Русская линия / Библиотека периодической печати / Искушение землей

Недавно член Совета федерации от Костромской области Иван Стариков выступил с неожиданной идеей — вернуть Русской православной церкви земли, отнятые большевиками. Впрочем, при ближайшем рассмотрении выступление сенатора не представляется таким уж неожиданным. С началом либерализации оборота сельхозземель власть вынуждена задумываться о том, в чьих руках сконцентрируются сельскохозяйственные угодья, а главное — кто сможет быть по-настоящему эффективным собственником земли. Видимо, в качестве одного из кандидатов на эту роль рассматривают и церковь. Сторонники передачи земель церкви утверждают, что до 1917 года крестьяне, находившиеся под рукой церкви, трудились весьма плодотворно. Так ли это было на самом деле? О чем свидетельствует опыт церковного землевладения в России? Чтобы выяснить это, «Итоги» обратились к специалисту по русской истории, сотруднику Российского государственного гуманитарного университета Игорю Курукину.
— Игорь Владимирович, как получилось, что православная церковь стала владеть землей?
— В Западной Европе церковь сформировалась до того, как там появились современные государства. Варвары получили церковь как готовый институт со своим землевладением. Православная же церковь всегда была теснее связана с государством, чем западная. У нас государство учредило церковь и передало ей часть функций. Кроме того, западная цивилизация была основана на собственности и римском праве. У нас аналогичное понятие собственности возникло лишь при Екатерине. А до этого было так: государь дал — государь взял. В момент своего появления в конце X века при князе Владимире церковь земельной собственностью не обладала — была на содержании у государства.
— Это что-то вроде дотаций?
— Да, существовала так называемая десятина — десятая часть от доходов, которую князь отдавал церкви. Так вот — только спустя столетие после Крещения Руси церковь начинает получать земли в дар. Первая жалованная грамота, которая дошла до нас, датирована 1130 годом. Благочестивые люди дарили церкви земли с крестьянами. Эта практика не менялась веками. В специальную книгу — синодик — вписывалось имя дарителя, и монахи за него молились. Было и вечное поминовение — «доколе святая обитель стоит». Но чтобы в уважаемом монастыре, например в Троице-Сергиевом, записали на вечное поминовение, нужно было отдать целое состояние. При Иване Грозном это было 50 рублей — на такие деньги можно было купить село. Много земли жертвовали князья и государи. Но в России было более 1000 монастырей, и не всем, как Троице, доставались царские вклады. Как только земля передавалась монастырю, крестьяне становились церковными и платили оброк уже монастырским властям.
— Как государство относилось к накоплению церковью крупных земельных владений?
— В XV веке церковь приобрела большую часть населенных имений, а в XVI веке возникли первые попытки этот процесс регулировать. Дело в том, что земля служила зарплатой для бояр и дворян, которые были служивыми людьми. А когда они передавали церкви свои вотчины, государство считало, что эта земля «из службы выходит». Это беспокоило власть. И Иван III, и Иван Грозный поднимали вопрос: а достойно ли церкви владеть землей? В 1503 и 1551 годах этот вопрос ставился на соборах. Искали юридические казусы: а где в Евангелии написано, что монастырь должен владеть землей? Но епископы и настоятели крупных монастырей утверждали, что, жертвуя церкви землю, жертвуют ее Богу, — настоятель монастыря только управлял монастырской собственностью, но не имел права ею распоряжаться. Государи ссориться с церковью не очень хотели и вопрос спускали на тормозах.
— Но внутри самой церкви тоже не было единого мнения относительно церковной собственности…
— Да. В начале XVI века были такие церковные деятели — Нил Сорский, Вассиан Патрикеев и игумен Иосиф Волоцкий, которые спорили о церковной собственности. Первые двое говорили, что собственность монаху не нужна, он должен служить только Богу и самосовершенствоваться — «обоживаться». А Иосиф Волоцкий утверждал, что у церкви много дел и на земле, а это требует средств, поскольку монахам не пристало побираться.
— По мере накопления богатства влияние церкви росло и получалось что-то вроде двоевластия?
— В каком-то смысле. Ведь церковь была государством в государстве. Это сейчас церковь — духовное учреждение. А тогда она выполняла ряд судебных функций. Например, вопрос о бракоразводном процессе решал епископ, а не государственная власть. Причем контролировать церковь государству было очень трудно, поскольку она не нуждалась в нем, не зависела от него экономически.
— Церковное хозяйство действительно было эффективным?
— Отчасти да. Преимущество монастырского землевладения было в том, что оно не дробилось. Земля богатого боярина расходилась по его детям и внукам, через два столетия от него могло вообще ничего не остаться. А монастыри только накапливали земельные владения. Поэтому церковь была очень богата.
— Но монахи не могли съесть весь урожай, выращенный на монастырской земле. Что делали с излишками?
— Их продавали на рынке. Монастырь был нормальным хозяйствующим субъектом. Скажем, Соловецкий монастырь активно торговал солью. Это было серьезное коммерческое предприятие. В XVI—XVII вв.еках в России было несколько сотен монастырей, из них действительно богатых — около ста, а тех, которые владеют тысячами дворов и крестьян, как Троице-Сергиев, у которого в XVIII веке было около 100 тысяч крестьян, не более двух десятков. В XVI веке церкви принадлежало около четверти всех земель в России.
— И государство по-прежнему взирало на это спокойно?
— Не совсем так. Иван Грозный запретил церкви принимать земли без согласия царской власти. А в 1649 году при царе Алексее Михайловиче было принято Соборное уложение, по которому церкви запрещалось иметь так называемые белые слободы. Это городские владения — церковь владела в городах целыми кварталами или дворами. Эти территории подчинялись не городу, а монастырю, а их население не платило налогов. С этим было покончено, начался процесс секуляризации. Петр I продолжил его, причем был «зело крут». Он понимал, что могущество церкви покоится на недвижимости. В первые годы Северной войны он отобрал всю церковную собственность и учредил монастырский приказ, который этой собственностью командовал. Но даже Петр, с его железной волей и энергией, не решился сделать то, что сделали большевики в 1917 году. И в 1721 году царь делает церкви уступку — возвращает земли, но взамен ликвидирует патриаршество. Для Петра было важно включить церковь в систему государственной власти. В 1721 году вместо патриарха появляется Святейший синод — церковное министерство.
— А что было после Петра?
— Анна Иоанновна делала попытки учесть все церковные владения, но сделать это было сложно — церковь никаких сведений государству не предоставляла. В 1757 году Елизавета Петровна намеревалась послать во все церковные вотчины светских управляющих, которые бы подсчитали доходы духовной власти и направили эти средства в казну, но так и не осуществила эту идею — была очень благочестива. В феврале 1762 года Петр III издал указ о передаче государству церковных вотчин, и это, возможно, приблизило его трагическую кончину. Задачу удалось решить только Екатерине II, оказавшейся хитрее всех. Она возглавила заговор против мужа и законного императора, и церковь ее поддержала. И первое, что сделала Екатерина, когда пришла к власти, — выступила «в защиту православной веры» и отменила указ Петра III. ОтменилаЙ и тут же создала комиссию, благодаря которой через два года, в 1764 году, секуляризация была проведена. Говоря современным языком, Екатерина применила тонкую пиар-технологию и преуспела.
— И возмущения со стороны духовенства не было?
— Почти. Екатерина понимала, что нельзя просто взять и объявить секуляризацию. Вначале она провела операцию по учету церковных владений. Потом выяснила настроения священников. Один из предстоятелей церкви Арсений Мациевич выступил против. В 1763 году его лишили сана, судили и заточили в Ревельском замке. Духовенство задумалось. Екатерина дала понять: давайте без фокусов. И реформа прошла спокойно. Но проведена она была очень грамотно. Екатерина в отличие от большевиков не запретила церкви владеть недвижимостью. Она лишь отняла села с крестьянами — 910 тысяч крепостных душ (мужчин), то есть около двух миллионов крестьян перешли государству. Но при этом в указе значилось, что монастыри надо наделить землей, дать им покосы, пастбища, загородные дворы. То есть самого права владеть недвижимостью церковь формально не лишили, ее лишили крестьян. Земли обрабатывали сами монахи, паломники, нанятые люди. В XIX веке церковь вновь начинает приобретать владения, тоже без крестьян, и становится крупным землевладельцем. Весь XIX век церковь существовала как нормальная хозяйственная организация, имеющая право владеть недвижимостью, и оставалась собственником вплоть до 1917 года. Однако не стоит преувеличивать масштабы церковного землевладения. Согласно статистике церковного и монастырского землевладения, в 1877 году церковные земли в России составляли 1 миллион 589 тысяч 600 десятин, а монастырские — 539 тысяч 300 десятин. При этом по закону один монастырь мог иметь в собственности 150 десятин, а церковь — 33 десятины. К 1905 году площадь церковных землевладений выросла до 1,9 миллиона десятин, а монастырских — до 740 тысяч десятин. Примерно треть этих земель сдавалась в аренду крестьянам. Но при этом всего в России было 395 миллионов десятин сельхозугодий, то есть в собственности церкви находилось менее 0,5 процента земель сельскохозяйственного назначения.
— Есть ли данные, позволяющие сравнить, где хозйствовали лучше — на церковных землях или на «светских»?
— Работы историков о монастырском хозяйстве касаются отдельных монастырей и включают в себя локальные данные. Но вполне очевидно, что монастырское хозяйство было эффективным и доходным, поскольку, повторюсь, церковная собственность не дробилась, а накапливалась. Кроме того, церковь сама по себе никогда не платила налогов — их платили крестьяне, которые жили и работали на церковных землях. Ни один государь не мог полностью контролировать церковную собственность. Только большевики посредством тотальной конфискации смогли определить ее истинные размеры. Оказалось, что церковь владела огромной собственностью, что может рассматриваться в качестве косвенного подтверждения эффективности церковного хозяйства.
— Насколько же велики оказались богатства церкви?
— После революции начался процесс национализации, в результате которого у церкви отобрали не только земли, но и все, что можно было отобрать. Декрет Второго Всероссийского съезда Советов о земле от 26 октября (8 ноября) 1917 года и декрет Совнаркома об отделении церкви от государства и школы от церкви от 20 января (2 февраля) 1918 года утвердили это положение. Храмовые и монастырские земли, дома, угодья, промыслы, заводы, гостиницы, подворья и капиталы подлежали конфискации в пользу государства. До этого момента сведения об имуществе церкви, включая земельные владения, были недоступны для государства. Позднее выяснилось, что к 1918 году у церкви было 424 миллиона рублей капитала, 8 миллионов десятин земли, 84 завода, 1816 доходных домов и гостиниц, 277 больниц и приютов, 436 молочных ферм, 603 скотных двора. Все это имущество в пересчете на царские рубли составляло более 400 миллионов рублей. Таким образом, все имущество и капиталы могут быть оценены в более чем 830 миллионов рублей, тогда как госбюджет в преддверии революции составлял 2 миллиарда 693 миллиона рублей. До конфискации у 11 крупнейших монастырей было более 10 тысяч десятин земли, и еще у 155 — от 500 до 1000 десятин. Сталин продолжил борьбу за полную ликвидацию церкви, поставив целью в 30-е годы провести «безбожную пятилетку». Но в годы войны пришлось вспомнить и о национальном духе. Поэтому в 1943 году он восстанавливает патриаршество, церкви возвращают ряд святынь, она начинает успешно встраиваться в советскую систему и даже получает некоторую самостоятельность.
— Но землю ей не вернули?
— Нет. Но если при храме был огород, который сам же батюшка и обрабатывал, на это не обращали внимания. Церковь не могла владеть домами и предприятиями, но были церковные мастерские по изготовлению икон и утвари. Государство относилось к священникам как к частным предпринимателям и контролировало их посредством налогов. Только с конца 80-х годов, в период перестройки, ситуация начала меняться. Сейчас иное правовое поле, но возвращение церковных владений, о котором идет речь, — дело невероятно сложное. Этот процесс должен быть очень хорошо законодательно проработан. Кроме того, непонятно, почему церковные земли надо возвращать, а завод его бывшему владельцу — не надо. К этой проблеме нужно подходить осторожно.
— Насколько вероятно, что возвращенные земли будут эффективно использоваться нынешней церковью?
— Трудно сказать. Есть общая проблема отладки механизма функционирования системы частной собственности в постсоветской России. Она распространяется и на церковное хозяйство. Существуют образцовые монастырские хозяйства, а есть и обыкновенные. Здесь, как и везде, все дело в хорошем хозяине. При одном настоятеле хозяйство будет процветать, при другом придет в запустение. В церкви работают такие же люди, как мы с вами, а божья благодать в экономике не действует.
Врез: как быть?
Нужен диалог
Вопрос о возвращении церковной земельной собственности волнует многих — в первую очередь настоятелей приходов и церковных работников. Обсуждался он и на последнем Архиерейском соборе в 2000 году, и на соборах 1997 и 1994 годов. Собор 1994 года направил послание президенту Ельцину, в котором было сказано, что церковь не требует полной реституции, однако некоторое количество земли было бы желательно передать приходам, монастырям и епархиям для ведения хозяйства.
Сегодня, как и в прошлые века, существуют удачные примеры хозяйствования на земле наших монастырей. Например, Троице-Сергиева лавра взяла под опеку колхоз в Рязанской области, создала там собственное сельхозпредприятие, снабжает продуктами себя и еще каждый день кормит более тысячи человек — паломников и малообеспеченных местных жителей. Эффективность монастырских хозяйств связана с особым стилем жизни и распорядком дня, с присутствием молитвы и богослужения. Играет свою роль искоренение пороков — пьянства, сквернословия, воровства. Как можно воровать у Бога? Кроме того, многие паломники приезжают в монастырь и работают бесплатно из самых лучших побуждений. Наконец, в монастырских хозяйствах существует особая экономия — ничего не выбрасывается на ветер, все используется. В монастыре обычно есть эконом, отвечающий за хозяйственную деятельность, келарь, отвечающий за продовольствие и сельское хозяйство.
Говоря о возможных объемах передачи земли, уже называют цифры — от 3 до 40 миллионов гектаров. На мой взгляд, это преждевременно. Вопрос о том, сколько земли передавать и где это уместно делать, должен решаться на местном уровне церковью в лице епархий и монастырей и органами власти.
Не менее остро стоит вопрос о землях, которые находятся под храмами и монастырями. Большая часть храмов до сих пор остается в госсобственности и лишь передана церкви в бессрочное и бесплатное пользование. И хотя закон о свободе совести предполагает безвозмездную передачу собственности церкви, закон о культурном наследии ее запрещает, а Земельный кодекс говорит только об аренде или продаже.
По проблеме церковного землевладения должен состояться диалог между церковью и государством в лице Минимущества, Минсельхоза, Минэкономразвития. Причем участвовать в нем должна не только РПЦ, но и другие религиозные организации — и мусульмане, и католики, и иудеи, и буддисты. У буддистов в Бурятии была довольно большая земельная собственность.
Заместитель председателя отдела внешних церковных связей Московского патриархата протоиерей Всеволод Чаплин — специально для «Итогов»