Польский священник в Якутии

«Вы когда-нибудь видели глаза святого?»

Рассказ этот требует, разумеется, уточнений и дополнений, и мы надеемся, что все, кто лично знал отца Николая или имеет какие-то свидетельства о его жизни, откликнется и поможет восстановить его биографию в более полном виде.

Священник Николай Миронович родился в Польше 6 января 1895 года. Отец его, белорус по национальности, происходил из рода потомственных священников. А мать была польской дворянкой. Она имела светское воспитание, любила, как рассказывал сам батюшка, увеселения, но, тем не менее, вышла замуж за священника.

Николай с рождения был очень больным ребёнком, и мать его ездила к отцу Иоанну Кронштадтскому, знаменитому старцу. Тогда за советом и молитвенной помощью стремились в Петроград к святому люди со всей России, и пробиться к нему было очень трудно. Мать будущего священника переоделась в обыкновенную крестьянскую одежду, но попасть на приём не могла. Однажды они с прозорливым старцем случайно встретились в коридоре гостиницы, и о. Иоанн ей сказал: «Что же Вы ко мне приехали, если у Вас на родине чудотворная икона Божией Матери есть (как она называлась, нам неизвестно). Послушав совета святого, женщина поехала этой иконе поклониться, и вот по молитвам матери перед чудотворным образом сын её выжил и, перенеся множество испытаний и горя, дожил до 85 лет.

В их семье была нянька, которая говорила: «Матушка, Ваше дело — родить, а наше дело — воспитывать». Эта нянька доживала свой век у о. Николая, он её и похоронил. Было это в городе Белостоке. Там Николай Миронович кончил миссионерские курсы, духовную семинарию и поступил в университет на медицинский факультет, на котором отучился два или три года. Когда началась 1-я мировая война, он пошёл на фронт, где служил по медицинской части и уже после войны принял сан, полностью посвятив себя Богу. Известно, что батюшка подвизался у какого-то архиерея начальником канцелярии. Он был высоко образован. Знал польский, белорусский, украинский, литовский и русский языки.

Когда фашисты напали на Польшу, они начали жестоко преследовать православных священников. Отцу Николаю надо было бежать из страны, но у него имелась семья — жена Лидия, четверо детей. И всё же на семейном совете постановили, что батюшке лучше уехать, ну, а остальные… как Бог даст. Решение было нелёгким — самому младшему сыну исполнилось всего десять лет. О нём отец Николай особенно жалел и очень себя винил за то, что оставил таким маленьким.

Агния Ивановна предполагает, что бежал о. Николай через Западную Украину и Прибалтику, поскольку упоминал Пюхтицкий монастырь, Почаевскую Лавру. Потом он оказался в Псковской области, жил среди партизан. По рассказам священника, партизаны ему говорили: «Батюшка, Вас после войны наградят». Действительно, «наградили» — в 1944 году священника арестовали.

Во время войны, когда отец Николай был в России, матушка Лидия вышла замуж за товарища своего супруга. Батюшка простил жене измену и хотел уйти в монастырь. Он уже собирался принять монашеский постриг, но когда Архиепископ, который должен был его постригать, ехал на службу, в автомобиль попала бомба. От машины и людей ничего не осталось. Отец Николай воспринял это как Божий знак и решил, что ему не следует быть монахом.

После ареста священник попадает в Кресты, печально знаменитую Ленинградскую тюрьму. Там начинаются допросы, битьё, пытки. Один капитан ему сказал: «Батюшка, признавайся, может быть, останешься жив». Обвинили его в том (насколько нам известно), что он — шпион двух государств. Он долго отпирался, а потом признался, чтобы сохранить жизнь. «А так — поставили бы к стенке, и конец на этом, — говорит Агния Ивановна. — Невиновного человека запросто могли убить».

Отцу Николаю дали двадцать пять лет и ещё десять — «поражения в правах». Сначала он отбывал заключение в Норильске. Потом, когда его в шахте завалило и он получил контузию, его списали и отправили под Иркутск, по-видимому, в Тайшет, где он и досиживал свой срок. Всех заключённых начали отпускать на волю сразу же после смерти Сталина, а священника освободили только в конце то ли 1956, то ли 1957 года (справка о полной реабилитации датирована 13 ноября 1956 г.). Он, невинный, отсидел «всего» (!) двенадцать с половиной лет.

Один эпизод из лагерной жизни отца Николая очень его характеризует. На зоне всем мужчинам брили головы, но батюшка намазал волосы мазутом. Парикмахер не захотел машинку портить, и священника оставили в покое.

После освобождения первым делом о. Николай поехал в Иркутск. Архиепископ Палладий попросил его: «Поезжайте в Якутию. Там всё разваливается. Народ Вас полюбит». Архиерей снял с себя подрясник (бархатный, тёплый) и надел на батюшку — вот, поезжай. В декабре 1957 года (дата эта требует уточнения) о. Николай прибыл в Якутск. Был он совершенно одинокий и, можно сказать, нищий: привёз с собой лишь икону свт. Николая Чудотворца, вышитую руками заключённой, да ещё синодик (записную книжку, в которую записывают имена живых и усопших для молитвенного поминовения), от корки до корки исписанный именами тех, кто просил его о молитвенной помощи.

Люди уверяют, что когда отец Николай Миронович приехал и начал служить в г. Якутске в старой церкви на ул. Ушакова (до наших дней она не сохранилась), это так красиво было, так торжественно, что ни до, ни после него таких служб больше не случалось. Агния Ивановна вспоминает: «Остальные-то с ним ни в какое сравнение не шли. Вот только когда Владыка Герман появился, это чудо богослужения вернулось. У отца Николая особая благодать была, видимо, это родовое — когда из рода в род люди Богу служат. И потом, он же верил как! Хотя своих прихожан всегда предостерегал от религиозного фанатизма, того, что называют «ревность не по разуму». А знал он сколько! Мы-то здесь что видели… Его так и называли — «ходячая энциклопедия». А какой у него был красивый голос — баритон! Он и говорил прекрасно, и пел. Немного играл на балалайке, мандолине, фисгармонии. И в то же время очень доступный был, простой».

И ещё все в один голос рассказывают, каким необыкновенно добрым был батюшка Николай. Он помог семье покойного священника Семёна Георгиевича Якушкова. Из скудного церковного бюджета, когда часто даже на зарплату денег не было, он выделил им пенсию в 20 руб. Внучка отца Семёна, Тамара Михайловна Лобанова, рассказывает: «Было в нём что-то детское, что-то святое. Я таким ребёнком росла, что меня только терпеть можно было, а батюшка Николай любил. Истинно любил — ребёнок это всегда чувствует». И помогал он всем, как мог. «Ведь тогда не то что богатства — достатка не было. Я помню, как каждую копейку считали. Какая нищета была, Господи!» — добавляет Агния Ивановна.

А какие проповеди читал отец Николай! Люди плакали, слушая наставления священника. И ещё один интересный факт — после Пасхи, во вторник, батюшка всегда читал проповеди специально для студентов. Они тайком прибегали в церковь, хотя это было небезопасно.

Дарья Максимовна с горечью вспоминает, что тех, кто ходил в храм, презирали, смеялись над ними. А ещё на богослужении регулярно появлялся фининспектор. Зайдёт, и стоит всю службу, считает по головам — сколько там прихожан, чтобы знать доход — не скрывают ли. Свои обязанности фининспектор исполнял строго, но никогда ничего плохого не сказал отцу Николаю. Более того, они дружили втихомолку.

Батюшка умел находить общий язык со всеми властями. Он ладил даже с уполномоченным по делам религии. «Ведь личность имеет очень большое значение, тем более неординарная, — продолжает Агния Ивановна. — Однажды в Якутск приехал чилийский посол и попросил, чтобы его сводили в церковь. Как послу откажешь — повезли. Они долго беседовали с батюшкой. А потом посол внимательно на него посмотрел и говорит: «А Вы ведь не русский». Отец Николай ответил: «Да, я поляк», а потом очень об этом сожалел. Он ведь всю жизнь оставшуюся боялся после того, что ему пришлось пережить. Его и сын звал к себе, а батюшка опасался ехать: выпустят его или на границе схватят — кто знает?»

Верующие к нему тянулись даже из районов. Каждый год наведывалась Мария Лопатова из Батагая. Крепкая дружба и трепетные отношения связывали отца Николая с Иваном Тимофеевым из Горного улуса, который ежегодно Великим постом приезжал для Исповеди и Причастия. К Пасхе он всегда привозил в подарок батюшке глухаря и ведро ягод. Дружба эта многим казалось странной, потому что Иван Тимофеев совсем не говорил по-русски, а батюшка не знал якутского. Между ними была такая духовная близость, которая не нуждается в речи. Может быть, кто-то из этих людей или их родственников жив и откликнется.

Многие уважаемые люди батюшку навещали: наш замечательный писатель Дмитрий Кононович Сивцев — Суорун-Омоллоон, известный архитектор Клим Георгиевич Туралысов, художник Лев Михайлович Габышев, старший научный сотрудник краеведческого музея Инна Викторовна Заборовская.

Отец Николай был очень открытым, жил с распахнутыми дверями. У него была поговорка: «Гость в дом — Бог в дом». «Обращались к нему все, кому трудно. У нас сколько бабушек жило — то поссорятся с невестками, то ещё что-то», — говорит Агния Ивановна. Батюшка был человек безотказный. В любое время дня и ночи звали его на требы — тут же вставал и шёл, молебен ли отслужить, исповедовать, причастить, всё, что угодно.

Однажды в семье, которая жила в доме батюшки, тяжело заболела маленькая девочка. Родители её были очень напуганы, а о. Николай сказал: «Не волнуйтесь. Я буду за неё молиться, она поправится и будет здоровой». Недавно на автобусной остановке к Агнии Ивановне подошёл отец этого ребёночка. Он сказал, что часто вспоминает тот случай, и подтвердил, что дочь его по молитвам батюшки, действительно, стала здоровой.

Служили в те годы в Якутии и другие священники (отец Семён Мамин, иеромонах Сергий, отец Дмитрий Селезнёв и др.). Но отец Николай был благочинным Якутского округа (возглавлял все наши церкви). Впрочем, благочиние это состояло всего в двух церквях — действовали храм в г. Якутске и церковь в г. Олёкминске. При возможности о. Николай отправлял туда священника. Ещё при жизни батюшки олёкминский староста начал строить новую церковь и дом, каждый месяц он присылал отчёты. Вся переписка ложилась на плечи Агнии Ивановны, которой было тогда лет 14−15. А переписку о. Николай имел огромную. Все, кто с ним когда-то был знаком, писали ему до самой смерти. Сам батюшка не мог уже отвечать по старости.

Жил Отец Николай очень скромно. Опекала его и во всём помогала Христина Петровна Казанцева, бывшая учительница, очень набожная женщина. До приезда батюшки у неё было видение. Христина Петровна тогда просто усердно ходила в церковь, молилась. И вот однажды на Литургии она увидела в алтаре трёх священников. Женщина стала спрашивать, а кто же третий. Но ей ответили, что никакого третьего священника нет. Она начала настаивать: «Но я же ясно видела». Но священников действительно было двое. А когда в скором времени приехал отец Николай Миронович, Христина Петровна, взглянув на него, сразу узнала в нём того «третьего» священника. После этого она решилась посвятить себя Церкви целиком.

Все церковные дела были на её плечах. Христине Петровне пришлось даже пению церковному обучиться, хотя слуха она не имела, и голос был слабенький. Батюшка сам её учил. Она отказывалась, но о. Николай уверял, что любой может правильно петь научиться. Долго с ней занимался, и научилась она всё-таки. Пела Христина Петровна тоненьким голосочком, но верно. Дочь Христины Петровны — Майя Владимировна Казанцева, врач-психиатр, стала монахиней в одном Московском монастыре. Каждый год в Прощёное воскресенье она присылала батюшке телеграмму с одним только словом: «Простите».

В те годы крестили обычно тайком, с опаской. Особенно скрытничали люди, имевшие какое-то положение. Где уж было до поиска крёстных. Христина Петровна и отец Николай часто вынуждены были сами становиться восприемниками. Поэтому в нашем городе очень много людей, для кого они являются крёстными родителями. Духовное родство бывает крепче и глубже кровного. Одна из крёстных дочерей Валентина Ивановна Крекова тоже приняла монашество. Ещё одна крестница до сих пор пишет Домашенко: «Вы мне родней родных».

С домашними заботами помогала справляться Дарья Максимовна. Она готовила — в доме постоянно находился народ, надо было всех накормить. После смерти Христины Петровны (в 70-е годы) отец Николай совсем перебрался к семье Домашенко. К бане в их ограде сделали пристрой, засыпнушку, где он и поселился. Дарья Максимовна со своей дочерью Агнией Ивановной за ним ухаживали до последних дней.

В году 1968−69 священник вышел за штат и уже не служил. Умер отец Николай Миронович 25 мая 1979 года. Его могила находится на старом якутском кладбище. Но «народная тропа» к могилке батюшки, можно сказать, заросла.

Интересно, что два сына отца Николая — Леонтий и Олег — тоже стали православными священниками. Первый жил в Польше, а второй попал во время войны в Англию (служил в Манчестере), и затем в Америку (в Чикаго). Ещё три года назад семья Домашенко получала от него вести. Будем надеяться, что отец Олег жив и откликнется на наш материал.

Московский режиссёр Алексей Евгеньевич Щербаков снял о священнике Николае Мироновиче любительский фильм. Где сейчас эта лента — неизвестно. Возможно, в частных архивах якутян хранятся документы и фотографии, свидетельствующие о жизни этого прекрасного человека и незаурядного пастыря. Но главное — человеческая память. Пока жива наша память об ушедших, у всех нас есть будущее.

Подготовила Ирина ДМИТРИЕВА

http://gazetalogos.narod.ru/numbers/18/18−20.html