 |
| Известия | Георгий Ильичев, Борис Клин | 19.12.2006 |
Верующих действительно становится больше
— Несомненно, что религиозное возрождение в нашем обществе идет, — уверяет руководитель отдела социологических исследований Института общественного проектирования (ИНОП) Михаил Тарусин. — В начале 1990-х годов, когда я разрабатывал во ВЦИОМе блок вопросов по религии, православными себя называли лишь 34% взрослого населения страны, в 1999 году их было уже примерно 50%, сегодня — свыше 60%. Количество воцерковленных людей, то есть тех, кто посещает храмы хотя бы раз в месяц и регулярно исполняет таинство причастия, тоже растет. В «перестроечные» годы их было около 4%, а сейчас, по разным оценкам, 10−12%. Конечно, по большому счету, они не православные, это люди, которым близка историко-культурная традиция православия, они считают, что «это наше», и представляют собой потенциал для распространения подлинного православия.Действительно, отвечая на сформулированный «Известиями» вопрос «Что означает религия для вас лично?», чаще всего респонденты ВЦИОМа отвечали: «Это национальная традиция, вера предков». При этом почти половина людей, назвавшихся верующими, признались, что никаких религиозных обрядов не исполняют. Религиозные деятели обычно отвечают на этот упрек: состояние паствы сегодня действительно таково, что не все строго следуют канонам. Но это вовсе не значит, что люди, приходящие в храм лишь по праздникам, окрестить ребенка, венчаться, отпевать, освятить дом или машину, — неверующие. Святейший патриарх Алексий в интервью «Известиям» заметил: «Если человек просто с чистым сердцем поставил свечку — это уже добрый знак». Стало быть, нет никаких оснований лишать граждан прав на обучение детей своей религии, на возможность полноценной церковной жизни в армии.
Еще одним бесспорным фактом, который подтверждается и нашим опросом, и многими подобными исследованиями, является омоложение религиозной части нашего общества. По словам Тарусина, облик среднестатистического православного верующего за последние годы сильно изменился. Еще 15 лет назад храмы были заполнены в основном людьми лет 60, сегодня средний возраст уменьшился до 48 лет, что уже гораздо ближе к среднему возрасту населения в целом — 44 года. Более того, опрос ВЦИОМа показал, что православными называют себя 58% самых молодых россиян, которым еще не исполнилось 25 лет. Та же тенденция отмечается и среди последователей ислама.
Не в количестве дело?
Официальных данных о численности представителей той или иной конфессии не существует. Оперируют лишь результатами социологических опросов или экспертными оценками, основанными на этнической принадлежности. Например, ряд представителей Русской православной церкви утверждает, что в стране 80% русских, а стало быть, православных. Совет муфтиев России называет цифру — 20 миллионов мусульман. Однако, судя по результатам нашего опроса, метод этнического подсчета не совпадает с социологическими данными. Данные ВЦИОМа свидетельствуют о том, что православными себя считают примерно 91 млн человек. Тогда как согласно переписи 2002 года русских в России насчитали 116 млн из 145,2. Вопрос: куда подевалось еще 25 млн? Получается, не все русские — православные. Еще более явно не соответствуют результаты опроса заявленной муфтиями численности мусульман: 6% - это не более 9 млн, но никак не 20 млн.Однако следует отметить, что и социологические опросы назвать абсолютно точным средством измерения нельзя. На протяжении многих лет социологи вовсе не фиксируют в России иудеев — их, по данным Федерации еврейских общин России, 2 млн, а по переписи — 230 тысяч. В любом случае они есть. Равно как и протестанты. Заведующий кафедрой психологии личности МГУ Александр Асмолов объясняет это явление так: в ходе социологических опросов человек зачастую отвечает в соответствии с социально одобряемыми мотивами, бережет тайну личности и не желает признаться в принадлежности к непопулярной вере. По мнению Асмолова, число мусульман при соцопросах может быть занижено. Тарусин с ним не соглашается: «По нашим данным, больше 8−9% мусульман в России не набирается».
Глава отдела внешних церковных связей Московского патриархата митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл недавно напомнил, что государство не включило графу о принадлежности к религии в перепись населения, хотя его просили.
Однако при всех недостатках методик подсчетов атеистов в нашей стране явное меньшинство. Кстати, сам Асмолов на вопрос о вероисповедании ответил: «Есть сила, на которую я хочу надеяться в трудную минуту». Ту же позицию разделяют 12% участников исследования ВЦИОМа. Иными словами, потребность в вере присуща даже тем, кто не готов записаться в сторонники того или иного конкретного Бога. И это обстоятельство гораздо важнее любых цифр.
Религиозный поворот
Каковы же причины происходящего, кстати, не только в России, подъема религиозности? В своей книге «Исламская альтернатива и исламский проект» член научного совета Московского центра Карнеги Алексей Малашенко объясняет: «Протест против убогого бытия у значительной части населения трансформировался в идею исламской альтернативы».Но существуют объяснения, лежащие вне формулы «бытие определяет сознание». Секретарь Межрелигиозного совета СНГ Азер Алиев (полный текст его интервью о роли религии в XXI веке опубликован на сайте «Известий») считает: «Активность верующих — естественный ответ на „укрощение религии“ в XIX веке». По его мнению, эта реакция не связана напрямую ни с увеличением числа верующих, ни с наличием харизматического духовного лидера; гораздо более важным фактором является глубина религиозного чувства каждого отдельного человека. Алиев полагает, что агрессивные попытки поместить религиозную жизнь в жесткие рамки, своего рода резервацию, будут вести лишь к более решительным ответам верующих.
Психолог Александр Асмолов корни сегодняшних процессов также усматривает в антирелигиозной борьбе в XIX веке: «XIX век сказал — Бог умер». Технический прогресс, по мнению Асмолова, не может конкурировать с главной составляющей любой религии — целостной картиной мира. В России еще и рухнул коммунизм, и тут же возникла полная ценностная неопределенность, напоминает психолог. Идеологическая неопределенность. Кто я? Зачем я? Куда иду? А человеку свойствен поиск нравственных ценностей. Кроме того, с точки зрения психологов, религия — мощнейшее психотерапевтическое средство, снимающее невроз.
По мнению ученого, пока философы не могут предложить никакой альтернативы религии. Тем более ее не предлагают политики. В России они предпочитают сотрудничать с ее последователями. Хотя, как долго продлится эта «симфония», предсказать трудно.
Вера и власть
Ведущий аналитик ВЦИОМа Леонтий Бызов, руководивший работой с ответами на вопросы «Известий», считает, что религиозный фактор в нашей стране имеет объединяющий характер. Он обращает внимание на то, что в ходе опроса большинство православных, отвечая на вопрос «Кого вы считаете врагом православия?», указали на сатанистов и сектантов, но не на мусульман, несмотря на страх перед террористическими актами. Не прозвучали в качестве врагов представители и других традиционных для России конфессий. «Таким образом, мы можем с уверенностью говорить, что в России сегодня межрелигиозный мир», — отметил социолог.То же самое говорит и власть. Появление высших руководителей страны в храмах давно уже никого не удивляет. В уходящем году Владимир Путин 7 раз встречался со Святейшим патриархом. Крещение принимают министры и губернаторы. А президент, хоть и православный, не забывает поздравлять представителей иных конфессий с важными праздниками.
На первый взгляд отношения выглядят идиллическими. Но в Основах социальной концепции Русской православной церкви — вероучительном документе ясно указывается на различие целей Церкви и государства: «Целью Церкви является вечное спасение людей, цель государства заключается в их земном благополучии». Церковь оставляет за собой право призвать паству к гражданскому неповиновению, «если власть принуждает православных верующих к отступлению от Христа и Его Церкви, а также к греховным, душевредным деяниям».
Мир или меч?
— В современном российском обществе не определены нравственные ценности, прежде всего — со стороны государства, которое больше занято экономическими и социальными проблемами, — говорит Тарусин. — А зря. Потому что по-настоящему верующие люди идут к Богу не теми семимильными шагами, которыми советский человек лет 20 назад двигался к коммунизму, а через возвращение к пониманию значения нравственности для самого существования страны. Я уверен, что в ближайшие годы они поставят этот вопрос перед властью, причем во всю ширь. Нравственный вопрос всегда был основным для России, а уж особенно — в переломные для державы годы, которые мы сейчас еще продолжаем переживать.По мнению ученого, когда мы сегодня с очень умным видом выстраиваем политическую систему и разрабатываем экономические программы, боремся с коррупцией, снижением рождаемости и пьянством на селе, мы забываем задать себе главный вопрос — о внутреннем основании всего этого. История нашей страны свидетельствует, что без внутреннего нравственного стержня, без морального смысла, который разделяло бы большинство населения, никакие масштабные начинания нежизнеспособны. А население смотрит государственное телевидение, с помощью которого власть с ним и общается. Вот только, глядя на экран, создается ощущение, что по поводу нравственных принципов ей пока сказать нечего, хотя соответствующий запрос в обществе уже почти сформировался и вот-вот будет предъявлен и власти в частности и всей элите в целом. Если ответа по-прежнему не будет, это неминуемо приведет к росту социального напряжения в стране.
Уже сегодня 14% россиян готовы с оружием в руках защищать свою веру по призыву духовных лидеров и 16% - если будут оскорблены ее святыни. А как иначе, чем оскорбление, воспринимать им всевозможные телеоды колдунам, пропаганду ведущими каналами страны мистических культов прямо в прайм-тайме, не говоря уже о крайне чувственной рекламе, пестующей плотскую гордыню.
Не следует преуменьшать и значение межконфессиональных противоречий. Духовные лидеры России часто появляются вместе, пожимают руки и называют друг друга братьями. Однако периодически вспыхивает тлеющий конфликт по поводу введения курса основ православной культуры в школе и института военных священников в армии. Государство, может, и пошло бы охотно на эти меры, но некоторые исламские организации выступают категорически против. Появление в школьных программах религиозной дисциплины не нравится и иудейским организациям. А требования Церкви решить вопрос звучат все настойчивее. С другой стороны, официальные мусульманские структуры России все чаще подчеркивают свою общность с единоверцами за границей, а это отражается на ситуации в нашей стране. Уместно вспомнить, что во время последней ливанской войны между Советом муфтиев России и Федерацией еврейских общин России возникла публичная перепалка.
Так что межрелигиозный мир, которым так гордятся лидеры России и о котором они так часто рассказывают на международных форумах, лучше отражает формула заместителя руководителя администрации президента Владислава Суркова: «Сегодняшнее величие небесспорно, завтрашнее — неочевидно».
Секретарь Межрелигиозного Совета СНГ Азер Алиев:
«Столкновение секулярного мира и мира традиции — реальность, в которой мы живём»
вопрос: Активность верующих в России и в мире возросла. Вызвано ли это их численным увеличением или мы наблюдаем активность лишь меньшинства населения, небольших радикально настроенных групп и религиозных лидеров? Есть ли какие-нибудь объективные данные?
ответ: Растущая активность — естественная ответ на «укрощение религии», именно такое, очень точное название получила экспансия секуляризма еще в XIX веке. Эта реакция не связана напрямую ни с увеличением числа верующих, ни с наличием харизматического духовного лидера; гораздо более важным фактором является глубина религиозного чувства каждого отдельного человека. Что касается «радикализма», этимология этого слова возводится к латинскому radix, «корень», что и зафиксировано в словаре Брокгауза в значении «коренной», «основной». В этом смысле верность корням и основам является нормативным явлением для любого религиозного мировоззрения, и подлинная религиозность, как и любое сильное чувство, не может не быть радикальной. В современной же публицистике это слово располагается в крайне опасном соседстве со словом «терроризм», и такая интерпретация для мусульманина неприемлема, ибо ценность человеческой жизни, согласно Корану, является абсолютной доминантой.
Очевидно, что сегодня, независимо от религиозной принадлежности, люди всё более негативно воспринимают попытки вторжения секулярного мира в ту часть своей жизни, которая продолжает регламентироваться вероучительными установлениями. Объективной иллюстрацией этой тенденции является реакция на попытку проведения в Москве так называемого «гей-парада». Идея этой акции вызвала возмущение представителей всех традиционных конфессий России. Стихийный протест людей разных исповеданий оказался более действенным, чем продолжительная и тщательная подготовка самого «мероприятия». «Москва — не Содом!» — скандировали демонстранты. «Радикализм» данного лозунга лишний раз доказывает, что религия — не музейный экспонат, а живая сила.
в: Как Вы оцениваете вмешательство религиозных лидеров в образование, культуру, СМИ и каковы могут быть последствия этого? Существует ли опасность столкновения секулярного мира и верующих? В какой степени религии влияют на политику в России и мире? Занимают ли они в политике лидирующее положение или политики лишь используют религиозную атрибутику в своих целях?
о: Культура, в её светском понимании, — совокупный результат деятельности человечества; здесь, как заметил о. Павел Флоренский, «и Мулен-Руж, и Нотр-Дам» — и «отличить церковь от кабака», по его же выражению, оставаясь в рамках такого понимания культуры, невозможно, и мы вынуждены принимать её всю целиком, за неимением точки отсчета. Любая деятельность человека, будь то творческая активность в сфере искусства и образования или освещение событий в СМИ, должна иметь внеположный критерий, с помощью которого она объективно оценивается.
То, что Вы называете «вмешательством», есть, в действительности, усилия по сохранению духовного измерения наиболее важных сторон жизни человека, попытка вооружить его столь необходимым сегодня ориентиром. Ничего негативного в этом нет, поэтому, я думаю, предпочтительней говорить о сотрудничестве религиозных лидеров со светскими структурами, последствия которого могут быть только самыми благотворными. Наличие религиозной составляющей в научном поиске, социальном реформаторстве и повседневной деятельности людей является своего рода предохранителем, налагающим ограничения на безответственность, хаотичность и деструктивность, которыми отмечен путь секуляризированного человечества. В рамках этого сотрудничества невозможно представить себе, чтобы представители религиозных кругов, выражающие чаяния своей паствы, не имели права голоса в СМИ, собственной периодики и информационных интернет-порталов.
Об образовании мне хотелось бы сказать несколько слов отдельно. Мы забываем о том, что образование не сводится к обучению, усвоению информации — оно обозначает более сложный процесс наделения образом, воссоздания образа Бога в человеке. Совершенно очевидно, что в этом процессе собственно обучение вторично по отношению к воспитанию, а воспитание не может не быть религиозным, даже если это не осознаётся воспитателем. Воспитательный потенциал религиозной культуры и зафиксирован в таком фундаментальном понятии исламской религиозной доктрины, как «адаб». Всё, что секулярный мир записал в категорию «общечеловеческих ценностей», освящено вероучительными установлениями и ценно именно в силу этого освящения — общечеловеческий характер заповедей как раз и подтверждает их ниспослание свыше. С другой стороны, попытки лишить образование его религиозной составляющей ведут к слому всех традиционных представлений (в первую очередь, о добре и зле) и институтов (например, семьи), как не имеющих рационализируемой основы, и к «расчеловечиванию» человека.
Архитекторы секулярного мира спешат сдать религию в архив, поместить религиозную жизнь в жёсткие рамки, своего рода резервацию, однако, чем агрессивнее будет осуществляться эта деятельность, тем более решительными станут ответы верующих. Столкновение секулярного мира и мира традиции — не опасность, поджидающая нас в перспективе, а реальность, в которой мы живём. Оно происходит у нас на глазах, и о примирении между миром религиозной традиции и современным миром — со свойственными ему релятивизмом и насаждением двойных стандартов в области политики и морали — вряд ли может идти речь. Я уверен, что бескомпромиссная позиция представителей традиционных религий в конце концов вынудит противную сторону отказаться от использования постоянного прессинга как средства решения проблемы.
Что касается влияния религии на политику, оно, безусловно, имеет место, как в России, так и в других странах мира. На сегодняшний день религия — это фактор, с которым нельзя не считаться, и роль её будет возрастать. На этом фоне крайне печально наблюдать инструментальное использование религии всякого рода сомнительными политиками и обслуживающими их медиа-группами, зачастую прибегающими к услугам очевидных маргиналов. Противостоять этому — долг всякого авторитетного духовного лидера, как на Востоке, так и на Западе.
в: Существует ли разница в менталитете среднестатистических представителей трёх авраамических религий? Если есть, то в чём она?
о: Мне кажется, было бы более правильно говорить не о разнице в менталитете, а о различных формах религиозного сознания представителей авраамических религий. Менталитет зависит от этнической принадлежности, социального слоя, страны обитания, и даже принципов воспитания и рода занятий. Религиозное сознание гораздо меньше подвержено влиянию случайных факторов.
Разница, несомненно, существует. Ортодоксальный иудаизм есть, по преимуществу, «религия крови», то есть, религия определённой этнической группы. Согласно законоположениям Галахи, иудей есть, прежде всего, лицо, еврейское происхождение которого прослеживается по женской линии, и лишь в исключительных случаях — обратившийся инородец. Миссионерство как таковое чуждо ортодоксальному иудаизму. Обращение человека, по рождению принадлежащего к другому этносу, получает интересную мистическую интерпретацию: считается, что у него «душа еврея».
В этом смысле христианство являет собой очевидную противоположность такого рода изоляционизму. Слова апостола Павла, провозгласившего, что «во Христе несть ни еллина, ни иудея», обусловили вселенский характер проповеди христианства и его готовность принять в своё лоно человека любой расовой, этнической и иной принадлежности.
С самого начала своего существования ислам никогда не заявлял о себе как о новой религии, но подчёркивал, что по отношению к иудаизму и христианству он является квинтэссенцией и восстановлением изначального Откровения. Если бы вместо слова «мусульманин» звучал его русский эквивалент — «смиренный», то идея общности была бы обозначена гораздо более внятно. В самом деле, во всех авраамических религиях эта характеристика является главенствующей в определении отношений между верующим и Богом, религиозная принадлежность в данном случае ничего не меняет.
С христианством ислам сближает его абсолютная открытость, а с иудаизмом — глубокий пиетет перед религиозным знанием, которое и служит главным критерием приближения человека к Божественной истине. Избрание имама, предстоятеля на молитве, есть, прежде всего, признание и утверждение его носителем и охранителем основ и начал вероучения.
в: В какой степени современные религиозные лидеры контролируют своих верующих, насколько они влиятельны?
о: Влияние религиозного лидера в общине, которую он окормляет, объясняется именно теми факторами, о которых я говорил, отвечая на предыдущий вопрос. Поэтому слово «контроль» представляется мне несколько неуместным в данном контексте, так как религиозное сообщество не является ни административным учреждением, ни, тем более, силовым ведомством. Авторитет, харизма лидера утверждается, прежде всего, личным примером, своим соответствием религиозному идеалу. Этот авторитет завоёвывается не единовременно, и уж тем более не устанавливается директивно.
Если говорить об исламе — в частности, о шиизме, — то в Иране итогом долгих лет приобретения знаний и написания фундаментального богословского послания («рисаля») является получение выдающимися богословами звания «марджа-ат-таклид». Будучи «источником подражания», такой духовный авторитет берёт на себя колоссальную ответственность перед миллионами верующих, и это прежде всего относится к нынешнему духовному лидеру Ирана аятолле Хаменеи, облечённому всей полнотой реальной власти.
в: Существует ли возможность дальнейшей радикализации в исламе и христианстве?
о: В вашем вопросе под радикализацией скорее всего подразумевается религиозный экстремизм, включая его крайнюю форму — терроризм. Эта возможность настолько реальна, что вряд ли требует доказательств. Такой ход событий является закономерной формой реакции на «демократизацию» исламского мира и нарастающий процесс глобализации. Хотя экстремизм как способ решения проблем не принимается подавляющим большинством исламской уммы, представляется маловероятным эффективный внешний контроль над ним и его окончательное подавление, тем более в ближайшем будущем.
«Страсть к приумножению отвращает вас от Истины», гласит первый айат суры «ат-Такясур». Народы жаждут справедливости, и экстремизм всегда оправдывал свои действия намерением «восстановить попранные идеалы». Теоретическое дискутирование с идеологами террора, как показывает практика, ни к чему не приводит. Остаётся физическое подавление, что делается и безусловно должно делаться. Устранение же причин требует восстановления того социума, в котором истина, а не нажива является главным ориентиром, и который католический священник Гвардини предельно лаконично охарактеризовал словами «скудно и твёрдо». Актуальная Россия по-прежнему сохраняет потенциал построения антитезы обществу потребления, что возможно исключительно при опоре на общие духовные приоритеты всех трёх авраамических религий.
в: Могут многоконфессиональные государства сохраниться или их распад неизбежен?
о: Многоконфессиональность сама по себе не предполагает ни уязвимости, государства, ни хрупкости удерживающих его скреп. В своей глобальной экспансии секулярный мир, видящий одной из главных задач искоренение религиозного сознания как такового, тешит себя надеждой провести демаркационные линии с целью распаять единые государственные образования, создавая ложные оппозиции между религиозными мирами. Итог — пролитие невинной крови и хаос. Духовное противостояние этому натиску возможно только при условии взаимоподдержки верующих, к какой бы религиозной общине они ни принадлежали.
