Строго говоря, ничего удивительного в этом нет. Нечто похожее происходило, пожалуй, почти со всеми фильмами Константина Коста-Гавраса, французского режиссера греческого происхождения. Большинство из них посвящены противостоянию человека и бесчеловечной власти. Тем, кого раздавила и перемолола диктатура, — жертвам режима «черных полковников» в «Дзете» (1969), сталинского палачества в «Признании» (1971), латиноамериканского террора в «Осадном положении» (1973). Однако новый фильм Коста-Гавраса касается проблемы, отношение к которой — по сей день — далеко от общественного консенсуса. С фильмом «Аминь.» (точка здесь — не опечатка, она входит в название ленты) связаны две истории. Прежде всего, естественно, та, что послужила основой его документального сюжета. Вторая же — судьба литературного произведения, киноверсия которого представлена на экране. Коста-Гаврас, собиравшийся экранизировать хорошо известный во Франции (он переведен и у нас) роман Робера Мерля «Смерть мое ремесло», в конце концов остановил свой выбор на пьесе живущего в Швейцарии немецкого драматурга Рольфа Хоххута «Наместник», чье появление на сцене в 1963 году вызвало повсюду невероятный скандал: в Париже, Берлине, Лондоне, Амстердаме… Теперь, переработанная для кино, она реанимировала прежние страсти, доведя их до точки кипения. Фабульная интрига подлинна и достоверна. Неоднократно и безуспешно подвергавшийся «перековке» в нацистском концлагере инженер и врач Курт Герстайн осознал наконец, что с утвердившимся в стране тоталитарным режимом можно эффективно бороться не «извне», а лишь «изнутри». Убежденный антинацист, он вступил в партию, стал оберштурмфюрером СС, да еще и «полезным специалистом» высокого уровня. На самом же деле — «Божьим глазом», следящим за Катастрофой". Он участвовал в испытаниях газа «Циклон Б», а затем и в его практическом применении, лично поставляя газ в камеры смертников. Потрясенный тем, что увидел своими глазами в Треблинке и Люблине, Герстайн, рискуя жизнью, вступил в контакт со шведским поверенным в делах бароном фон Оттером, надеясь с его помощью встретиться с папским нунцием и рассказать ему о депортациях, геноциде и газовых камерах. Встреча состоялась, но, как только Герстайн начал рассказ, нунций Чезаре Орсениго выставил его за дверь. Ему, протестанту, не оставалось ничего иного, кроме как довести свою информацию до иерархов лютеранской церкви, участников голландского Сопротивления и швейцарского дипломата Пауля Хохштрассера. Ради интриги Хоххут обогатил сюжет, введя в пьесу вымышленный персонаж — молодого католического священника из нунциатуры, который после безуспешных попыток вызвать должную реакцию папы Пия ХII принес в жертву себя, чтобы разделить участь обреченных на гибель своих еврейских братьев. Этого сюжетного хода для фильма оказалось вполне достаточно. В действительности же все было гораздо страшнее. Масштабнее. И загадочней. Папа Пий ХII и без Герстайна имел полную информацию о Холокосте (это неопровержимо доказано исследованиями итальянского историка Джованни Микколи), но уклонился от каких бы то ни было шагов для того, чтобы воспрепятствовать массовому уничтожению людей. А смельчак Герстайн, которого его современники соотечественники окрестили предателем, а нынешние ученые и журналисты называют «шпионом Бога», добровольно сдался французским войскам. Оказавшись в парижской тюрьме «Шерш-Миди», он тотчас написал доклад, где подробно изложил свою трагическую историю. Пленнику не поверили. 25 июля 1945 года он повесился в своей камере. Правда о нем стала достоянием гласности еще в 1955 году, но потребовалась общественная реакция на спектакль «Наместник», чтобы неповоротливая Фемида наконец отменила посмертно вынесенный ему приговор и возвестила — в 1965 году — о его реабилитации. Жесточайшая правда новейшей истории, которую никак не хочет признать в полный голос всю, до конца, Святой Престол, — молчаливое, и тем самым красноречивое, согласие Ватикана на гибель миллионов евреев в газовых камерах — оказалась вторично реанимированной. Тогда, в начале шестидесятых, после постановки «Наместника» Ватикан еще тщился заверить мир, что Пий ХII не располагал достаточной информацией о депортациях и газовых камерах. В это, конечно, никто не поверил, как не верили какой-нибудь Рифеншталь и прочим лгунам, будто они «ничего не знали». Уж слишком хорошо были известны германофильство ставшего папой недавнего папского нунция в Мюнхене и Берлине; его воинственный антикоммунизм, сопряженный с надеждой, что коричневые навсегда уничтожат красных; наконец, его антисемитизм, который он ни от кого не скрывал: трагический контраст с позицией Пия ХI, чья смерть в феврале 1939 года открыла Эудженио Пачелли (мирское имя Пия XII) путь на Святой Престол. Заявления и поступки нового папы решительно расходились с принципами, изложенными в папской энциклике его предшественника (1937), где говорилось: «Возвышение или низвержение расы, нации, народа или государства ради подчинения идеологическим догмам находится в полном противоречии с тем, что создано и предписано Богом». Напротив, Пий XII не пожелал осудить гитлеровский режим, запретил ватиканской печати любую критику Третьего рейха, не произнес ни одного слова в защиту католической Польши, когда она подверглась агрессии, преследованиям, расчленению и фактической ликвидации. Если бы все дело было в личности одного верховного иерарха, по воле трагической случайности оказавшегося на вершине церковной власти в судьбоносные годы, то не только нынешняя дискуссия, но и та, 40-летней давности, были бы лишены и страсти, и остроты. Нет, речь идет о принципах, которыми следует руководствоваться в отношении кровавых конфликтов, раздиравших и раздирающих мир. «Святой Престол должен оставаться нейтральным» — вот концепция, изложенная Пием XII и поддерживаемая его тогдашними и нынешними защитниками. Однако все знают, чем оборачивается так называемая «политика невмешательства». Кровь пострадавших от нее миллионов людей свидетельствует о том с полной наглядностью. Острейшая дискуссия вокруг фильма Коста-Гавраса расколола политические силы Франции надвое, и пришлось все это аккурат на начало острейшей предвыборной борьбы. Консервативные прагматики вступили в непримиримый конфликт с теми, кто не признает приоритета «здравого смысла», подчиняющего себе моральные ценности. Тезис о том, что любое открытое сопротивление нацизму в виде деклараций, протестов и дипломатических нот привело бы к еще большим жертвам («Разозлить зверя — значит сделать его еще более кровожадным», — выкрикнул в пылу телевизионной полемики один из ее участников), давно опровергнут историческими фактами. Именно протесты дипломатов из нейтральных стран, а также отдельных епископов, рисковавших жизнью, но не поступившихся совестью, привели к спасению многих людей, которых ожидала, казалось бы, неизбежная гибель. Таким образом избежали так называемой «облегченной смерти» (эвтаназии) тысячи калек и «умственно отсталых», обреченных на умерщвление нацистскими гуманистами (лето 1941-го). Полторы тысячи христианок, жен арестованных и подготовленных к депортации немецких евреев, при поддержке протестантских священников собрались у здания администрации по «окончательному решению» на Розенштрассе в Берлине и добились освобождения своих мужей (март 1943-го). Коста-Гаврас адресует свои инвективы не специально и исключительно Ватикану, а всем, кто предпочел «пожертвовать меньшинством ради спасения большинства» (так формулирует беспринципную эту позицию один из героев фильма), формула, очень часто, как известно, и ныне используемая разными силами по разным случаям. Точно так же виновны в предательстве по отношению к миллионам нацистских жертв и союзники, отказавшиеся от бомбежек европейских железных дорог, по которым нескончаемым потоком шли эшелоны в лагеря смерти. Каждый волен продолжить список «прагматиков"… Применительно же к Ватикану вопрос можно было бы считать исчерпанным: нынешний папа Иоанн-Павел II оплакал погибших, назвал Катастрофу европейского еврейства «истинной ночью истории», «чудовищным преступлением против Бога и Человека». Стало быть, «ошибки и преступления» уже нет нужды скрывать. Почему же тогда Ватикан только что объявил об открытии своих архивов с 1922 по 1939 год?! То есть до того года, когда на престол заступил Пий XII. Архивы же за самые темные годы — 1939 — 1945 гг. — по-прежнему недоступны… Масштабная и острая дискуссия вокруг нового фильма Коста-Гавраса напомнила о том, что, вопреки стараниям циников, человеческая совесть никогда не позволит оторвать политику от морали. А презревшие этот принцип рано или поздно понесут ответственность перед людьми и историей. Как бы то ни было, до точки, на которой с такой убедительной символичностью настаивает Коста-Гаврас, пожалуй, еще далеко. Аминь… Пий ХII спас от концлагерей почти миллион человек Беседовал Джованни БЕНСИ Собеседник «ОГ» — ватиканский эксперт, член комиссии Латеранского университета (одного из двух главных ватиканских вузов) по изучению проблемы «Ватикан и Холокост» преподобный отец ФРАНЧЕСКО МАРТИНО. — Ваше преподобие, действительно ли фигура Пия XII настолько мрачна? — Скорее — загадочна. Возьмем, к примеру, неопубликованную до сих пор энциклику папы Пия ХI, осуждавшую расизм и антисемитизм. Ее ведь подготовил именно кардинал Эудженио Пачелли, будущий папа Пий XII, а в ту пору — госсекретарь Ватикана. Однако он же, став в 1939 году Папой, заблокировал оглашение документа, посчитав это «опасным и неосторожным» после того, как началась война. В то же время 27 октября 1939 года Пий ХII публикует энциклику «Summi Pontificatus» («Верховного Первосвященства»), в которой отмежевывается от принятых режимом Муссолини антисемитских законов. И вот, кстати, что писало тогда по этому поводу нью-йоркское «Еврейское телеграфное агентство»: «Следует признать, что лишь немногие обозреватели ожидали такого искреннего и совестливого документа». Тогда же, в 1939—1940 гг. Пий XII лично распорядился о приеме на работу в католические высшие учебные заведения многих еврейских профессоров, уволенных из итальянских университетов. Еще один любопытный факт: 14 марта 1937 года папа Пий ХI обнародовал энциклику «Mit brennender Sorge» («С искренней заботой»), специально написанную на немецком языке (под редакцией, заметьте, все того же кардинала Пачелли, в ту пору папского нунция в Берлине) — она была зачитана во всех 11 500 приходах Германии. В ней говорится: «Когда раса или нация воздвигаются на уровень высшей правовой ценности, когда они как бы обожествляются вплоть до идолопоклонства, извращается созданный Богом порядок». — И какова же была реакция официального Берлина? — Гитлер потребовал отзыва папского нунция и усилил пропаганду против Католической церкви. Началась кампания, приписывавшая духовенству «аморальность» и совращение молодежи. По этим вымышленным обвинениям в Германии было арестовано и отдано под суд не менее 200 священников и монахов, еще около 2 тысяч католических активистов из числа мирян. Сошлюсь также на радиопослание Пия ХII на Рождество 1942 г., где говорилось о преследовании «сотен тысяч людей, которые безо всякой вины, а иногда лишь в силу своей национальности и расы, были преданы на смерть и постепенное истребление». — Да, но тут говорилось о жертвах вообще, о геноциде же евреев в послании — ни слова… — Следует учитывать условия того времени. Нацистский режим уже показал, что не потерпит никакой критики. Были опасения, что Гитлер развяжет невиданные гонения на Церковь. Господь, несомненно, помог бы ей выстоять, но она лишилась бы возможности сделать все необходимое для спасения тех, над кем нависла угроза. 2 июня 1943 года, выступая в Священной коллегии, Папа сказал: «Любое наше слово, адресованное по этому поводу компетентным властям, любой публичный намек должны быть серьезно взвешены — в интересах тех, кто страдает, для того чтобы не сделать невольно их положение более тяжким и невыносимым». Конечно, были призывы к Папе смелее осуждать геноцид. Приведенные мною выше слова Пия ХII — косвенный ответ на открытый протест голландского епископата против расовых преследований в стране в июле 1942 года. За этим протестом последовала массовая облава эсэсовцев на евреев… Девиз Ватикана был таков: меньше слов, больше дела. В ноябре 1941 года Пий ХII создал особую «Комиссию по помощи жертвам расовых и политических репрессий» во главе с Джованни Баттиста Монтини — будущим Папой Павлом VI. А еще раньше в Германии была задействована благотворительная организация «Санкт-Рафаэльферайн» — в июне 1941 года ее распустили и запретили нацисты. Евреям предоставляли убежище в монастырях и семинариях — всюду, где только можно было, их снабжали поддельными удостоверениями об «арийстве» и документами, позволявшими им эмигрировать. Это была «pia fraus» — «ложь во спасение». Таким образом были спасены от верной гибели в лагерях уничтожения около миллиона человек, главным образом — евреев. — Говорят еще, будто «осторожность» Пия ХII была продиктована его убежденностью: Гитлер эффективно борется с «безбожным коммунизмом"… — Это клевета. Пий ХII всегда был противником всех разновидностей тоталитаризма. Но, став Папой, он отказался от всякой идеологической борьбы. Он никогда не считал агрессию нацистской Германии против Советского Союза законным и закономерным средством борьбы с большевизмом. В документах Пия ХII военного времени вы никогда не найдете даже слов «коммунизм» и «большевизм». Борьбу с коммунизмом Папа возобновил только после войны, когда нацистская Германия уже была повержена. Париж
