 |
| Литературная газета | Александр Кондрашов, Алексей Соколов | 14.12.2006 |
Но дело даже не в наградах и триумфах, которые отнюдь не всегда — как это нам хорошо известно — являются в наши дни прямым отражением художественных достоинств. Главное, что «Остров», при всей сложности и неоднозначности темы, поднятых проблем, а также общественной на него реакции, должен быть по справедливости назван главным российским кинособытием уходящего года. А может быть, и не только года…
«ЛГ»
Реклама настойчиво приглашала, но я отказывался верить… Говорили, что Пётр Мамонов ради съёмок нарушил своё деревенское уединение, что Павел Лунгин кардинально поменял режиссёрский стиль, на радио рассказывали про раскаявшегося грешника, по телевизору показывали кадры с участвовавшими в фильме популярными артистами… Но всё равно я не верил.
Не верил, потому что помню языческие, чтобы не сказать бесовские, камлания Мамонова в «Звуках Му», помню фильмы Лунгина, в героях которых какая-то духовная жизнь, конечно, была, но вряд ли совместимая с муками совести: «Такси-блюз», «Луна-парк"… После поразительно точного попадания во вкусы европейской фестивальной публики французы даже шутили: «Лунгину осталось снять только «Пари матч». Но обладатель двух каннских призов зачем-то создал «Олигарха» — гимн свободолюбивому, кристально честному борцу за денежные знаки, в одиночку противостоящему коварным спецслужбам, коррупционерам, женщинам и завистникам… Не верил я в режиссёрское преображение! Как не верю в то, что какой-нибудь раскрученный постмодернист напишет вдруг роман о приоритете семейных ценностей, да без единого матерного слова. И, может быть, напрасно — неисповедимы пути…
Автор сценария «Острова» — дебютант Дмитрий Соболев. Павел Лунгин, кино прежде снимающий по собственным сценариям или по крайней мере написанным «при участии», на этот раз — только режиссёр, рассказывающий чужую историю, ничего, кажется, не прибавляя от себя. А история не модная, не выигрышная: юный матрос во время войны со страху выдал своего командира и, спасая шкуру, под дулами фашистских автоматов расстрелял его. Это преамбула, а дальше начинается то, чем заканчивается роман «Преступление и наказание», — духовное преображение. История жизни и покаяния монастырского угольщика, юродивого и целителя. Время действия — 1976 год. Место — берег холодного моря.
Я собирался «не верить» по Станиславскому, но… С самого начала «пробивает» несуетность, громадность и подлинность беспощадной природы «Острова» — Белое море, серые лишайники на камнях, тёмное небо, чёрный уголь, вьюга, снег. «Пробивает» Пётр Мамонов в роли отца Анатолия — немолодой, некрасивый, неприкрашенный, со своими зубами, то есть почти совсем без зубов… Он подлинный какой-то и беспощадный к самому себе. Не получается не верить. Подлинны люди, которые к нему приходят на остров. Сцены с ними — подлинные шедевры — неловко даже говорить, что артисты играют, они замечательно «не играют». Начиная с уникальной Нины Усатовой и кончая потрясающим, мудрым Юрием Кузнецовым.
Изумительно точна и достоверна Яна Есипович в роли дурёхи, пришедшей к отцу Анатолию испрашивать разрешения на аборт.
— А ну пошла, не смей и думать, кыш отсюда, кыш… - И гонит, гонит её с острова.
И она бежит, оглядывается на отца Анатолия и бежит, бежит… И ком к горлу подступает. Она послушает отца Анатолия, послушается — я верю.
Сцена с матерью, привёзшей больного сына (документально точная работа Ольги Демидовой и юного Гриши Степунова), — простая и пронзительная, напомнила о первой сцене «Зеркала» с заикающимся мальчиком, но эмоционально несравненно более сильная. У Тарковского после сеанса с психологом ребёнок сможет говорить, у Лунгина после встречи с праведником — жить… Подкупает то, как жестоко и жизненно переплетаются в фильме высокое и низкое, трагическое и смешное. Мать отказывается оставить только что исцелённого ребёнка в монастыре для причащения, потому что ей, видите ли, на работу надо успеть; герой Мамонова, забравшись по пояс в зимнюю воду, вытаскивает мальчика из отплывающей от острова лодки и на руках несёт в храм…
В зрительном зале плачут, и я плачу. В первый раз в кинотеатре вера экранного героя так задевает меня, мою веру.
Сцена изгнания беса снята без натурализма и физиологизма. Виктория Исакова в роли несчастной одержимой Насти, Мамонов в роли отца Анатолия, режиссёр Лунгин, оператор Андрей Жегалов, композитор Владимир Мартынов, не понимаю как, но прожигают мою зрительскую душу. Много я видел всяческих экзорцизмов в кино, но здесь какая-то библейская, евангельская мощь нарастает от кадра к кадру.
Тем обиднее некоторые, может быть, мелочи. Популярный Дмитрий Дюжев — в роли отца Иова… Очень хороший актёр, но как-то он, на мой взгляд, вываливается из этой истории 1976 года, чересчур на менеджера среднего звена похож. Хочется ему верить, но… Настоящие монахи — люди непростые, умные, часто жёсткие и далеко не всегда благостные. Прославленный и награждённый Виктор Сухоруков в роли отца Филарета не умный, а скорее хитрый, несколько даже гламурный. Не понимаю: то ли играет он фальшивого человека, то ли фальшиво играет. На словах понятен конфликт «начальников» монастыря с «проказником» отцом Анатолием, но Мамонов выигрывает у них за явным преимуществом. Не хватает «начальникам» человеческой крупности, и поэтому нет, как мне кажется, необходимого накала в их конфликте с юродивым угольщиком.
И ещё одна удручившая меня «непонятка» (это современное словцо зачем-то залетело в речь отца Иова) — встреча отца Анатолия с, оказывается, выжившим бывшим своим командиром, ставшим адмиралом (крохотную эту роль Юрий Кузнецов делает главной). Всё сыграно точно и честно, но настоящей встречи не происходит, как будто — пропуск в сценарии, как будто важный кусок фильма вылетел при монтаже. А жалко, ведь это кульминация. Этим людям есть, о чём поговорить или помолчать, и мне важно понять: за что Бог наказал Тихона болезнью дочери, почему привёл к отцу Анатолию?.. Отец Анатолий ложится в гроб, закрывает глаза и умирает. Почему? Исцелял бы дальше души людские… И картинно уплывает отец Иов с помпезно большим крестом, а по первому плану протекает бородатый профиль артиста Сухорукова. И что значит такой многозначительный финал?
Скорее всего, это мелочные и несправедливые придирки, просто мне хотелось, чтобы всё в этом фильме было совершенно. Уж больно затея правильная. В наше мутное время снять «Остров» — подвиг. Казалось, что в киноискусстве бесповоротно победило бабло — чудище обло, озорно и стозевно… Ан нет.
«Остров» сравнивали с «Холодным летом 53-го», с фильмами Алексея Германа, в которых тоже есть суровая правда характеров и дотошность в деталях времени, но в «Острове» Лунгина есть ещё и то, чего нет или не хватает многим другим талантливым фильмам, — вера. И вера не в собственную гениальность или правоту… На острове не учат жить, не обвиняют, не кричат: «Покайтесь!» Здесь сами каются, и, может быть, поэтому нет безысходности. Здесь свет есть.
Александр КОНДРАШОВ
P. S. Уже после написания статьи наткнулся в Интернете на отзыв об «Острове» Михаила Швыдкого, который меня изумил. Привожу его дословно со своими комментариями.«У меня достаточно сложное отношение к этой картине. (Учтите, это говорит руководитель ФАККа, который даёт или не даёт денег на отечественные кинопроекты. — Здесь и далее курсив мой. — А.К.) Её делал безусловный мастер, и проблема, поставленная в «Острове», в высшей степени существенна для человеческого бытия. Кроме того, в фильме прекрасные актёрские работы, и всё же у меня есть некоторые вопросы (звучит угрожающе, но посмотрим, какие?) как к сценарию, так и к картине в целом.
Мне кажется, что сама история сочинена, скорее, для нравоучения. (А что уж такого плохого в нравоучении?) А когда так происходит, когда сюжет подгоняется под заранее сформулированную мораль (неправда! Никакая мораль в фильме не сформулирована. Тем более заранее), то актёр вынужден спасать некоторую искусственность конструкции. Конечно, Мамонов спасает почти всё. (А что не спасает?) И тем не менее мне кажется, что картина более мастерская, нежели искренняя: в ней больше умствования, чем любви и простоты. (Меня-то как раз поразила простота.) Такие фильмы наивные люди снимать не могут. (Никакие фильмы не смогут снимать наивные люди — слишком сложный процесс. Но тут нам, кажется, намекают на некий злой умысел.)
С другой стороны, то, что Лунгин сделал такую картину, всё-таки правильно. (Обращает на себя внимание это «всё-таки».) Ведь сегодня европейский мир испытывает тяжелейший мировоззренческий кризис, кризис ренессансных ценностей (не христианских, а ренессансных!) вышел сегодня на новый виток. И режиссёр всерьёз пытается разобраться с тем, что является главным в исканиях любого современного европейского интеллигента. Эта проблема пустых небес, и европейское сознание мучается этим уже более ста лет. (А мы-то, убогие азиаты, только начинаем мучиться.) Поразительно, что «Остров» Лунгина по проблематике очень совпадает с последним романом Уэльбека «Возможность острова». (Поразительно как раз то, что, кроме переклички названий, между ними нет ничего общего.) Ведь французский роман тоже рассказывает о глобальном кризисе ценностей. В этом смысле фильм чрезвычайно современен (неужели только в связи с Уэльбеком?!), и здесь не православная конъюнктура, а в целом религиозная. Это попытка найти спасение через веру. (По мне, «спасение» Уэльбека «через веру» — для тех, у кого порог гадливости опущен до уровня сорокинского сала.)
У меня есть своё личное отношение к этой острейшей проблеме. Знаете, существует такая шутка. «Один спрашивает у другого: «Скажите, эта тропинка ведёт к морю?» И слышит ответ: «Конечно, ведёт к морю… Чёртов остров!» (Замечательная личная проговорка, наконец-то беса вспомнили.) Поэтому за «возможностью острова» есть не только надежда, но и некая страшная безбрежность. И я думаю, что никакая, даже самая великая вера, не может спасти нас от океана небытия». (Здесь, как мне кажется, сказано главное. Михаил Ефимович — человек неверующий, в этом нет беды, но огорчает то, что высокоумный тонкий критик, крупный культурный руководитель нашёл время, чтобы элегантно лягнуть не «Жесть» какую-нибудь, а первый христианский российский фильм, вышедший на большие экраны. В отличие от Лунгина и Мамонова наши чиновники-европейцы о покаянии не задумываются.)
Осторожно, двери открываются!
Сейчас уже можно твёрдо сказать: «Остров» оценён не только критикой. Его полюбил и простой зритель. Полюбил, но, увы, не понял — картину слишком уж перегрузили смыслами.«…Хороший живой фильм про живого Бога, а ещё хорошо там прокатили РПЦ!» — вот так об «Острове» написал один человек в Интернете. Для него отец Анатолий, находящийся в вечных контрах с «монастырским менеджментом», — образ истинного православного, который не может иметь ничего общего с Московской патриархией, толстыми попами на иномарках и прочими атрибутами, не подпускающими среднего столичного жителя к храму…
«Остров» — поистине прекрасный фильм. Я бы мог написать много восторженных слов о работе Мамонова, Дюжева, Сухорукова, которые неповторимы все, хотя и каждый по-своему. «Остров» — редкий случай настоящего христианского кино, и дело тут не в том, что главные его герои — монахи. Важно, какой жизненный вектор оно задаёт.
После картины люди выходят из зала со светлым чувством победы над смертью. Физическая смерть главного героя не кажется им трагедией или печальным финалом. Не сказав об этом ни слова, Лунгин сумел на чувственном уровне объяснить зрителю самую суть христианства.
Но беда как раз в том, что уровень этот «чувственный». Если бы фильм ограничился только этим — было бы просто прекрасно, но Лунгину пришлось поставить в «Острове» и другой вопрос: зачем Церковь?
Почему отец Анатолий пропускает службы и ругается с настоятелем, но всё-таки остаётся в монастыре? Почему не пытается каяться в одиночестве? Что держит его в церковной ограде и что он боится потерять, выйдя за неё?
Зритель, пусть даже подсознательно, ждёт ответов на эти вопросы, но фильм не даёт их, потому что «Остров» — это история покаяния, но не история о жизни в Церкви. Это не «вся правда о монастырях». Монастырь тут всего лишь антураж. Причём антураж совершенно непонятный, гротескный.
Большинству своих зрителей «Остров» впервые распахнул двери в мир православия, а стоило бы их просто слегка приоткрыть. Не с целью что-то спрятать, просто с заделом на будущее — когда можно будет говорить об этом более серьёзно, когда и актёры, и зрители будут к тому готовы.
После «Острова» человеку вряд ли захочется начать ходить в церковь. То, что показано в фильме, несовместимо в его представлениях с современными городами и их суетой, а искать консенсус мира и монастыря Лунгин и не призывает. Отец Анатолий остаётся неким эпическим героем, про которого все мы знаем, что таких не бывает…
Главная проблема «Острова» в том, что произведение искусства не может быть ещё и агитплакатом. Оно слишком сложно и слишком не прямолинейно, над ним нужно думать, его нужно понимать.
Увы, современный светский человек не может до конца понять «Острова», ибо не может заглянуть в душу монаху.
Слишком много в нашем мире уже совсем не так, как в мире отца Анатолия. Слишком на разных языках мы говорим.
Не стоит обвинять в этом Лунгина, вряд ли кто-нибудь другой смог бы построить более прочный мост между нашими мирами. От «Острова» не стоило ждать большего, чем мы увидели на экране. Ведь будь это фильм не о монахах — никто бы вообще не понял: при чём тут христианство?
Алексей СОКОЛОВ, обозреватель журнала «Фома»
