 |
| Татьянин день | Архимандрит Эмилиан (Вафидис) | 16.12.2006 |
Дух начинает проявлять Себя понемногу, взывая: Авва, Отче (Гал. 4, 6), то есть открывая нам Свое тождество с Отцом. Сын действует все активнее во Святом Духе, Который движется внутри Церкви, чтобы свидетельствовать об Отце. Вы теперь сами можете истолковать все отрывки Священного Писания, которые содержат эти домостроительные движения Святой Троицы, движения Троицы в нашей жизни.
Итак, Святой Дух начинает открывать нам Отца, Свое тождество с Отцом, и у нас складывается ощущение пребывающего вместе с нами и сопутствующего нам Сына, грядущего Христа. И тут же мы испытываем новое, до этого не знакомое переживание. Что это за переживание? Опытное познание новой духовной брани.
Когда ты пребываешь во мраке и тебе кажется, что некая тень входит в него, ты тотчас начинаешь волноваться. Когда ты слышишь внезапный шум, начинаешь прислушиваешься, чтобы узнать, что там происходит. Так и здесь. Ты слышишь глас Бога, чувствуешь Его присутствие, вздрагиваешь, волнуешься. Кто это? Бог? Дьявол? Страсть? Плод моего эгоизма?
Поскольку мы говорим сейчас о вещах духовных, то я буду краток, лаконичен, скажу в общем, не анализируя никаких переживаний. До сих пор мы говорили о движениях своей собственной души, необходимых для того, чтобы получить возможность молиться. Теперь же мы все ближе и ближе подходим к молитве, ищущей Бога. Молитва начинается после того, как произойдет то, о чем мы сейчас скажем.
Итак, начинается борение нашей души:
— Кто Ты? Кто Ты, что заставляешь меня бояться? — говорит моя душа.
Я говорю об этом иносказательно. Вначале Он скрывается от нас — так же, как мы иной раз играем с кем-либо в жмурки, завязываем ему глаза и говорим:
— Кто я?
— Ты такой-то.
— Нет, — отвечаю я.
— Тогда такой-то.
— Нет!
— Тогда такой-то.
— Да, — и я развязываю ему глаза.
Именно это происходит с нами. Бог прячется, будто играя с нами. И я кричу Ему еще сильнее:
— Зачем Ты играешь со мной? Кто Ты? Скажи мне, чего Ты хочешь?
Но Дух нам скажет:
— Ты зовешь Меня столько лет, а теперь спрашиваешь, чего Я хочу?
Я начинаю все больше понимать, чего я искал, зачем звал, чего желал, зачем живу. Мы говорим иной раз: «И не знаю, зачем живу». На самом деле мы не знаем, зачем живем. Пока Господь не вразумит нас, мы этого не поймем.
— Кто Ты? — снова спрашиваю у Него.
— Я — Бог!
Мы согнуты под тяжестью своих страстей. Мы поднимаем голову и смотрим вверх, заставляя свои глаза освободиться от гноя, очиститься. Мы открываем их и пристально вглядываемся в Него. А Он Сам постепенно идет нам навстречу. Мы очищаемся, и Он очищает Себя от облаков и мрака. Он разгоняет мою тьму, немного приоткрывает ее, чтобы стать видимым для нас.
И тогда эта брань становится для нас духовным наслаждением, не его предвестником, но самим ощущением сладости от присутствия Бога здесь, от Его близости. Я начинаю Его чувствовать, что Он есть, мое сердце начинает биться, узнавая Его: «Так ты и есть мой Бог?»
Да, это Я. Разве ты не узнаешь Меня? Я — Тот, Кто дал тебе рождение, Тот, Кто крестил тебя, постриг в монахи. Это Я отвечал тебе на твои молитвы, когда ты говорил Мне: «Боже мой, Боже мой!», Я помогал тебе, ты же Меня не слышал, а в действительности просто и не искал. Я — Тот, Кто скрывался за твоим голодом, жаждой, сном, коленопреклонением, достижениями и прегрешениями, за всем!
Мое сердце разгорячается, и я пытаюсь обнять Его. Но не могу, ибо надо, чтобы Он обнял меня. Кто я? Я есть отсутствие Его. Я зову Бога! И тогда все явственнее начинаю различать Его. Он, должно быть, и есть мой Бог. Мы никогда не видели Бога, но Он есть, Его не может не быть! Есть что-то не сущее во всем сущем. Только Он есть Сущий! Единственный и несравненный, Он превыше всех, Он и есть исключительно Сущий. Я чувствую, что значит «сущий» — существующий. Он единственный, Кто существует на самом деле. Я понимаю, что ничего другого не существует из всего, что существовало на свете, но Он Тот, Который не таков, как все остальные, Он уникальный, то есть Он поистине Сущий. Он вечен, бесконечен, и я начинаю занимать все больше места в Его жизни, в Его существовании, в Его истории.
С этого часа, когда я объединяюсь или не объединяюсь с Богом, ибо опасность все еще сохраняется, я прошел критический период моего эгоизма, теперь мы движемся по руслу духовного поприща, но я снова могу отречься от Бога, хотя по моему «я» и был нанесен удар, но оно все еще живо во мне.
Понемногу я открываю Бога, узнаю Бога. Он есть Бог. Мне нравится Бог. Теперь Он входит в меня. Как это происходит? Теперь я понимаю, что значат слова: «Бог есть свет, Христос есть Свет от Света, а Дух Святой в Свете». Во свете Твоем узрим свет (Пс. 35, 10). В свете, в духе мы видим Свет, видим Бога. Мы чувствуем, что значит Свет Бог, Свет Отец, Свет Сын, Свет Святой Дух, и тут же все то, что было тенью Света — на самом деле несуществующей — освещаемые светом теряются перед нами. Не исчезают, теряют свои свойства, становятся бездействующими, наполняются светом, каждая их складка освещается.
Есть другое ответственное и важное препятствие, когда мы снова подвергаемся опасности. Мы видим себя заполненными светом, наблюдаем свое небытие. Чтобы жить, мы должны погрузиться в Божество, то есть осознать то, что говорит Он: Кто потеряет душу свою ради Меня, тот обретет ее (Мф. 16, 25). Тот, кто умрет, будет жить. А тот, кто сбережет свою душу, тот ее погубит. Тогда, стало быть, чувствуя свое небытие, я чувствую собственную смерть.
И если у меня будет — а здесь, отцы и братья мои, требуется любовь — если у меня будет любовь к Богу, то я почувствую внутри себя приток любви и радости, которая скажет: «Да, Боже мой!» Моя душа примет Бога. Я скажу Богу: «Да». Теперь уже более осознанно, до того был детский лепет. Теперь я понимаю, что все мое «я» погибло. Да, я весь есть Бог, если я говорю Ему: «Да». Если же мне захочется вывести из потаенных уголков, из подполья, из подсознания свое собственное «я» (а существует большая опасность того, что моя собственная сущность еще неоднократно проявится), тогда немедленно произойдет то, о чем говорит Симеон Новый Богослов. И пропадает Бог в душе, и потребуются годы, чтобы вновь докричаться до Него, если вообще удастся! Потому что в этом случае Его отсутствие будет осознанным. Предшествующее отречение от Него, о котором мы говорили, видя свою черноту, было неким ожесточением, которое отдаляет от Бога и возвращает в тленную жизнь.
Теперь давайте приступим к самому глубокому и духовному, а поэтому самому страшному. Это наше последнее искушение. Наступает момент, когда Господь произносит слова: Да минует Меня чаша сия (Мф. 26, 39). Это то, о чем мы сейчас говорим. Мы осознали, что пропадаем, а это значит — слезы нашего рушащегося эгоизма умираем. Мы, крестившиеся во Христа Иисуса, в смерть Его крестились (Рим. 6, 3). Мы хороним себя вместе с Ним, чтобы воскреснуть: Мы погреблись с Ним духом (Рим. 6, 4) ради нашего духа. Если мы осознаем свою смерть, если мы ее принимаем, то это очень важный момент для нас, принять нам ее или нет. И если нам будет трудно ее принять, то скажем: «Если возможно, да минует меня чаша сия». Этим мы не отрекаемся от Бога, мы отрекаемся от смерти. Однако таким выбором мы потерпим неудачу быть вместе с Богом, Он уйдет от нас. А мы останемся мыслить в себе и по-своему, считая, что крепко стоим, что мы столпы, люди духовные, а в действительности обратимся в ничто и станем ничем. Если же наше сердце, воля, бытие скажут «да», тогда Бог еще приоткроет Себя нам. Он не будет больше с нами играть, но открывать нам Самого Себя. Не наше сердце, но на этот раз Себя!
Это переживание, этот опыт Его присутствия настолько силен, что изгоняет всякое забвение. И Бог возвращается для того, чтобы мы узнали Его лучше, увидели, познали. Теперь мы изучаем не то, что находится вне Бога, но то, что есть внутри Него. Мы узнаем это через наше сердце, в которое вселился Господь. Тогда все более воспламеняется желание, чтобы Бог открылся нам более полно. Тогда сама душа просит: «Просвети мою темноту, просвети мою темноту! Открой мне Себя, открой мне Себя!» Но в этот час Бог уходит от нас. На этот раз Он уходит не в гневе, ибо мы не прогоняем Его, но уходит Сам.
Теперь мы знаем путь, знаем, что ищем Бога и как Бог может войти в нас. Но мы еще не соединились с Богом. Мы знаем, что есть Бог, и можем позвать: «Эй, отец Феоктист! Дай мне, пожалуйста, вон то, прошу тебя». Теперь я тебя знаю, я поговорил с тобой, увидел, каков ты есть, и могу обращаться с просьбами всякий раз, когда хочу, чтобы ты пришел; могу поставить келейником игумена, держать тебя всегда подле себя или сделать тебя «Господом и Богом моим». Так и здесь, но только стану я не келейником Бога, а рабом, который припадет к Его ногам, как падали ниц все святые Церкви перед Его лицом.
С этого момента начинается молитва. Молитва может быть внутренней мольбой, если я уже умею поместить Христа внутри себя и свободно говорить с Ним. Этому умению призывать Господа в себя предшествует стадия молитвы посредством Духа. Мы не станем устремляться дальше в это море, остановимся здесь, чтобы закончить, и мы увидим, что в этой нашей борьбе мы, пусть еще новички, обращаемся к Богу. Вы помните, как мы говорили, что на каком-то этапе мы обнаруживаем, что молитва есть крик?
Я сказал вам в самом начале: мы испытываем переживание борьбы, затем крика из глубины души, после — близости Духа, молчания в тишине, тревожного ожидания, затем молчаливого предвкушения и наслаждения, наслаждения в тишине, и впоследствии обретаем самопознание, тот решающий пункт откровения и ведения собственного сердца и момент выбора: принять или отвергнуть Бога? Это есть своего рода момент познания Духа.
Следовательно, все это является стремлением к Богу, которое осуществляется умом. Это похоже на беседу. Вначале мы говорим с Богом, и поскольку существует столько препятствий (которые суть наши собственные помыслы), ум пытается отогнать все, что в нем находится, чтобы самому суметь взойти к Богу, то есть воззвать: «Боже мой, Боже мой, Господи мой, Господи!» Элоu! Элоu! ламма савахфанu? — что значит: Боже Мой! Боже Мой! для чего Ты Меня оставил? (Мк. 15, 34). Здесь молящийся чувствует себя вещью, брошенной посреди земли, в то время как Бог есть «Элои! Элои! Бог мой! Бог мой». Боже мой, Боже мой. Он есть Бог мой! И я брошен, я бьюсь среди тысяч мраков, покрытый прахом.
Итак, ум мой пытается отбросить, отогнать все, что у него есть, лукавое и чуждое. Потому что это становится помыслом, а помысел топит ум, желающий взойти к Богу. Наш ум должен отогнать всякое вожделение, желание, предшествующее переживание и опыт чуждых вещей для того, чтобы добиться всецелого забвения прошлого (а не Бога!) настолько, чтобы все стало чуждым для нас, и так мы достигнем забвения всего, будто мы этого никогда и не знали. Я услышу: «Отец Арсений!» — слезы нашего рушащегося эгоизма и останусь невозмутим. Кто такой отец Арсений? Он мой брат. Если я люблю его, и моя душа обратится к нему, то как войдет туда Бог? Если я действительно люблю его, то я пойду молиться и стану молиться за него, а не за себя. То же самое относится и к здоровью, науке, желаниям, радостям, устремлениям, к чему угодно постороннему. Итак, ум старается прогнать все это.
Затем нечто иное выступает на первый план. После того, как ушло все вышесказанное, я вижу, что мой ум следит за тем, что я говорю Богу или устами, или молча изнутри меня, и осознаю нечто разговаривающее и следующее за моим умом, и это то, о чем говорит апостол: «Мы можем петь и молиться духом, но и умом». Только при этом условии мы хоть смутно ощутим то, что он называет «духом» (1 Кор. 14, 15), который может изнутри искать Бога. И тогда я понимаю, что ум есть некая самость, некая сила. Ум, умное начало соединяется с тем, что говорится или мыслится. Соединяется, потому что мое слово может быть из моих уст, из моего разума, из моего помышления, но может быть и чем-то внутренним, сокровенным — все это я начинаю различать. И тогда мой ум учится следить, а после и соединяется с тем, что говорится и мыслится. Соединяясь с этим, мой ум уже говорит к Богу. Это называется умной силой, владычней моей силой у Отцов Церкви.
Теперь я начинаю по своей собственной воле молиться Богу, и требуется вся ее сила, чтобы возобладало одно лишь: «Боже мой! Боже мой!» Чтобы слиться с Самим Богом, ум должен сперва соединиться с мыслью о Боге и взыванием к Нему.
Продолжение следует…
Перевод М. Ю. Грацианского
Из книги архимандрита Эмилиана «Слова и наставления. Печать истинная. Жизнь в духе», издательства храма св. мц. Татианы, 2006
http://www.st-tatiana.ru/index.html?did=3159
