Мы продолжаем серию публикаций нашего специального корреспондента Алексей Черниченко, путешествующего по нашей огромной Родине
— Вообще-то, — говорит отец Игорь, — грешно называть бездушные предметы человеческими именами. — ..Но, — честно добавляет после паузы, — когда у меня самого был уазик, я его звал Бонифацием. То есть благотворителем. Потому что, кроме как на нем, ни в Малую Хомутерь, ни в Хананеевку проехать было нельзя — дорога не чищена. А разве хлеб завезти деревенским старикам — не благое дело? Тут мы с православным священником из райцентра Барыш Ульяновской области сходимся на том, что уазик нельзя считать вещью неодушевленной. У каждого из произведений Ульяновского автомобильного — свой характер, нрав и даже норов. Экспедиционный джип газеты «Россiя», уж на что весь обклеенный логотипами, весь такой эксклюзивный, такой перспективный (с конвейера эта модель пойдет только в 2003-м), — тоже индивидуально-норовистый. Пока не приласкаешь словесно — слушаться не хочет. — А почему вы назвали его Ферапонтом? — спрашивает отец Игорь. Тут я вынужден попросить покорнейше прощения. Уже в которой публикации я скрываю от читателя, что стального коня действительно зовут Ферапонт. А дело было так. Я вернулся в Москву из командировки в Ульяновск, где впервые в цехе малых опытных партий увидел серебристо-серого красавца — джип еще собирали. Жена накормила с дороги, вымыла посуду и уселась читать любимого детективщика Акунина, на работу ей было позже. Меня распирали впечатления. — Знаешь, — сказал я жене, — вот ведь сколько у меня было машин — и все девочки. «Лапушка», «умничка», «вишенка» — назовешь ее по имени, она из любого сугроба выберется, из любой лужи вылезет, на всяком бензине, какой в провинции попадется, до дома из командировки довезет. А этот джип — мужского рода. Я его как увидел в цехе — самец! Как же его называть? — Тузик, — тут же ответила жена, не отрываясь от детектива. — Да ты что! — я аж захлебнулся. — Ты бы видела этого Тузика — он на голову выше меня. В него залезать надо по ступенькам! — Тогда Ферапонт, — без всякой паузы тут же поправила жена. — Как-как?! — опешил я. — Почему? — А вот тут у Акунина, — моя начитанная половина наконец оторвалась от книги, — дворецкий рассуждает, что у хорошего мажордома, или же дворецкого, имя должно быть солидное. Его не могут звать, к примеру, Виктор Евгеньевич. Его должны звать не иначе как Ферапонт Дормидонтыч. — Ты знаешь, Ира, — ответил я, подумав, — в этом что-то есть. Ульяновским журналистам на пресс-конференции имя понравилось. — Но почему все-таки Ферапонт, а не Дормидонт? — Дело в том, коллеги, — я вспомнил свой филологический диплом, — что «феррум» по-древнегречески означает «железо», «сталь». Концерн «Северсталь», как вам известно, владеет контрольным пакетом акций УАЗа и, что, на мой взгляд, еще более важно, помогает нашей автоэкспедиции. «Понт», коллеги, по-древнегречески означает «море», а по-новорусски. — Выпендреж! — дружно подсказали мне. — Скажем мягче: гонор. Но все равно, согласитесь, имя «стальной понт» нашему джипу подходит. Самое интересное было в заголовках, которые на следующий день после «прессухи» появились в ульяновских газетах. «На Ферропонте — по всей России» и т. д. Древнегреческий коллеги знали, правописание русских имен — хуже. — Да, — выслушав, подытожил отец Игорь, — русские корни свои забываем, это точно. А «понт» лучше перевести как «гордыня». И это, между прочим, тоже грех. Приход и расход Попросить отцу Игорю не позволял сан, но видно было, что за руль ему очень хотелось. По договору с заводом я не имею права передавать управление джипом третьему лицу в течение всего года автоэкспедиции. Но духовное лицо, решил я, — дело другое. Священник с удовольствием облапил толстую удобную баранку Ферапонта. — Да, — сказал при этом, — гидроусилитель, конечно, удобно. Я заметил, что руки у батюшки вполне рабоче-крестьянские. — Так ведь приход, — объясняет отец Игорь, — это не только паства, окормление душ, это большое хозяйство. Иной раз дровишки самому приходится, другое чего. Матушке помогаю, у нас ведь двое детей. (Соображаю, что матушка — это попадья, его жена то есть.) — Приход большой, — вздыхает поп, — а расход еще больше. Так впервые в разговоре с этим удивительно хозяйственным священником я заметил непривычное, словно бы второе, словно бы просвечивающее сквозь церковно-традиционное значение слова «приход». Значение бухгалтерски-экономическое. Действительно, прихожан-то много, да ведь какой с них приход? Раньше, когда на 20 тысяч населения райцентра Барыш приходилось четыре предприятия-кормильца (суконная, швейная и бумажная фабрики плюс редукторный завод), когда у жителей худо-бедно, но водилась хоть какая-то зарплатишка, — в нынешней Троицкой церкви, где настоятелем теперь отец Игорь, располагались хозмаг, склад химикатов и пивная. После перестройки закрылась суконная фабрика, выделывавшая шинельное сукно, закрылась швейная, шившая шинели и портянки, в четыре раза сократилась бумажная фабрика и загадочный редукторный завод. Зато открыли церковь. Пивной ларек, правда, еще долго пытался получить от нее компенсацию за то, что пристроил к алтарной стене помещение для пустой стеклотары — за свой счет. Молятся теперь истово, но денег нет. В последний праздник народу было в храме — не войти, а выручка от продажи свечей, образков и прочего составила сорок один рубль. Такие дела. И все же до кризиса о. Игорь умудрялся строить — объезжал на своем Бонифации губернских толстосумов и уговаривал жертвовать на храм. Благодаря чему на месте бывшей стеклотарной пристройки возник новый церковный придел, освященный в честь Николая Чудотворца. Малая и простительная батюшкина хитрость: был у храма один престольный праздник — Троица, а теперь прибавилось сразу два — зимний и летний Никола. В жизни всегда должно быть место празднику. После кризиса предприниматели жертвовать перестали. А как же тогда новостройка — заканчиваемая (уже купол рядом лежит, готовый к подъему) часовня близ центральной районной больницы? Не быть бы счастью — несчастье помогло. В страшную аварию возле Барыша попал какой-то крупный чин из РАО ЕЭС. Был настолько безнадежен, что даже эвакуировать из местной больницы никуда не стали — отдавать богу душу можно и в глуши. И вот тут-то барышская районная реанимация показала, на что способна, — буквально вернула оттуда по кусочкам собранного. Когда шишка очнулась, отец Игорь предложил все-таки причаститься. — Моя исповедь, отец, — сплошная коммерческая тайна, — ответил пациент. — Но если оклемаюсь — часовню вам тут забабахаю. Долечивался в «кремлевке», но сам приехал потом — взглянуть на место своего второго рождения и показать проект обещанной часовни. Размер был три на три метра. — Сюда даже гроб не внести для отпевания, — сказал отец Игорь. — Вам не кажется, сударь, что ваша драгоценная жизнь стоит дороже? В достраиваемой сейчас часовне сможет поместиться молящихся человек пятьдесят. Вот что значит вовремя скорректировать самооценку! Что такое Барыш на родине антихриста Денег просто нет, но тем, что имеют, прихожане с храмом делятся щедро. Вся огромная церковь в интереснейших пожертвованных иконах. — Обратите внимание: ни одного местного святого. — Отец Игорь обводит взглядом иконостас. — Их в Симбирской губернии попросту не было. В соседних — множество, возьмите хоть Нижегородскую, Казанскую, Костромскую. А здесь — ни одного, черное пятно на карте. Поэтому, видно, антихрист тут и родился. Сам настоятель приехал на родину Ленина после Питерской духовной семинарии, родом из тех мест, и здешней гордости за знаменитого земляка не разделял никогда. О местном, симбирском характере священник мнения неоднозначного, но, говорит, в милосердии ему не откажешь. По осени он объезжает деревни, и в редком доме не пожертвуют что-нибудь из урожая на богоугодные дела. В Барышском районе Богу угодны картошка, морковь, капуста, свекла, репа, а также горох, чечевица — в общем, у кого что растет. Плюс грибы и ягоды из леса. Этим кормят в двух домах милосердия и в благотворительной столовой, которые содержит приход Троицкой церкви. Считается, что содержит совместно с государством. Когда закрыли в Барыше предприятия и райцентр переполнился голодающими и бездомными, священник отправился в областную столицу. Вначале тогдашний губернатор Ю. Ф. Горячев и слушать его не хотел, потому как Церковь отделена от государства и у последнего хватает забот без барышских богаделен. Юрий Фролович был главным областным ленинцем, но дураком при этом не был — вскоре понял, что отделенная церковь в лице молодого, деятельного батюшки предлагает реальную помощь, ведь у бюджета средств ни на два новых интерната для престарелых, ни на бесплатную столовую нет, а Христа ради государство собирать по дворам не может. То, на что Горячев распорядился изыскать средства, и посейчас остается государственной долей в содержании барышских богоугодных заведений: две ежемесячные ставки социальных работников. Ставки одинаковые, по четыреста рублей в месяц. В Барыше это считается очень приличной зарплатой. В Барыше такой зарплате завидуют. Завидовать здесь умеют и любят. Послушать, так любой олигарх должен просто в очередь встать на курсы повышения квалификации к отцу Игорю. ..Во-первых, стариков он в свой приют принимает, а жилье их (это дома, значит, заколоченные, которые даже барышские родственники не сумели продать) страшно выгодно сдает! Во-вторых, из пенсий на питание удерживает (в государственных домах престарелых удерживают больший процент, чем здесь. Но главное — то, что старикам остается, все равно прямо в день пенсии отбирается невесть откуда налетающими родственниками. Они же, понятно, и плодят слухи о кровопийстве). В-третьих, он специально раздувает штаты. В богадельне при храме живут 22 старика, а обслуги работает 16 человек. Действительно работает. И это значит, что, кроме двух государственных ставок, создано еще 14 рабочих мест. Еще четырнадцать барышских семей имеют ежемесячно твердый, острую зависть вызывающий четырехсотрублевый заработок. А старики, в отличие от госинтернатовских, здесь под круглосуточным присмотром и даже ночью могут попить чаю. Всего около двух домов милосердия, благотворительной столовой, кочегарки, ремонтов и стройки, которые ведет приход, кормятся, включая проживающих, работающих и иждивенцев, порядка четырехсот человек. Сравнимо с приснопамятным редукторным заводом. — Дрова нас губят, — жалуется отец Игорь. — Дорогие стали — страсть. Нам надо угля два вагона в год. И денег пятьдесят тысяч. — Чего? — Как чего? Рублей, конечно, не копеек же. Деньгами, говорят завистники, поп кидается: дает по пять рублей ежевоскресно всем приходящим в церковь детям. — Даю, потому что для достоинства человека важно, что карандаш, например, он сам купил, на свои. А девочка месяц покопит — и может заколочку купить. Уазик, Бонифация своего, отец Игорь продал, потому как бензин нынче дорог, и теперь ездит по приходу на стареньком «жигуле"-пикапе. Завистники, верные марксисты-ленинцы, непримиримые противники опиума для народа, из наследия своих вождей твердо усвоили бесспорную максиму: единственный источник богатства — труд. В случае с отцом Игорем о богатстве говорить не приходится, но завидуют все равно — умению и желанию трудиться. Наконец завистники дождались удобного момента: по-брежневски бессменного Горячева сменил прогрессивный губернатор Шаманов. Все, начатое при Горячеве, теперь под подозрением, резонным на 99 процентов. В остальном проценте — две бюджетные ставки социальных работников, которые власти собираются сократить в барышском приходе. В ночь перед отъездом из Барыша ударил тридцатиградусный мороз. Я выскочил из медпункта при доме милосердия в полпятого утра — боялся, что не заведется джип. Ферапонт завелся с полоборота. Два столба дыма поднимались в морозное небо с огромными мохнатыми звездами — из выхлопной трубы УАЗа и из трубы котельной дома милосердия. Трубы трех фабрик и одного завода были мертвы. Мне объясняли, что слово «барыш» в татарском языке имеет два значения: «выгода» и «путь, направление». По местной легенде в позапрошлом веке местные сукновалы подкупили путейцев, те чуть изменили чертеж, и поэтому железная дорога прошла через Барыш. Конечно, филантропия — не магистральный путь нашего развития, конечно, главное — производство. Но что важнее производить — шинельное сукно с портянками и загадочными редукторами или просто тепло для человеческих душ и тел? Господи, пошли им два вагона угля в год.
