 |
| Голос совести | П. Беллик | 16.12.2006 |
Впервые за долгие годы мы можем наблюдать потрясающую игру актеров, а не фиглярство под видом игры. Впервые мы видим образы живых людей с их грехами, слабостями и в тоже время с наивысшими подъемами духа, величайшим самопожертвованием и самоотречением. Именно люди, а не ходульные лживые образы людей, становятся главными героями кинокартины. Наиболее отрадно то, что фильм посвящен теме Православия, и, на мой взгляд, очень сильно и убедительно доказывает его торжество и спасительность. Более того, фильм не просто посвящен Православию, он посвящен монашеству. Мне не приходилось видеть до «Острова» ни одного фильма, где жизнь монастыря была бы показана такой аскетичной, такой тяжелой и в тоже время такой радостной.
Естественно, фильм «Остров» — это художественное произведение, личностный взгляд режиссера, который не претендует на полное соответствие трудам Отцов Церкви и монастырскому Уставу. Да от художественного произведения и не требуется этого. Вспомним старца Зосиму Достоевского или отца Сергия Льва Толстого. Совершенно нелепо было бы видеть в этих образах реальные портреты конкретных старцев. Как вообще нелепо в художественном произведении искать точное отображение реальных событий. Нельзя по «Войне и Миру» изучать Отечественную войну 1812 года, а по фильму «Падение Берлина» — заключительные этапы Великой Отечественной. Толстовские образы Наполеона, Императора Александра I или фельдмаршала Кутузова лишь отдаленно и очень слабо напоминают реальных исторических лиц, а прибытие Сталина на самолете в поверженную нацистскую столицу вообще является плодом художественной фантазии режиссера М. Чиаурели. Тем не менее, когда мы читаем роман-эпопею или смотрим художественный фильм «Падение Берлина», нас совершенно не волнует историческая точность воспроизводимых событий. Нас волнуют совсем другие чувства: мы радуемся спасению Николая Ростова, восхищаемся поступком Наташи, отдавшей все подводы под раненых, плачем над смертью князя Андрея, жалеем Пьера Безухова, гордимся нашим великим народом, отстоявшим свою Родину от наполеоновского нашествия. То же самое и в «Падении Берлина»: когда мы смотрим фильм, у нас появляется чувство гордости за свою страну, за нашу Победу, за нашу Армию, за нашего Солдата. Это и есть цель художественного произведения: вызывать чувства, эмоции, причем эмоции положительные. Если художественное произведение вызывает чувства отрицательные, если после ознакомления с этим художественным произведением люди преисполняются пагубными страстями (гневом, похотью, унынием, завистью, страхом и т. п.), то мы имеем дело с вредным и опасным художественным произведением. К сожалению, в последнее время мы чаще всего сталкиваемся именно с такими.
Фильм «Остров», как мы уже писали, представляет собой отрадное исключение в нашем кинематографе. Посмотрев его, проникаешься каким-то светлым и чистым чувством любви к людям, чувством сострадания и стремления прощать. Фильм очень тонко и ненавязчиво заставляет глубже заглянуть в себя, в свою душу, обличает грехи, которые есть у каждого человека, и прежде всего грех гордыни, грех фарисейства. Фильм исполнен доброты к людям. Режиссеру удалось провести очень тонкую линию неосуждения ближнего, при том, что злые поступки, грех осуждается в течение всего фильма. Фильм потрясает тем, что в нем нет нравоучительных бесед, поучений, показного возвышения пастыря над паствой, что, к сожалению, нередко случается в жизни. Нет, монахи живут для мирян и рядом с мирянами, так как люди потоком идут в монастырь со своими скорбями. Преображение монахов происходит в храме Божьем, во время молитвы.
Фильм «Остров» — это больше чем фильм о монастыре, больше чем фильм о монахах, больше чем фильм о Церкви. Это крик, в сегодняшнем материальном, мертвящем мире, об утраченном чувстве любви к Богу и к ближнему; не показной, а истинной любви. Это фильм об утраченной способности человека любить, смеяться, радоваться, плакать, сострадать. При этом авторы фильма показывают, что единственный путь к обретению этих чувств лежит через Православие. Тем странней и непонятней выглядит та внезапная резкая критика, которой подвергся фильм «Остров». Причем самое досадное, что среди критиков немало духовных лиц. Сразу оговоримся, что есть также и много самых положительных отзывов на картину Лунгина со стороны духовенства и епископата нашей Церкви. Самое отрадное, что фильм «Остров» высоко оценил патриарх Алексий II.
Но критики больше, причем критики агрессивной и беспочвенной. Конечно, любое произведение искусства может нравиться, а может не нравиться. Сколько людей, столько и мнений. Но критика «Острова» особая. Дотошно, словно начетники и талмудисты, ищут критики несоответствия сцен картины уставу Церкви, Священному Преданию. Так, Татьяна Черных в своей критике указывает, что «покаяния в смысле метанойи — процесса перемены образа мыслей — в фильме вообще нет». Далее госпожа Черных недоумевает, почему это о. Анатолий не считает свой грех прощенным? Он что, не исповедовался?! А если исповедовался, то почему не скачет, как кузнечик, от счастья, почему не забывает о своем смертном грехе, грехе предательства и убийства? Отрываясь сейчас от сюжета фильма, замечу, что Столпы Православия, Великие Подвижники, до самой кончины своей называли себя «самыми великими грешниками на земле» и плакали о грехах своих. Видимо они тоже не ведали, что такое метанойя!
А вот что пишет по поводу «Острова» известный протоиерей отец Георгий Митрофанов: «Главный герой постоянно эпатирует официальную Церковь, но у меня возникает вопрос: а что может предложить он сам? Иными словами, этот фильм очень легко может вызвать у зрителя ощущение, что некое индивидуальное, харизматическое христианство намного выше традиционной церковности. Безусловно, такой путь свойственен некоторым святым в разные времена, но предлагать его через кинематограф как единственный образец, достойный подражания — значит покушаться на устои. И я считаю, что это — очень опасный и искусительный ход режиссера. У нас и так слишком многие готовы бежать за первым попавшимся Грабовым только из-за того, что священник на приходе пьет водку. А большинство современных юродивых — это, к сожалению, не Анатолии, а Григории Распутины!»
Помянув всуе, ни к селу ни к городу, мученически убитого Г. Е. Распутина, отец Георгий обвиняет режиссера в «искусительном ходе», направленном против официальной Церкви. Без всяких оснований он полагает, что «этот фильм очень легко может вызвать у зрителя ощущение, что некое индивидуальное, харизматическое христианство намного выше традиционной церковности».
Странно, что отца Георгия в свое время не смутило, как может отозваться в русских душах его определение празднования Великой Победы как «победобесие» властей или отслуженная им панихида о предателе-генерале Власове, в которой тот именовался «невинно убиенным воином Андреем»? Вслед за о. Георгием обрушивается на фильм о. Даниил: «Некоторые, — пишет он, — таки вместо иконы фильм-то и поставили в божничку, и молятся, и молятся на старца…. Но о Христе и те и другие как-то позабыли….»
Почему, такой вывод? Кто вставил в «божничку» «образ старца»? Какие для этого основания у отца Даниила? Непонятно. Не дает нам на эти вопросы ответов о. Даниил, только обрушивается на режиссера да на актеров, которых обвиняет в неофитстве, язычестве и невоцерковленности. Эти обвинения очень похожи на ярлыки времен Советской власти. И кто сказал отцу Даниилу, что неофит или невоцерковленный человек не может создать хорошего христианского произведения искусства?
Протоиерей отец Анатолий Степанов продолжает критику «Острова»: «После просмотра „Острова“ у меня осталось ощущение китча. Что ожидают сейчас от Церкви люди, которые еще не пришли в нее и не живут церковной жизнью? Они ожидают ярких чудес, изгнания бесов и других знамений, целый набор которых мы и видим в фильме. Христос здесь как-то не подразумевается. Не Его ищут в монастыре те, кто туда приезжает, и не Его открывает им старец Анатолий. Так же можно было бы приезжать к экстрасенсу. Меня как священника настораживает такой православный монастырь».
Здесь хочется прервать потоки критики и поговорить вот о чем. За последнее время наш отечественный кинематограф изрыгнул из себя целый поток клеветнических омерзительных киноподелок, в которых оскорбляются наши святые, наша История. Причем кроме режиссерской бездарности эти фильмы вопиюще исторически безграмотны. Вот, например фильм Глеба Панфилова «Романовы, Венценосная Семья». Яркий пример, с одной стороны, ненависти ко Святым Царственным Мученикам, клевета на Них, причем клевета более страшная, чем в «Агонии», ибо прячется под маской «сострадания», а с другой — историческая ложь на каждом шагу.
Другой пример: фильмы про Великую Отечественную войну. Трудно без гадливости писать о нечистотах типа «Штрафбата», «Последнего боя майора Пугачева», «Сволочей», «В июне 41-го», а вот сейчас и еще об одной — «Последнем бронепоезде». Вся эта русофобская галиматья преследует одну цель — очернить нашу Великую Победу. Представить дело так, словно русское быдло взяло мясом культурную немецкую армию. При этом в каждом фильме проводится линия о «злодеях» особистах, которые только и мечтают засадить за решетку или расстрелять героев фильмов, постоянно проводится сравнение сотрудников госбезопасности с палачами из гестапо. Во многих фильмах навязывается лживое представление о советских командирах, особенно об особистах, как об зоологических антисемитах. В фильме «В июне 41» советский офицер ведет себя по отношению к евреям точно так же, как эсесовец. Сотрудники госбезопасности в подобных киноподелках только и делают, что мучают, пытают, издеваются над беззащитными жертвами. Этим оскорбляется память сотен тысяч сотрудников НКВД и СМЕРШа, павших смертью храбрых в боях за Родину.
Режиссер В. Фатьянов в «Последнем бое майора Пугачева» докатился уже до того, что воспевает власовщину, изображает реальный случай побега из лагеря уголовников и лиц, осужденных за сотрудничество с оккупантами, имевший место в 40-х годах и воспетый писателем Шаламовым как подвиг борцов со сталинским режимом. Ах, как славно мочат в фильме эти «борцы» наших солдат и офицеров! Как героически воюют они с ними! Прямо видно, как у режиссера этой мерзости радуется душа при виде гибели ненавистных солдат МГБ!
Еще большее смакование массовых убийств советских солдат мы наблюдаем у другого режиссера, З. Ройзмана, в его «Последнем бронепоезде». Если бы не знать, что этот фильм снят сегодня, то он легко бы сошел за нацисткую агитку времен войны. Тупые дебиловатые русские командиры, истеричные, орущие, трусливые, твердящие как заведенные о «товарище Сталине» да «о штыке и гранате, которыми Красная Армия выкорчевывает фашистов», умные, спокойные немецкие диверсанты, и много, много русской крови. Ройзман с удовольствием «расстреливает» советских солдат: в спину, в живот, в голову, из самолетов, из пушек, из автоматов! Русские гибнут чаще всего во время панического бегства или драки друг с другом, сотнями, кроваво-красные куски их плоти разлетаются в разные стороны. При этом немцы умирают тихонько, по два-три человека. Русские показаны как тупые серые кретины, не знающие ни своей Веры, ни своей истории, ни своей культуры! О чем прямо говорит очередная «героиня» фильма, учительница немецкого языка Софья, которая с ностальгией вспоминает своего знакомого, офицера Вермахта, забитого насмерть красноармейцами в бою. Она сетует своей попутчице по бронепоезду: «Понимаешь, этот немец был первым культурным человеком, которого я увидела за последние четыре года! Я же до войны в деревне жила, а там пьяные мерзкие рожи!» То есть мысль-то какая: доблестная культурная германская армия приходит на землю, заселенную пьяными мерзкими рожами! Я поздравляют Вас, господин Ройзман — Генриху Гиммлеру Ваш фильм бы понравился!
Апофеозом всей этой клеветы на Победу является фильм А. Атанесяна «Сволочи». Этот фильм — грязная ложь на самое святое, что может быть на войне — на детский Подвиг. Все мы помним фильм «Иваново детство» по изумительной повести В. О. Богомолова, снятый гениально А. Тарковским. Это взгляд на войну глазами «наших». Так вот, «Сволочи» — это взгляд на войну с «другой стороны», это фашистский фильм. Этот фильм — ложь от начала и до конца, ложь с одной целью: оклеветать Советский Союз и получить от этой клеветы максимальную прибыль. Собственно говоря, г-н Атанесян это не скрывает: «Первый закон шоу-бизнеса гласит: не важно, что говорят, важно — чтобы говорили. Все, что сегодня происходит — это дополнительные рубли в кассу проката».
Понятно, господа? Главное — «бабки»! А то, что их можно сделать, оклеветав память мертвых, павших за Родину в далекие 40-е, ну и что из этого? Деньги не пахнут!
Да простят мне авторы всех перечисленных выше кинофильмов, но я бы их творчество, их лжегероев, объединил в одно бы слово — «сволочи». Эти «сволочи» убивают память народа, топчут нашу историю, клевещут на героизм и самоотверженность наших отцов и дедов, в конечном счете, глумятся над Россией. И что же? Где мощная отповедь этой духовной диверсии против нашего народа, где тщательный разбор этих «сволочей», где мнение наших историков, писателей, духовенства? Ничего подобного! «Сволочи» возмутили лишь единицы из нашей общественности. Но и их никто не услышал. Зато всю мощь своего критического таланта десятки «ревнителей веры» среди мирян и духовенства бросили на «Остров». На первый глубокий, трогательный, чистый фильм российского кинематографа последних десятилетий. Причем фильм, поставленный с глубокой симпатией к Православию и нашей Церкви! Ну уж и досталось бедному «Острову» и его создателям. И форма у немцев была не такая, и юродства слишком много, и не было такого острова и такого монастыря во время войны. Да и вообще советский режим закрыл к тому времени все монастыри, и покаяния нет у о. Анатолия, и в церкви надо стоять не так, и так далее, и тому подобное. Опомнитесь, господа! Как говорили в советское время, вы «не поняли, о чем кино»! Историческая реальность событий играет в «Острове» последнюю роль. «Немцы», «Монастырь», да и сам «Остров» — это образы, определенные понятия, которыми режиссер пользуется для достижения своей главной цели: помочь человеку обрести Бога. Как хорошо сказал сам П. Лунгин: «Это просто фильм о том, что Бог есть». Эта простая, казалось бы, мысль, как нельзя востребована сегодня, в нашем безбожном веке.
«Остров» — первый реальный бой русского искусства с антинациональным китчем! Это «Остров» дает бой «сволочам»! Как мощный линкор проходит он сквозь канонерки противника, не оставляя от них ни следа. Люди, которые смотрят «Остров», плачут. Это хорошие слезы: слезы доброты и прощения, слезы умиления и сострадания. Спасибо, госпожа Черных, что Вы объяснили нам, что такое метанойя! Но поверьте, зрителям «Острова» до нее нет никакого дела! Они, среди которых много нецерковных людей, сострадают героям этого фильма! Люди сострадают чужому горю! Сострадание всегда было отличительной чертой русского искусства, русской души. И дай Бог, чтобы его появление стало началом нового направления в отечественном искусстве, где Любовь, Сострадание и Прощение стали вновь, как и прежде, основой человеческого бытия.
