 |
| Православие на Дальнем Востоке | Протоиерей Евгений Шестун | 18.12.2006 |
Особенность жизни человека состоит в том, что он, единожды зародившись в материнской утробе, не единожды переживает процесс рождения. Человек в процессе жизни возрождается и перерождается, становится другим, новым. Это присуще только человеку и даровано его природе как данность и как задание, которое без участия самого человека не может быть исполнено.
Явными границами жизнь делится на три этапа. Первый начинается в момент зачатия новой жизни и заканчивается рождением ребенка в земной мир. Второй этап — земное бытие человека; его онтологические границы — рождение и смерть. Третий этап — жизнь за гробом, жизнь вечная. Человек рождается из небытия в бытие в момент зачатия. Через рождение приходит в этот мир. В миг смерти рождается для вечности.
Прежде чем родиться, необходимо созреть и сохраниться в материнской утробе. Созреть — значит соответствовать идеалу, сохраниться — явиться в следующий этап жизни неповрежденным. Неповрежденность заключает в себе соответствие идеалу.
Человек — духовно-телесное существо, воплотившийся дух (об этом пишет М.Г. Ярошевский, анализируя работы И.М. Сеченова, об этом свидетельствует православное богословие). Идеалу должны соответствовать как телесная (психофизическая), так и духовная сферы человека. При рождении в этот мир в результате или врожденных, или внешних причин может быть повреждена телесная сторона жизни ребенка. Нет необходимости подробно останавливаться на методах исцеления, они достаточно хорошо разработаны. Если не все стороны поддаются исцелению, природа и психологи способствуют развитию компенсаторных функций.
При рождении ребенка духовная сторона его жизни не является совершенной. Она повреждена наследуемым от прародителей первородным грехом, который проявляет себя как склонность ребенка ко греху. В.Д. Шадриков называет это повреждение «изначальным злом». «Констатация изначального зла в человеке, — пишет он, — имеет огромное прикладное значение для современной педагогики, формирования теории воспитания. Необходимо отметить, что в настоящее время отечественная педагогика такой теорией не обладает» (8. 66). Духовное исцеление совершается в таинстве Крещения, таинстве духовного рождения человека.
Идеалом для новорожденного является его неповрежденность. В рамках земной жизни идеалы меняются; таковыми могут быть лучшие представители человеческой природы. «Так что давайте изучать не калек, — писал А. Маслоу, — а наибольшее, какое сможем найти, приближение к целостному, здоровому человеку. Мы найдем у таких людей качественные отличия — другую систему мотивации, другие эмоции и ценности, другое мышление и восприятие. В некотором смысле только святые представляют собой человечество» (9. 116, 117).
Святость — вот идеал, данный человеку в этой жизни, одновременно достижимый и недостижимый. Недостижимый в своей полноте, так как святость не ограничена объективным уровнем, и достижимый для конкретного человека в соответствии с его мерой и возможностями. Святость задает особую норму жизни человека. Нормой становится его постоянный рост, постоянное развитие, или, по словам В.П. Зинченко, «развитие как нормы» (4. 72). «Человеком нельзя быть, — заметил А.А. Ухтомский, — им можно лишь делаться» (6. 492).
Идеал святости выводит человека за пределы сравнения, на свой неповторимый жизненный путь. «Сравнение, — писал А.А. Ухтомский, — дело опасное! Сравнивать начинают уже после того, как принципиально допущено сравнение, — иными словами, сравнительное изучение есть логическое последствие предрассудочной посылки, что объекты так или иначе имеют сходство. Таким образом, сравнение всегда опирается на предвзятость, а предвзятость влияет столь сильно, что потребуются, быть может, поколения, прежде чем выяснится, что между сравниваемыми вещами нет ничего общего… Сначала допускают сравнение — сравнение друга с другими людьми, а потом приходят к выводу, что друг, собственно, ничем не отличается от всех прочих. На самом деле потеря друга и произошла только от того, что когда-то он потерял свою исключительность» (7. 182, 183). Показателем развития является сам человек — то, как он меняется по сравнению с собой. Это уже не только развитие как «организма», а личная история человека, которая вплетается в историю человечества (5. 245).
«Личная история» начинается с возникновением индивидуальной психической жизни в момент рождения человека на белый свет. Жизнь дана как индивидуальная, но развиваться вне социума человек не может. Индивидуальная жизнь становится частью социальной жизни окружающих ребенка людей. По мнению Л.С. Выготского, максимальной социальностью человек обладает в младенческом возрасте. Полная биологическая беспомощность приводит к полной социальной опосредованности отношений ребенка с действительностью (1. 305).
С рождения начинается объективное раздвоение жизни человека: стремление к индивидуальному бытию и невозможность обладания этим бытием вне мира. Мир для новой жизни выступает как среда, в которой развиваются специфически человеческие свойства; она, по Выготскому, является источником развития. «Социальная ситуация развития» (Выготский) для каждого возраста специфична, она тоже развивается и изменяется. Ребенок фактом своей жизни вынужден общаться с предметной действительностью и со взрослыми людьми. В деятельности и речевом общении возникает сознание. «Сознание, — писал Э.В. Ильенков, — собственно, только и возникает там, где индивид оказывается вынужденным смотреть на самого себя как бы со стороны, как бы глазами другого человека, глазами всех других людей, только там, где он должен соразмерять свои индивидуальные действия с действиями другого человека, то есть только в рамках совместно осуществляемой деятельности» (3. 264).
Человек вынужден смотреть на себя. «Вот трагедия человека: куда и к кому ни приведет его судьба, всюду приносит он с собой себя, — писал А.А. Ухтомский, — на все смотрит через себя и не в силах увидеть того, что выше его!» (7. 208).
Если далее следовать по этому абстрактному пути становления человека как существа социального, мы неминуемо приходим к пониманию наличия борьбы человека со средой. Стараясь сохранить себя, человек не только видит себя в социуме, но и пытается сознательно или бессознательно все переделать под себя, «ассимилировать среду по себе» (Ухтомский), чтобы наименее беспокоить себя. Человек становится опасен для окружающих. «Наделив человека умом, — пишет В.Д. Шадриков, — природа внесла дисбаланс в гармонию инстинктов индивидуального и видового сохранения. Ум всегда эгоистичен, ум посоветует вначале стать эгоистом, и именно в эту сторону пойдет умное существо, если его ничто не остановит. Ум изобретает орудия труда, благодаря уму человек осваивает процесс их изготовления и учится применять орудия труда. Ум усиливает возможность человека в борьбе за существование, обеспечивает прогресс обществу. Но в то же время ум угрожает нарушить в некоторых пунктах сплоченность общества. И если общество должно сохраниться, то необходимо, чтобы существовал противовес уму, точнее, его индивидной ориентации» (8. 68, 69).
Развитие человека в процессе его горизонтального вхождения в жизнь общества не совершается в абстрактном социуме. Каждое конкретное общество выработало свои механизмы самосохранения против эгоистических стремлений составляющих его членов. В развитых обществах это механизмы не подавления индивидуальной жизни, а механизмы, помогающие человеку в раскрытии его потенциальных возможностей.
Человек, попадая в замкнутый круг самосмотрения себя в другом (по Ухтомскому, ситуация «двойника»), жаждет увидеть другого, жаждет свободы и свободного общения (по Ухтомскому, «заслуженного Собеседника»), жаждет не только быть в среде, но быть и свободным от нее. Человек всегда ищет другого, вертикального измерения жизни. Не это ли толкает человека то ли в мечтах, то ли в реальности в полет? Он стремится уподобиться птицам, делает себе крылья, изобретает воздушные шары и летательные аппараты. Человек стремится преодолеть границы своей природы, выйти за ее пределы — не разлучаясь с ней, превзойти ее. Человек не только желает обрести индивидуальное разумное существование, но стремится обрести свое лицо, жить не только личной жизнью, но жизнью личностной. «Ни общее и социальное не может быть поставлено выше лица, — писал А.А. Ухтомский, — ибо только из лиц и ради лиц существует; ни лицо не может быть противопоставлено общему и социальному, ибо лицом человек становится поистине постольку, поскольку отдается другим лицам и их обществу» (6. 266).
Человек стремится не только к развитию, но и к духовному становлению. Он предчувствует, что истинное человеческое бытие — именно на пересечении горизонтальной и вертикальной составляющих его жизни. Точка соединения — крест — есть место реальной жизни человека. В момент пересечения линий развития и духовного становления человек совершает поступки. Соединить в себе личное и народное, земное и небесное, плотское и духовное — и есть крестная ноша каждого человека, призванного в этот мир.
Если общество не может создать благоприятные условия, способствующие человеку через самоограничение своих эгоистических тенденций открыть в себе глубины духовной жизни, оно обрекает своих членов на духовные мучения, на поиск удовлетворения эгоистических желаний и потребностей, на путь жизни за счет другого. Агрессия, конфликты, жестокость, войны, преступления становятся визитной карточкой таких сообществ. Такого вида самоутверждение следует рассматривать (по Ухтомскому) как проявление первородного греха в социальной жизни. Общество обязано создать условия не только для развития человека, но и для возвышения этой жизни в мир более высокий, мир личностного, а значит, духовного бытия. Изобрести эти условия невозможно. Они складывались в обществе на протяжении тысячелетий, и не каждое общество сумело эти условия в себе создать. Проявляются эти условия в традициях и обычаях жизни народа, основанных на его верованиях. Традиции, обычаи и предания формируют общественную мораль общества. В какой-то мере обычай занимает место инстинкта, это социальный инстинкт общества (6. 69). Мы можем наблюдать процесс деградации общества, когда оно отказывается от выполнения этой функции или утрачивает свои традиции.
«Сила обычая, — пишет В.Д. Шадриков, — в формировании человечности (под человечностью Шадриков понимает духовность — Е.Ш.) заключается в том, что человек усваивает не нравственную норму, а способ действия, который нравствен по отношению к членам закрытого сообщества. В обычае человек живет. Научить обычаю значит научить жить. Без обычая нравственность не входит интимно в сущность человеческого бытия… Через обычай человек идентифицирует себя со своим народом, вводится в свой род, ибо обычай — дух народа, его дела… Свою духовность мы получаем от предков. Она заключена в обычаях и преданиях» (8. 44, 45).
Если общество не сумело создать эти условия, то с целью своего самосохранения оно добровольно вступает в союз с обществом, имеющим эти условия, при этом сохраняя те национальные обычаи и традиции, которые сформировались в нем за время его исторического бытия. Именно так собиралась Россия. Это позволило сохранить более ста пятидесяти народностей нашего Отечества, не успевших за время своего исторического бытия что-то противопоставить эгоистическим претензиям человека. Вхождение в православную традицию Руси для этих народов равнялось вхождению в Ноев ковчег и спасению от неминуемой гибели. Выход из этой традиции неминуемо порождает национальные конфликты и изоляцию народа, противопоставившего себя целому как бывшая его часть.
Обычай, быт, традиции народа России складывались в лоне православной веры и хранились в простом народе. Подлинность народных воззрений выражается в самой жизни. Их не встретишь в трактатах, они не выдуманы искусственно — люди ими живут. Проявляются обычаи в повседневности, они устойчивы и входят в самые основания разных областей жизнедеятельности (2. 3). «Особенности того или иного народа, — пишет М.М. Громыко, — более открыто проявляются в простонародье: в образованной части общества они как бы размыты за счет активного восприятия других культур, за счет сознательного прикровения некоторых взглядов. В образованном обществе „этничность“ проявляется косвенно, менее поддается фиксации со стороны, если не заявлена самими носителями ее» (2. 7).
Православие формирует особое отношение человека к природной и социальной среде. Окружающий мир православный человек всегда воспринимает как мир, Богом сотворенный, а значит, мир Божий. Да, он претерпел изменения в процессе грехопадения человека, но при этом сохранил изначальное свое происхождение как творение. Если ты рожден на этой земле, в этом конкретном месте, значит, не случайно Господь призвал тебя из небытия в бытие именно здесь. На этой земле ты рожден, это и есть твоя родина, место жизни твоих отцов — Отчизна. В этом мы видим истоки патриотизма православного человека. Сберечь возможно только в том случае, когда ты не будешь расточителен, будешь брать от природы только то, что потребно для жизни. В этом истоки самоограничения и воздержания наших соотечественников.
Каждый человек, согласно православным представлениям, несет в себе образ и подобие Божие, а значит, каждый человек — великая ценность в очах Божиих. В этих взглядах коренится основа трепетного отношения людей между собой, стремление к идеализации любого другого, который встречается, может быть, первый раз в жизни. «Евангельский совет „не судить“, то есть не осуждать собеседника, — писал А.А. Ухтомский, — грозящий тем, что тут ты сам судишь и осуждаешь себя, говорит: когда интерполируешь лицо ближнего и собеседника в другую сторону, заканчивая образ его в отрицательную сторону, тем самым предрешаешь для самого себя возможность совместного дела с данным человеком и при том на основании твоих собственных отрицательных черт, которыми ты интерполировал своего собеседника! Собеседник твой таков для тебя, каким ты его заслужил!.. Строить и расширять жизнь и общее дело можно лишь с тем, кого любишь; любить можно лишь того, кого идеализируешь; а идеализируешь лишь того, относительно кого ты допускаешь возможность лучшего и большего, чем он кажется сейчас; то есть прогрессивная, ширящаяся, взаимно спасающая жизнь возможна лишь с тем собеседником, которого ты интерполируешь и проектируешь лучшими чертами, которые ты можешь почерпнуть в своих собственных нравственных ресурсах» (7. 128). Любовь к другому и «собственные нравственные ресурсы» — основа отношений между людьми в православной традиции.
Человек, склонный к жизни, в основе которой лежат критерии самоутверждения и самосохранения, не сможет понять того, что любовь является руководством к познанию и к истине. «Узнает человек до тонкости лишь то, — по замечанию А.А. Ухтомского, — что действительно и прочно любит» (7. 186). Любовь к другому, его идеализация и покаяние в собственных грехах, видимых через другого, — основа социального общения в православной традиции.
Высшего единения достигал православный народ в Церкви, участвуя в таинстве Святого Причащения. Причащаясь Плотью и Кровью Христовой, все несли в себе единую Плоть и единую Кровь, все становились братьями и сестрами во Христе. Вот почему в православном мире принято обращение «братья и сестры». Таинство объединяло не только людей между собой, но и соединяло каждого и всех с Самим Христом.
Главным критерием благоприятности условий, созданных обществом для правильного развития человека в процессе его духовного становления, является душевный покой человека. Состояние душевного покоя наступает только в том случае, если человека не обличает его совесть. Совесть не мучает человека, если он не переступает дозволенных границ по отношению к природе, другому человеку и к себе.
Воспринимая жизнь человека как непрестанное развитие в процессе духовного становления (что, собственно, и обеспечивает личностный рост человека), назовем этот процесс «непрерывным образованием» и рассмотрим его с точки зрения личностного роста.
«Непрерывное образование» представляет собой систему, включающую в себя процесс развития, процесс духовного становления и условия, в которых они совершаются. В условия входят содержательная часть процесса, формы, в которых он совершается, целенаправленные педагогические воздействия. Семья является основной средой, в которой совершается процесс непрерывного образования. Семья, являясь частью общества, несет в себе традиции, обычаи и предания этого общества. Мы уже говорили, что в основе традиции лежат религиозные воззрения народа. Семья вместе с Церковью создает условия правильного развития и духовного становления. По мере роста ребенка образовательные учреждения помогают семье осуществлять процесс непрерывного образования в линиях семейного образования. Мы считаем, что субъектом образовательного процесса является семья. Таким образом, семья — главный элемент системы непрерывного образования. Системообразующей основой являются традиции, обычаи и предания, сформировавшиеся на основе религиозных воззрений народа.
Нам необходимо проследить, как происходит взаимовлияние развития и духовного становления, в каких формах взаимодействуют семья, Церковь и образовательные учреждения, как проявляются религиозные воззрения народа на разных этапах непрерывного образования.
Прежде чем приступать к рассмотрению системы непрерывного образования, следует уяснить истоки православной традиции, православный взгляд на человека и то, чем отличается православная традиция от западной христианской. Без этого анализа невозможно обоснованно выйти на уровень практического проектирования системы непрерывного образования.
