В самом центре города Набережные Челны, население которого на 43 процента состоит из татар, на 47 процентов из русских и еще из 86 национальностей, средь бела дня была разрушена строящаяся церковь святой мученицы Татьяны. Никто из сотрудников многочисленных татарских культурных центров, расположенных в городе, ответственности за происшедшее на себя не берет, но все они морально оправдывают разрушение храма. Федеральные СМИ этого события не заметили. Такова обратная сторона толерантности, международный день которой отмечался в субботу. Соблюдение прав меньшинств — это проверка демократии на прочность. А большинство все стерпит. Серые дома и горячие люди На воротах церкви Косьмы и Дамиана, главного православного храма Набережных Челнов, призыв: «Русь святая, храни веру православную!» Красными пролетарскими буквами. Местному благочинному, отцу Олегу Богданову, недоброжелатели из мусульманского стана любят припоминать его комсомольское прошлое — когда-то он был комсоргом Автозаводстроя. Общаться с прессой батюшке недавно запретил архиепископ, роль споуксмена от благочиния теперь выполняет его секретарь Виталий Сидоренко, молодой человек не в чине и без бороды. — В тот день мне позвонил неизвестный и сказал: «Вы знаете, что у вас тут церковь ломают?!» — «Как ломают?» — «Очень просто. Ломами». — «Кто?» — «Какие-то молодые ребята». — «Вы можете подождать там на месте, я сейчас приеду». — «Не могу. Некогда мне». И повесил трубку. Я вызвал милицию и выехал сам. Когда добрался до церкви, кладка, достигавшая примерно метра от фундамента, была разрушена, а возле развалин я обнаружил наряд милиции и трех старушек, которые утверждали, что это их рук дело. Милиция уже собиралась отпустить бабулек на все четыре стороны, но я настоял на том, чтобы их задержали и составили протокол. Милиционеры нехотя сделали это, хотя бабушки и сопротивлялись: «Что же вы, ребятки, своих арестовываете, вы же должны нас, татар, от русских защищать!» Очень долго не хотели возбуждать уголовное дело, но когда с заявлением выступил патриарх Алексий, сделать это пришлось. А после «Норд-Оста» двоих старушек даже взяли под стражу, но через 4 дня по решению республиканского суда отпустили. И все-таки я уверен: не приди я тогда на место вовремя, все спустили бы на тормозах: ну, подумаешь, опять церковь разрушили… — Почему опять? — Это далеко не первый случай. В августе 1996 года в Набережных Челнах спалили крест, установленный на месте будущего православного комплекса имени Георгия Победоносца. В сентябре того же года то же самое случилось с крестом на месте строительства храма Серафима Саровского. В 1999 году там, где теперь разрушили кладку храма, стояла Татьянинская часовня — ее тоже сожгли. Все это центральные СМИ обошли молчанием. Только зарубежные журналисты интересовались. Если не знать, что Набережные Челны имеют репутацию гнезда татарского национализма, ни за что не поверишь. По дороге к месту происшествия — один и тот же пейзаж: современные девяти-двенадцати-шестнадцати- и двадцатиэтажки, серые стены которых оживляет лишь надпись: «Досуг. 21−00−31», которая встречается в городе на всех стенах, заборах и автобусных остановках. Жители этих серых домов в подавляющем большинстве молятся не Аллаху и не Господу Богу. Они молятся на КамАЗ, потому что даже после трехкратного сокращения рабочих мест на нем работают 50 тысяч человек и вся экономика города на 100 процентов зависит от завода. И в благочинии, и в соборной мечети признают, что активной религиозной жизнью в городе живут по 2−3 тысячи человек с каждой стороны. И тем не менее этого количества достаточно, чтобы высечь искру, из которой может разгореться пламя большой межнациональной вражды. — Вот, полюбуйтесь — Виталий притормозил возле бетонного забора, черного от надписей типа: «Это земля ислама. Крестам здесь не стоять!» За забором на фундаменте уже выросла новая кирпичная кладка. Запирая ворота стройплощадки, Виталий несколько раз перекрестил тяжелый амбарный замок. Асия, Наиля и Марбия Процедура опознания одной из старушек в кабинете следователя прокуратуры длилась больше часа. Когда она наконец закончилась и следователь вышел в коридор, он облегченно вздохнул. А Виталий Сидоренко вытер пот со лба. — Опознал-то я ее быстро, чего там опознавать. А все остальное время ушло на митинг. Особенно досталось местной телекомпании, которая показала, как эта самая старушка говорит: «Ломали и будем ломать!» Из кабинета в сопровождении адвоката показалась та, о ком шла речь. Старушка как старушка. Даже добрая на вид. Представилась: «Наиля Фазлыева». — «А по отчеству?» — «Сергеевна. Но по отчеству не надо. Мой отец был из крещеных татар, а я приняла ислам. Просто Наиля». Наиля назначила встречу на следующий день. В ее квартире, окна которой выходят прямиком на строящуюся церковь, собрались все три подозреваемые в разжигании межрелигиозной розни бабушки. Остальных двух зовут Асия Зиннорова и Марбия Шакирова. С ними были также два старичка, один из которых представился юристом Закарием Ахметшиным. — Вот Генплан города, он был утвержден в 1973 году кабинетом министров РСФСР — юрист развернул передо мной огромный лист бумаги. — Вот видите, здесь Парк Победы, а здесь, прямо рядом с нынешней церковью, запланирован театральный комплекс. Я выглянул в окно. Вместо парка — редкий березнячок, выросший за 30 лет сам собой, вместо театральной площади — пустырь, на котором, кроме подрастающей церкви, уже давно выросла автостоянка и мойка машин, а на месте театра — давно заброшенный котлован со сваями. — Нам не важно, церковь здесь строят, мечеть или автомойку, — подхватила Наиля. — Мы и с автомойкой уже второй год судимся. Просто мы не хотим, чтобы это место засорялось лишними постройками. Это Парк Победы. Победу одержали не православные и не мусульмане, а весь советский народ. Ведь даже русские говорят: «На братских могилах не ставят крестов». Если рядом с этим парком будут звенеть колокола, это будет уже православный парк и мусульманам здесь будет не место. — Наверное, вы правы, Наиля Сергеевна… — Просто Наиля. — Извините, просто Наиля, наверное, вы правы, но зачем было храм-то ломать. Это же незаконно. Вы же судитесь с автомойкой, судились бы и с церковью. — Да кто ее ломал-то? Асия облокотилась на стену, и пара кирпичей из свежей кладки упала. А шуму-то! Молчавшие до этого Асия и Марбия подключились к разговору. И стало понятно, что Наиля и старичок-юрист — это умеренное крыло, а Асия и Марбия — радикальное. — Это Татарстан, в конце концов, здесь татары живут! — Асия говорила быстро и громко. — Мы еще год назад голодовку объявляли. Целый месяц сидели. Не пускали машины с цементом к стройплощадке. С нами была Сания Сабетовна, ей 80 лет, она легла прямо на стройплощадке и сказала: «Не дам строить на исламской земле православную церковь». А отец Олег ей: «В Монголии ваша земля!» Потом какие-то ребята взяли ее за руки за ноги и вынесли оттуда. С этого момента нас стали ребята из татарского центра охранять. Ваш поп Олег хочет здесь вторую Чечню устроить? Он устроит. «Я бы их собственными руками!» Встречи с мэром Набережных Челнов я дожидался в кабинете его помощника Фаниса Нуруллина. В этом кабинете нет портрета Путина, а на столе — сувенирный глобус доколумбовской эпохи. На нем Америка и Индия — это одно и то же, а вместо России — Татария. Мэр Набережных Челнов Рашит Хамадеев производит впечатление человека жесткого, но умного, и в межрелигиозных вопросах демонстрирует тактику равноудаленности: — Мы уже один раз переносили эту стройплощадку. Тогда эти люди кричали, что не допустят храм на улице, которая носит имя татарской героини, боровшейся против русских завоевателей, — царицы Сююмбике. Я тогда собрал у себя мусульманских и православных священнослужителей и говорю: «Раз такое дело, давайте перенесем церковь немного в сторону, ближе к Парку Победы. Есть возражения? Нет возражений». Город понес расходы — около 400 тысяч рублей, — фундамент перенесли. И что? Теперь церковь им портит Парк Победы. Я понял, что это конфликт надуманный. Эти старушки и Татарский общественный центр во главе с Рафисом и Нафисом Кашаповыми, который за ними стоит, не выражают ни мнения мусульман, ни мнения татарского народа. Это малочисленные шовинистически настроенные круги, для которых разногласия — хлеб. Братья Кашаповы — они начинали как рэкетиры еще в конце восьмидесятых, Рафис даже отсидел за убийство. Известно, что они поддерживают связь с чеченскими бандитами, даже грузы туда возили. Даже после захвата заложников в Москве Кашаповым здесь ничуть хуже не стало. Я все больше убеждаюсь, что «Норд-Ост» не послужил для России уроком. Так и напишите: не послужил. Добрая ссора В гостях у братьев Кашаповых (они, оказывается, еще и близнецы) я побывал и даже встретил в их штаб-квартире старушек-погромщиц. Разговор с Рафисом и Нафисом зашел в тупик уже на второй минуте. Любой вопрос упирался в захват Казани Иваном Грозным. Но упертость Кашаповых не пугает: ничего другого от них и не ждешь. Гораздо более тягостным оказалось впечатление от разговора с главой альтернативного кашаповскому Татарского общественного центра Фаиком Тазиевым и председателем движения «Миллийорт» Рауфом Газатуллиным. Их мне рекомендовал мэр — как образец цивилизованного подхода к возрождению татарского народа. Фаик и Рауф имеют интеллигентный вид, производят приятное впечатление. Но разговор начался за упокой. «От Кашапова мы отличаемся по форме, но не по содержанию», — начали Фаик и Рауф. — Под эгидой православия происходила колонизация татарского народа, — не глядя на меня, говорил Рауф, — и мы не хотим, чтобы на нашей земле опять поднимала голову православная культура. Ведь в Москве на Красной площади нет мечети. Значит, и здесь в центре города не должно быть православных храмов. — Кроме церкви Татьяны, отец Олег хочет строить православный комплекс имени Георгия Победоносца на берегу Камы, — продолжил Фаик. — Мы против и этого храма. Потому что под знаменами Георгия Победоносца происходило завоевание Казани и насаждение на нашей земле православия. Этот комплекс, если его начнут строить, мы будем рассматривать как форпост российского неоколониализма. Отец Олег во всем пытается показать татарам Набережных Челнов, кто в городе хозяин. И это не только черта его характера. Это характеризует православие в целом — религию, поощряющую имперский подход: «Я и сам жить не буду, и другим не дам». Еще немного и я ответил бы на это, что ислам — религия терроризма. Я сдержался и увел разговор в другую сторону, но мы друг другу ни разу не улыбнулись и расстались прохладно. Худой мир Перед отъездом начальник управления по информации Валентина Нурмухаметова с красивым отчеством Аблакатовна, сводила меня в городской Дом дружбы народов. В нем у каждой общины города есть своя комната. Всего 18 дверей — башкиры, украинцы, кряшены, немцы, евреи, грузины, есть даже корейцы и чеченцы. И все, как утверждает Валентина Аблакатовна, друг друга любят. Я зашел в комнату чеченцев. На почетном месте — Дудаев и Масхадов, флаг с волком и цитата из Виссариона Белинского: «У всякого народа своя жизнь, свой дух, свой характер, свой взгляд на вещи, своя манера понимать и действовать. Мы думаем, что лучше оставить всякому свое и, сознавая собственное достоинство, уметь уважать достоинство других». Я, конечно, понял, что городской Дом дружбы народов — это потемкинская деревня. Идея всемирной или хотя бы всероссийской толерантности — тоже потемкинская. Этим она бывает неприятна. Но лучше все-таки жить в мирной потемкинской деревне. Авось, со временем станет настоящей. Татарстан, Набережные Челны
