Фонд стратегической культуры | Юрий Грачев | 15.12.2006 |
Первое. Задумывая и проводя свои реформы, власти КНР ограничились исключительно экономическими мерами, не коснувшись основ политической системы.
Второе. В китайском руководстве не планировали и не желали никаких либеральных преобразований.
Третье. На площади Тяньаньмэнь имела место мирная студенческая демонстрация, варварски подавленная властями.
Действительность выглядит совершенно иначе.
В середине 1980-х годов в Китае активно проводились политическая перестройка и либерализация по советскому образцу. Преобразования проходили на фоне мощного движения против существующего режима. В КНР были и «китайский Горбачев», и «китайский Ельцин». И, наконец, на Тяньаньмэнь происходило что угодно, но только не мирная демонстрация безоружных студентов.
Все это было, и все это Китай сумел преодолеть.
Как и почему китайцам это удалось?
* * *
Итак, 1989 год — десятый год объявленной в Китае политики широкой модернизации. К ее началу в 1978—1979 гг. КНР была страной, где 80% населения недоедало. Лишь треть взрослых умела писать и читать. Промышленность отставала от Запада на десятки лет. Основным видом транспорта был велосипед.Только в 1973 году Китай получил международное признание и вошел в число постоянных членов Совета Безопасности ООН. Его союзники на международной арене исчерпывались Албанией и Пакистаном.
Страна казалась полностью подорванной утопическим «великим скачком» и разрушительной «культурной революцией» — настоящей гражданской войной, закончившейся лишь со смертью Мао Цзэдуна. Железные дороги блокировались бандами в десятки тысяч хунвейбинов. Например, стратегическая магистраль Пекин — Шанхай была перекрыта больше года. Города становились аренами сражений с применением танков и авиации. Так, например, произошло в 1968 году в Чунцине, где погибли десятки тысяч человек.
Весьма показательно и то, что в высшем руководстве Коммунистической партии Китая не было ни одного человека, избежавшего репрессий. Многие члены ЦК попали на свои посты прямо из «лагерей перевоспитания», или, как Ян Шанкунь, из-за тюремной решетки. Сам лидер КНР Дэн Сяопин попадал в тюрьму трижды, а его сын после истязаний хунвейбинами стал полным инвалидом.
Наконец, в Китае был миллиард человек, которых надо было накормить досыта.
Как раз в 1979 году в крупнейших провинциях КНР Сычуань и Аньхой разразился жестокий голод. Крестьяне просили подаяния на дорогах, целыми селениями снимались с места и бродили по стране. Массовым явлением стала смерть грудных младенцев на руках матерей и каннибализм.
Это было всего лишь четверть века назад!
В результате блестящих экономических реформ, проведенных под руководством Дэн Сяопина, к 1989 году все это осталось в прошлом. Народ перестал голодать. У людей появился хоть и скромный, но достаток, все без исключения стали жить намного лучше, чем десятилетие назад.
Одновременно проводилась и весьма широкая политическая либерализация. Уместно вспомнить, что лозунг о необходимости последовательной демократизации, как гарантии от повторения ужасов маоизма, был провозглашен на съезде КПК еще в 1978 году.
Лично Дэн Сяопин не раз подчеркивал, что политические реформы — одна из приоритетных задач руководства Китая.
Одним из ключевых пунктов перемен стала гласность, которую именовали «прозрачностью» и которая проявила себя валом разоблачительных публикаций о коррупции, разложении и злоупотреблениях власть имущих. К примеру, в 1985 году прогремело длившееся три года «хайнаньское дело», в котором было замешено около двух тысяч чиновников.
Следствием политики либерализации стал и рост национализма. Во второй половине 1980-х годов на окраинах КНР прокатилась волна массовых беспорядков на национальной почве. Так, 1 октября 1987 года во время празднования годовщины образования КНР в Лхасе вспыхнул настоящий бунт под лозунгами: «Китайские собаки, убирайтесь вон из Тибета!», «Ату китайцев и их собак!».
Наконец, незадолго до событий на площади Тяньаньмэнь группа китайских интеллигентов выдвинула программу радикализации политических реформ. Предлагалось пересмотреть конституцию КНР, исключив из нее упоминание о КПК, передать реальную власть парламенту, провозгласить разделение властей, снять ограничения на создание политических партий, привести законодательство в соответствие со Всеобщей декларацией прав человека.
Эти призывы и лозунги для значительной части молодежи стали, по сути дела новой, религией.
Следует отметить и то, что безудержная политизация была характерна для китайской молодежи уже в середине 1980-х годов. Так, в 1986 году в стране прошли студенческие волнения. На митингах звучали требования свободы, демократии, политических реформ.
В том же 1986 году молодой астрофизик Фан Личжи, ныне один из лидеров антипекинской эмиграции, опубликовал в центральной газете КПК «Жэньминь Жибао» ряд статей, где отстаивал демократию западного образца. Он заявил: «Марксизм… нужно отложить в сторону». Всего десятью годами раньше за несравненно меньшее могли запросто забить бамбуковыми палками. Даже печатный орган ЦК перестал быть рупором партийный идей!
История с Фан Личжи имела одно серьезное последствие. Именно из-за него второй человек в КПК Ху Яобан, один из активнейших «демократизаторов», лишился должности генерального секретаря, хотя и остался в числе высших руководителей государства.
Ху Яобан был самым популярным членом команды Дэн Сяопина, настоящим идолом либеральной интеллигенции. Впрочем, новый генеральный секретарь ЦК КПК Чжао Цзыян полностью разделял взгляды предшественника.
Все эти неурядицы не поколебали решимости властей проводить политические реформы. Даже старейший член ЦК КПК Ся Ян, сравнивая происходящее в Китае и Советском Союзе, заявлял, что в области идеологии СССР обогнал КНР, и Китаю нужно срочно наверстывать это упущение.
Серьезные изменения происходили и в обществе. Уже в 1987 году опросы засвидетельствовали, что более половины молодых пекинцев утратили доверие к правительству, а почти три четверти опрошенных говорили о «недостаточности демократических свобод в стране».
С 1988 года начало разворачиваться широкое движение гражданского протеста. Только в первой половине года было подано около тысячи заявок на проведение манифестаций. На промышленных предприятиях прошло более пятидесяти политических забастовок.
Летом того же 1988 года по центральному телевидению Китая в прайм-тайм был показан шестисерийный документальный фильм «Элегия о Желтой реке», аналог советского «Архипелаг ГУЛАГ».
В фильме открыто говорилось об изначальном убожестве социалистической идеи, ее неспособности к развитию. По мнению авторов, чтобы добиться хоть какого-то прогресса, страна должна отбросить свое тысячелетнее наследие, «неуместное в современном мире», ввести свободомыслие, многопартийность, свободу слова и отстранить КПК от власти.
Характерно, что руководство КПК просто проигнорировало этот фильм. «Элегию Желтой реки» повторили еще несколько раз.
Фактически на рубеже 1989 года Китае имел полный набор дестабилизирующих факторов — мощное движение за тотальную либерализацию всего и вся, кровавые национальные конфликты, разочарование значительной части общества в существующем строе, серьезные экономические проблемы, включая дефицит товаров.
В центре общественного внимания оказались два молодых динамичных лидера, соперничавших друг с другом, но одинаково жаждавших принять власть у прежнего руководства и активно перестраивать страну — Чжао Цзыян и Ху Яобан. У последнего был даже «ельцинский» ореол безвинно обиженного.
15 апреля 1989 года история сделала резкий поворот, застав врасплох всех участников событий. Внезапно умер Ху Яобан.
18 апреля на площади Тяньаньмэнь появилась первая студенческая манифестация. В ней приняло участие около тысячи человек. Одним из главных требований была отмена «несправедливого» постановления о снятии покойного с поста генерального секретаря КПК (так сказать, посмертная реабилитация) и проведение достойных похорон.
Впрочем, первоначальные требования были забыты по мере мощного роста числа демонстрантов. Уже к 20 апреля на площади собралось более ста тысяч человек.
У властей оставалось два выхода — либо применить масштабное насилие, либо вступить в переговоры. Не было сделано ни то, ни другое.
Между тем ситуация осложнялась.
26 апреля «Жэньминь Жибао» объявила происходящее «откровенным покушением на власть», «заговором», «нарушением общественного порядка». Утверждалось, что «кучка людей» стремится ввергнуть Китай в хаос и под «демократическими лозунгами попирает законы демократии».
На фоне людского моря на площади статья выглядела откровенным издевательством. Это стало крупнейшей ошибкой властей. Уже на следующей день на площади Тяньаньмэнь собралось более полумиллиона человек.
Раскол и растерянность в верхах с каждым часом нарастали.
Чжао Цзыян в беседе с представителем Азиатского банка развития сообщил, что необходимы переговоры с демонстрантами. Более того, он сообщил, что студенты требуют того же, что и само правительство — борьбы с коррупцией и демократизации. Тем самым Чжао Цзыян заявил о претензии на единоличную власть и полное устранение прежнего руководства. Им был отдан приказ о том, чтобы информация о демонстрации появилась на центральном телевидении.
Тем временем на главной площади Пекина творилось нечто невообразимое. Люди, словно завороженные происходящими событиями, втягивались в них, как в гигантскую воронку. Сочувствие демонстрантам захватывало все новые слои общества.
Студенты, затеявшие все это, оказались в меньшинстве. Более того, целый ряд пекинских вузов принял решение отозвать с площади своих представителей.
В толпе находились случайные прохожие, рабочие, служащие, крестьяне из пригородов. Но больше всего было молодых безработных. Их скопилось около миллиона. Именно они стали главной ударной силой назревавшего кровопролития.
Растерявшиеся власти заговорили о том, что происходящее — результат происков зарубежных спецслужб. В этом они частично были правы. Даже иностранные обозреватели признавали, что на площади Тяньаньмэнь действовали агенты ЦРУ и тайваньской разведки. Однако, их роль будто бы ограничивалась лишь передачей денег.
Под влиянием событий в Пекине начались демонстрации в других городах и, прежде всего, в Шанхае, находящемся на богатом и благополучном юге.
Стало ясно, что если власти не вмешаются, падение КПК и всего правящего режима неизбежно.
30 мая была предпринята попытка мирно вытеснить людей с площади Тяньаньмэнь. Однако массы людей остановили колонны бронетехники своими телами. Только после этого власти приняли решение ударить по мятежникам всеми наличными силами.
Кто и как принимал данное решение, неизвестно до сих пор. Из ряда сообщений следует, что сделано это было по настоянию «старой гвардии». Эти 70−80-летние ветераны КПК хорошо помнили, что сделали со страной такие же бешеные юнцы меньше, чем два десятилетия назад.
В ночь с 3 на 4 июня 1989 года части 29-й армии НОАК вошли в Пекин. На их пути сразу же возникли баррикады из автобусов и легковых машин. Внешне хаотичные толпы превратились в подразделения, готовые закрыть путь танкам, став живым щитом. В руках людей появились бутылки с «коктейлем Молотова».
Танки и бронемашины атаковали толпу на максимальной скорости и прошли сквозь нее, оставляя позади себя месиво из раздавленных и растерзанных тел. Баррикады расстреливались с дальних дистанций.
Но это явилось лишь началом. В центре Пекина вспыхнуло настоящее сражение. По армии стреляли тысячи автоматов и гранатометов. Много солдат и полицейских погибло. Их тела носили следы жестоких истязаний. Улицы были буквально забиты горящей бронетехникой.
Стрельба в разных частях города, в том числе и артиллерийский огонь, гремела еще несколько дней.
Свидетелями этих событий стали десятки иностранцев, не подверженных влиянию китайского официоза.
Из сказанного следует однозначный вывод. События на площади Тяньаньмэнь не были подавлением мирной демонстрации. Напротив, власти столкнулись здесь с хорошо организованным яростным вооруженным сопротивлением. Вполне возможно, что оно готовилось задолго до начала этих трагических событий.
Вслед за событиями на площади Тяньаньмэнь было чрезвычайное положение в Пекине, продлившееся семь месяцев, бескровное наведение порядка в Шанхае и других городах, увольнение Чжао Цзыяна и многое другое. Все это интересно, но не так уж важно.
Важнее другое. Именно в дни трагедии на площади Тяньаньмэнь Китай сделал свой выбор, избрав реальный прогресс вместо распада и гниения, уготованного ему ходом событий. Именно в те дни была решена не только судьба великой азиатской страны, но и, без преувеличения, судьба мира.
Необходимо понять, что тогда в Китае не просто кого-то раздавили танками, а кого-то посадили за решетку. Китайское общество преодолело разрушительную волну всеобщего распада, поднявшуюся в стране в конце 1980-х годов. И это был выбор не только старцев из ЦК КПК, но и выбор крестьянских парней, сгоревших в танках на Площади Небесного Спокойствия.
Китайцы не дали уничтожить свою страну во имя «общечеловеческих ценностей», не позволили превратить ее в поле реализации сомнительных «проектов». Этот народ, возможно и инстинктивно, проявил волю к жизни, к победе, к величию в настоящем и будущем.
Тогда, в 1989 году, Китай выиграл самый тяжелый раунд борьбы за статус сверхдержавы — первой сверхдержавы XXI столетия.
А напоследок — два высказывания двух разных политиков из двух разных эпох.
Джон Кеннеди, год 1959: «Нам всем придется изучать русский…»
Владимир Путин, год 2002: «Моя дочка учит китайский…»