых в Небесном Царстве, или, образно говоря, я увидел луч того идущего от вечности света, который соединяет небо с землей. Что я еще чувствовал в это время? — Что мне больше ничего не надо, что здесь то, чего жаждет человеческая душа и чего она не может найти больше нигде в этом мире.
Апостолы на Фаворе сказали Господу: «Хорошо нам здесь» [10]. Они хотели всегда пребывать в состоянии боговидения, но его надо было заслужить через труды и страдания, поэтому свет фаворский, озарявший их, погас.
Если бы мое общение с отцом Саввой ограничилось только одной этой службой, я и тогда был бы благодарен ему на всю жизнь. Он стал для меня тем духовным руководителем, которого в древности называли «авва», и более дорогим и близким человеком, чем мать и отец, — отцом, который помогает душе человеческой родиться не для этого, а для вечного мира, и во внутренних муках берет тяготы и страдания своих чад на себя.
* * *
Отец Савва, приезжая в Сухуми, почти всегда бывал на источнике мученика Василиска и в пещере главы Иоанна Крестителя в Команских горах. Дорога в Команы проходила мимо кладбища. Однажды отец Савва посетил Преображенский кладбищенский храм и решил остаться здесь на ночь. Об этом стало известно, собралось много народа. После беседы с людьми отец Савва отслужил молебен. Он служил с каким-то необычайным дерзновением, обращаясь ко Господу так, словно видел Его перед собой. Казалось, время исчезло. Молитва старца будто оторвала людей от земли, они испытывали нечто необычайное, что невозможно описать. Они чувствовали, что Христос близ них, что Он знает их нужды и, как по просьбе Своих учеников Он помиловал хананеянку [11], так по молитвам схиигумена Саввы готов исполнить их заветные желания. Эта вера переходила в какую-то уверенность, и будущее становилось очевидностью.Отец Савва остался ночевать в доме у храма. Вечером он сказал, что хочет погулять по кладбищу. Я спросил его, благословляет ли он людей, которые остались ночевать в храме, пойти с ним или же возьмет только меня одного. В ответ отец Савва улыбнулся и сказал: «Господь посылал Своих учеников по двое». Мы пошли по дороге среди могил. Наверно, отец Савва молился за тех, кто почивал здесь. Он говорил со мной мало и как бы в притчах, которые затем раскрылись в моей жизни; он предсказал мне, что я буду его духовным чадом. На другое утро он уехал в кафедральный собор, где должен был служить с архиереем.
* * *
Бывая в Сухуми, отец Савва иногда останавливался в местечке, называемом Новый Афон, где находился монастырь, построенный афонскими монахами [12]. Обитель была закрыта в 20-х годах. Здесь на каждом шагу видны следы варварского разрушения: оливковые рощи, которые уже не дают плодов, пруд, который никто не чистит, монашеские корпуса, где теперь останавливаются туристы, храм с разбитыми стенами и протекающей кровлей. Другой, более древний, монастырь в окрестностях Сухуми, называемый Драндский [13], превращен в тюрьму, а из алтаря храма в насмешку сделали туалет. И это называется прогрессом.Но святыня не уничтожается людскими грехами. Церковь можно разрушить, но благодать останется на ее месте. В Новом Афоне как будто сама земля пропитана благоуханием молитв. Во времена языческих гонений на мучеников нередко надевали шутовское платье, а девушек, которых бросали в Колизей на растерзание зверям, облачали в одежду вакханок, чтобы посмеяться над их целомудрием. Диавол — великий шутник, но он не смог опорочить мученический подвиг и осквернить пролитую за Христа кровь. Большинство монахов Нового Афона и Дранды были убиты и замучены в ссылках. К молитвам прежних монахов приложилась их кровь, которая безгласно взывает к Богу. Поэтому Новый Афон, поруганный и разоренный, оставался святыней.
Помню, как однажды, узнав, что отец Савва находится в Новом Афоне, после службы поехал искать его. Я долго не мог найти домик, где он остановился. Пошел сильный дождь, но я не хотел возвращаться и продолжал свой путь почти наугад. Наконец дождь прошел. У моря быстро меняется погода, на улицах снова появились люди, и мне указали двор, где видели отца Савву. Он встретил меня так, как будто ждал. На мне была мокрая одежда, по которой еще стекала вода. Он, улыбаясь, сказал: «Ты, наверное, пришел исповедоваться? Но дождь уже смыл твои грехи, поэтому мне почти ничего не остается делать». Этими словами он указал мне: я правильно сделал, что не вернулся, а продолжал свой путь.
Странное дело: там, где появлялся отец Савва, сразу же собирался народ; при этом приходили люди, совершенно незнакомые, которые даже не ходили в храм. Чего они искали у отца Саввы, они, наверное, не знали сами; они только чувствовали, что какая-то сила влечет их к нему.
Встреча с подвижником или со святым может вызвать разные чувства. Подобно вспышке света, она может озарить жизнь человека, и тогда душа говорит: «Я нашла то, что искала, в этом человеке я увидела тень неведомого мне Бога. Я почувствовала от него тепло любви, не человеческой любви, а любви Того, Кто создал мое сердце и душу. Я не могу смотреть на солнце, но вижу его луч». Может человек пережить и другое. Демон пробуждается в его душе, как змея, или начинает метаться, словно раненый тигр; он скребет когтями, грызет своими зубами сердце, и человек испытывает к подвижнику непреодолимую ненависть, переходящую в мучение, подобное тому, которое испытывает бесноватый при отчитке. Говорят, что святые всегда гонимы, так как они являются молчаливым обличением и постоянным укором для людей, погруженных в грехи и страсти. Но есть еще одна причина. Благодать Божия, которая радует Ангелов и призывает людей к Богу, — эта благодать мучительна для демонов, навеки потерявших ее. Свет благодати ослепляет демона; тепло благодати жжет его; любовь Божия обращается для него в проклятие. Поэтому он борется с подвижниками через людей, поэтому Господь произнес заповедь-пророчество о том, что Его ученики в этом мире будут гонимы. Есть еще люди, которые настолько погрузились в вещественность и материальность, что у них почти атрофировалось мистическое чувство, у них закрыты те внутренние очи, которыми они могли бы увидеть свет, окружающий подвижника. Они смотрят, но не видят и проходят мимо святого, не понимая, что эта встреча могла быть самым великим событием в их жизни.
Отец Савва всю жизнь подвергался гонениям. Можно ли сказать, что он покорялся своим обидчикам и принимал это бесстрастно? — Нет. Он духовно боролся, только не с ними, а за них. У него был особый помянник, куда он записывал имя каждого человека, от которого исходила эта диавольская неприязнь. В начале проскомидии или у себя в келии на молитве он читал этот помянник, а потом уже молился о близких себе людях. Он также давал своим чадам листы, где были написаны имена его недоброжелателей, и говорил, что это его лучшие благодетели и духовные друзья. Однажды такой список он дал мне. Я по своей неопытности подумал: наверное, это те люди, которые сделали какие-нибудь пожертвования для монастыря. А потом случайно узнал об этой его духовной милости от одной хорошо знавшей его монахини.
* * *
Кто-то из духовных чад схиигумена Саввы сказал: «У отца Саввы нет биографии, у него есть житие».Подвиг жизни отца Саввы вызывает чувство удивления, но повторить его, как мне кажется, почти невозможно. Для этого нужна особая благодать, граничащая с даром чудотворения. Если бы кто-нибудь захотел подражать духовному наставничеству отца Саввы, то он мог бы очутиться в положении врача, который без необходимой подготовки и знаний берется производить самые сложные операции и в результате только калечит своих пациентов.
Для наших современников подвиг отца Саввы имеет еще одно значение. Он воочию показывает нам, что даже в наше растленное и бездуховное время, когда мир стонет под властью демонических сил, а в самом христианстве преобладает мертвящий дух теплохладности, возможно стяжать благодать, подобную благодати древних подвижников: были бы только горячая решимость и твердое произволение.
Господь не покинул нас, Он с нами, как в прежние времена, так и теперь. Об этом свидетельствует вся жизнь схиигумена Саввы, так же как подвиги и чудеса мучеников свидетельствовали перед языческим миром о силе и истине христианства.
«Саратовские Епархиальные Ведомости» N1(17) 2006 г.
Только после окончания войны, когда в стране вновь стали открываться храмы и духовные учебные заведения, когда открылась Троице-Сергиева Лавра, Николаю удалось наконец исполнить то, к чему стремилась его душа. В 48 лет он оставил профессию строителя и поступил в Московскую Духовную семинарию. Учебу в ней он завершил в 1948 году и тогда же был принят в число братии Лавры. Осенью того же года состоялся его постриг в мантию с именем Савва — в честь преподобного Саввы Сторожевского. В 1952 году отец Савва был рукоположен в сан иеромонаха и по 1952 год исполнял возложенное на него послушание лаврского эконома.
В 1955 году указом Святейшего Патриарха Алексия I он был переведен в Псково-Печерский монастырь, в котором по 1957 год являлся благочинным обители. В 1958 году отец Савва был возведен в сан игумена и награжден правом ношения креста с украшениями. Тогда же он был назначен временным настоятелем храма в честь Казанской иконы Божией Матери в Великих Луках; затем недолгое время настоятельствовал в храме святого великомученика Георгия Победоносца в селе Палицы, в 30 километрах от Пскова.
В 1960 году игумен Савва возвратился в Печерскую обитель и по-прежнему исполнял чреду священнослужения, а также возложенные на него хозяйственные обязанности. Кроме того, он помогал и в различных строительных и реставрационных работах, связанных с благоукрашением монастырских храмов. 16 августа 1973 года наместником обители архимандритом Алипием (Вороновым) отец Савва был пострижен в схиму без изменения имени, но на этот раз — в честь преподобного Саввы Освященного.
Можно сказать, что вся жизнь старца была непрестанным подвигом служения Богу и людям. Он был известен как замечательный духовник, способный утешить, ободрить, а самое главное — помочь человеку в ходе исповеди буквально переродиться. Был отец Савва вместе с тем и неустанным проповедником слова Божия, и духовным писателем, простым, доступным языком разъясняющим людям святоотеческое учение о спасении. Но более всего привлекала к старцу людей слава о нем как об удивительном молитвеннике, смиренном, но дерзновенном ходатае пред Богом о людских горестях и нуждах. Сохранилось немало воспоминаний духовных чад отца Саввы о случаях чудесной помощи Божией по его молитвам.
В конце 70-х годов здоровье старца серьезно пошатнулось, им все больше стали овладевать недуги. 26 июля 1980 года он был соборован, затем причастился Святых Христовых Таин. На другой день он вновь причастился, а после этого наместник архимандрит Гавриил (Стеблюченко) по завершении канона на исход души прочитал над ним отходную молитву, и в 9 часов утра схиигумен Савва отошел к Богу. Отпевание его совершалось 30 июля в Сретенском храме обители, причем на нем присутствовало множество почитателей почившего старца и его духовных чад.
Завещание, составленное отцом Саввой еще за три года до блаженной кончины, содержит в себе наряду с прочим и такие строки: «Преклонный возраст и болезни предвещают мне близкую кончину, мое преселение от временной жизни в жизнь вечную. Перехожу в иной мир с надеждой на помилование предстательством Пресвятыя Богородицы и Всех Святых. Высшим для себя служением почитал быть рабом всех православных христиан. Воистину, возлюбленные отцы и братия во Христе, не было и нет в моем сердце огорчения ни на кого из вас. Я с любовью прощаю всем все, простите и вы меня, недостойного, искренне любящего вас.
Прошу вас, сотворите любовь, не лишите меня последнего благодеяния — ваших святых молитв о мне ко Господу. Если я обрету у Господа дерзновение, то надеюсь ходатайствовать пред Ним за всех вас, и особенно за тех, кто будет поминать меня в молитвах».
[2] «Книга, глаголемая Цветник, сочиненная священноиноком Дорофеем, содержащая заповеди евангельские и поучения святых отцов» (конец XVI — начало XVII в.), неоднократно издавалась в XVIII веке. Ныне переиздана в переводе на русский язык. См., например, издание Спасо-Преображенского Валаамского монастыря, 2005.
[3] Ср.: Мк. 4, 39.
[4] Долгое время отец Рафаил служил на приходах в Грузии и Абхазии.
[5] См.: Достопамятные сказания о подвижничестве святых и блаженных отцов. Об авве Пимене, 71, 167.- М., 2004. С. 646, 667.
[6] См.: Преподобный Иоанн, игумен Синайской горы. Лествица, возводящая на небо. Слово особое к пастырю, научающее, каков должен быть наставник словесных овец. 14, 4.- М., 2001. С. 500.
[7] См.: Откр. 21, 8.
[8] См.: Лк. 12, 13−34.
[9] Древний патерик, изложенный по главам. Гл. 8. О том, что ничего не должно делать напоказ.- М., 1891. (Репр. изд.: М., 1997.) С. 134.
[10] Мф. 17, 4; Мк. 9, 5; Лк. 9, 33.
[11] См.: Мф. 15, 21−28.
[12] Ново-Афонский Симоно-Кананитский монастырь был основан в 1875 году.
[13] Здание Драндского Успенского собора, на развалинах которого в 1883 году был основан Драндский Успенский монастырь, относится к VI—VII вв.екам.
Опубликовано на сайте Православие и современность
http://www.eparhia-saratov.ru/txts/journal/articles/01church/20 061 225.html
