Знаток мира русского духовенства писатель Николай Лесков заметил некогда, что «жизнь наших владык течет так „прикровенно“, что едва о некоторых из них можно узнать и сберечь для истории что-нибудь образное и живое». Сказано было много более века назад, в условиях наступившего церковного кризиса, но, думается, это довольно справедливо и во время нынешнего церковного ренессанса. Сегодня епископат Русской православной церкви насчитывает свыше 150 архиереев, большинство которых управляют епархиями, с их сотнями приходов, священнослужителей и сотнями тысяч мирян, а также монастырями, духовными учебными заведениями. Много ли мы знаем об этих церковных правителях? Отнюдь. Видим их, как правило, в саккосах и митрах во время архиерейских служб, так сказать, в свете неприступном… И вот тот редкий случай, когда светской газете рассказывает о своей жизни и служении один из архиереев РПЦ — митрополит Воронежский и Липецкий Мефодий. — Ваше Высокопреосвященство! Прежде всего разрешите вас поздравить с 20-летием служения на Воронежско-Липецкой кафедре. А помните ли вы свой первый приходской храм? — Признателен за поздравление… В 1976 году, будучи молодым иеромонахом, я сам попросился в едва ли не беднейший приход Ленинградской епархии. Добрался, вошел в храм. Нетоплено, грязно, неуютно. Промерзший алтарь. Но у меня не было и тени разочарования: то, к чему стремился, я получил. Взял топор и пилу, пошел в лес, скинул с себя пальтишко и стал просеку рубить. Потом приволок сосенки к храму, истопил печи, нагрел воду и стал мыть в алтаре, потом в самом храме и пол, и стены… Пар валил из ведра, пар валил от меня. Я был как на небесах! Печи набрали силу, появился в моем храме живой дух, стали ко мне заглядывать люди. Кто-то принес хлеба, кто-то картошки. Я перекусил, тут появились и певчие, и псаломщик; уже стемнело — и мы отслужили нашу первую службу… — Какой вам увиделась в 1982 году Воронежско-Липецкая епархия? — Направляя меня в Воронеж, Святейший Патриарх Пимен не скрывал, что обстановка в епархии непростая. Из 50 имевшихся храмов только чуть больше половины были пригодны для богослужений, насчитывалось лишь 40 священнослужителей, все монастыри разорены. Отношение местных чиновников к Церкви я для себя определил как дремучее. Мешок муки для просфор нельзя было купить без разрешения уполномоченного совета по делам религий. Особенно меня возмутило намерение властей ликвидировать кафедральный Покровский собор и здание отдать под музей. — Как же вам удалось тогда выстоять? — Уповал на помощь Божию, молил наших великих святителей Митрофана и Тихона об укреплении моих сил. Надежной опорой мне стало духовенство, в среде которого были старые священники, прошедшие в свое время через репрессии, ГУЛАГ. Помню, меня поразило, как они, столько претерпевшие, смогли сохранить в своем сердце добрые чувства ко всем без исключения людям. Эти пастыри учили меня, что даже к тем, кто сознательно или несознательно, в силу своего искривленного воспитания, доставляет неприятности для епархии, Церкви, — даже к ним подобает относиться как к творению Божию, а не ожесточаться против них. Я так и старался держаться. И, знаете, пусть с великим трудом, но Покровский собор удалось отстоять, а затем потихонечку начали открываться все новые приходские храмы. — Ваша епархия нынче не без основания считается одной из быстроразвивающихся. Сегодня в ней 400 действующих храмов, еще многие строятся, в Воронеже возводится величественный Благовещенский собор; возобновлена монашеская жизнь в девяти монастырях; сделала первые выпуски Воронежская духовная семинария; под вашим омофором сейчас находятся 400 священнослужителей… А что вы лично считаете главным итогом 20-летнего служения на Воронежско-Липецкой кафедре? — Вечно слово Евангелия: «Идите, научите все народы». И Святейший Патриарх Алексий II неустанно призывает нас к тому, чтобы мы не ждали, пока миряне к нам придут, а сами шли навстречу людям, стремясь полнее удовлетворять духовные потребности общества. Полагаю, что в какой-то степени у нас это получается, благодаря доброму сотрудничеству с властями, государственными и общественными организациями Воронежской и Липецкой областей. Наше духовенство развивает социальное служение, работает с детьми, школьниками и студентами, с военнослужащими и сотрудниками правоохранительных органов, с осужденными лицами. Вот это утвердившееся в духовенстве желание и умение адекватно отвечать на потребности общества я бы назвал важнейшим итогом деятельности епархии. С ним неразрывно связан второй: за минувшие годы епархиальное духовенство сплотилось в огромную дружную семью, что позволяет не только плодотворно решать свои задачи, но и успешно противостоять попыткам определенных лиц и сил вносить раздор в епархиальную жизнь. — Вы имеете в виду драматические события 1998 года вокруг Задонского женского монастыря? — Не только это… А тогда была настоящая провокация, попытка устроить «монастырскую революцию» — поставить священника во главе женской обители, а затем внедрить в нее нецерковные элементы. В тот день наше духовенство впервые продемонстрировало свое единение. Буквально в течение часа к монастырю прибыло более ста священников. Они сказали мне: «Владыка, мы сами здесь разберемся, мы не позволим позорить епархию, тем более что вся эта смута привнесена извне». Наши действия были признаны властями законными, правомерными. — Не могли бы посвятить в самые истоки вашего духовного пути? — Все или почти все в жизни человека определяется в детстве, в семье. Моя мама была глубоко религиозной (в последующем она приняла монашеский постриг). Знакомя меня с истинами православной веры, в будущем выбор жизненного пути она оставляла за мной. Там, где я рос, было немало священников и монахинь, которые жили тайно. Я мальчонкой помогал им: покупал хлеб, приносил воду. По вечерам мы собирались — они что-то читают, поют, молятся, и я в этом участвую. Во время каникул я обязательно ездил с мамой по святым местам. Не был я в школьные годы ни пионером, ни комсомольцем, и никогда не скрывал от окружающих, что хожу в церковь… Потом были Одесская духовная семинария (но прежде я получил техническое образование), Ленинградская духовная академия, аспирантура… — Николай Лесков, говоря в своих «Мелочах архиерейской жизни» о разнообразных интересах одного архиерея, подчеркивал, как важно для владык «жить со своим веком и аскетическое неведение о нем не считать лучшим достоинством церковного правителя». Вы, Владыка, ощущаете себя современным человеком? — Думаю, при всем желании меня нельзя назвать кабинетным управленцем, который лишь «нажимает кнопки», нет. Я вовсе не закрытый, не зашоренный человек. В современном мире нельзя обойтись без соприкосновения с техникой — и здесь у меня нет проблем. Мне не составило труда освоить персональный компьютер. Иногда шарю в «паутине», знакомлюсь с материалами о событиях в религиозной жизни, в том числе с публикациями совершенно дикими, клевещущими на нашу Церковь; но это жизнь, в ней есть и доброе, и злое. Святейшим Патриархом на меня возложены два важных послушания — руководить Фондом по премиям памяти митрополита Макария (Булгакова) и Историко-правовой комиссией Русской православной церкви. Работа в этих структурах также не дает расслабляться, позволяет постоянно чувствовать пульс церковной и светской жизни. И потом я вообще человек довольно мобильный, бывает, что за месяц в поездках по епархии одолеваю примерно по 15 тысяч километров. — Не сочтите нескромным такой вопрос. Архиерей ведь тоже получает жалованье? Как оно расходуется, учитывая, что вы находитесь на «полном церковном довольствии»? — Поскольку я не обременен семейными узами и никакими другими обязательствами, требующими денег, я имею право и возможность расходовать свои средства на благотворительные и иные полезные цели. К примеру, у нас есть детский интернат, которому епархия уже многие годы помогает, стараясь не афишировать этого. В делах милосердия рекламе не место, потому что она в конечном счете порождает в человеке самомнение, заносчивость и другие неполезные для него черты. Бывают и такие случаи: приходит ко мне священник или простой мирянин — с дельным предложением, требующим материальной поддержки. Стараюсь помогать таким людям. — Есть ли у вас то, что именуется досугом, свободным временем? — Почему же, немного есть. Но я считаю, что и свободное время надо использовать разумно, с какой-то отдачей. Мне, скажем, доставляет удовольствие заниматься проектированием церковных сооружений. Я лично проектировал трапезную для Алексиево-Акатова женского монастыря; делал чертежи, участвовал в зондировании почвы и освоении площадки. Учитывая масштаб наших реставрационных и строительных работ, приходится подчас и так называемый досуг посвящать этой сфере. Конечно, неплохо посидеть на берегу реки с удочкой или податься в лес по грибы, но в последние годы как-то этого не получается… Поздними вечерами, когда смолкают телефонные звонки, берусь за книгу (у меня, кстати, неплохая личная библиотека) или наслаждаюсь русской классической музыкой. Так, слушая Чайковского, думаю об одном: вот в этой душе до конца проявилось то, что дано было от Бога. А ведь жизнь его была страстной, в ней часто случались падения, но мы не помним ничего этого — мы только слышим музыку — итог этой жизни, итог колоссальных усилий, исполинской борьбы… — Напоследок, Ваше Высокопреосвященство, приоткройте свои планы на ближайшее время. — Завтра еду на закладку храма в Липецкой области, еще через два дня предстоит освящать место под будущий храм. На следующей неделе уже в самом Липецке будем закладывать храм. Затем — поездка в Костомаровский женский монастырь, где начинаем строить Дом паломника. Проект мною уже утвержден, работать там будет воронежская бригада, и вот надо мастеров как-то подкрепить. Я в этом случае выступаю как прораб и финансист — монастырю самому эту стройку не поднять… Собственно, у меня уже и на следующий месяц примерный рабочий план сверстан. Видите, у архиерея сейчас просто нет времени прохлаждаться, нет времени на всякие «мелочи». По слову апостола Павла, «делая добро, да не унываем, ибо в свое время пожнем, если не ослабеем». Слабеть же — недопустимо, еще столько дел по утверждению в епархии полнокровной церковной жизни. Александр Королев
