Семья российского офицера имеет все шансы выиграть процесс у Латвийского государства
Вчера в Европейском Дворце правосудия в Страсбурге в Европейском суде по правам человека рассматривалось дело семьи Сливенко, подавшей жалобу против Латвийского государства. О каком деле идет речь и что скрывается за этой юридической формулировкой? На эти вопросы в эксклюзивном интервью «Российской газете» отвечают адвокаты семьи Сливенко Александр АСНИС и Виталий ПОРТНОВ: — В Страсбургский суд была подана должным образом оформленная жалоба на действия латвийских властей, нарушивших в случае семьи Сливенко по десяти пунктам Европейскую конвенцию о правах человека. В частности, речь шла о статье 2-й о вторжении в частную семейную жизнь, при котором нарушены права семьи в целом и каждого ее члена. Кроме того, органами государственной власти Латвии, а именно миграционной службой и полицией, в отношении по крайней мере двух членов семьи — Татьяны Сливенко и ее тогда еще несовершеннолетней дочери Карины- были применены противоправные меры воздействия, в том числе задержание, помещение в места лишения свободы, причем девочка находилась там отдельно от матери… История этой семьи довольно типична для постсоветской Латвии. Николай Сливенко служил в советской, а затем в российской армии. Татьяна в возрасте одного месяца была ввезена в 1959 году в Латвию из Эстонии, где она родилась, а Карина появилась на свет уже в Латвии в 1980 году. Однако Латвия не признавала не только их право на гражданство, но даже на проживание на территории этой страны и в 1996 году приняла решение о депортации семьи Сливенко, несмотря на то, что накануне подписания между Россией и Латвией в апреле 1994 года соглашения о выводе российских войск Николай уволился из Вооруженных Сил, а в 1993 году получил статус лица, постоянно проживающего в Латвии. Тем не менее латвийская сторона сочла, что все лица, служившие в советской и российской армии, а также члены их семей, причем независимо от того, где образовалась семья, обязаны покинуть территорию страны. Не было принято во внимание и то обстоятельство, что родители Татьяны — престарелые люди, нуждающиеся в постоянном уходе, так как ее мать — практически слепая, а отец — раковый больной. Обжалование в судах не принесло никакого результата, более того, вызывало только еще большее ожесточение властей против семьи Сливенко, и Николай, чтобы не усугублять ситуацию, принял решение покинуть Латвию и поселиться в России, в Курске, где, поступив на работу в военкомат, семья получила двухкомнатную квартиру. Что же касается Европейского суда, его возможное решение о приемлемости жалобы семьи Сливенко для ее рассмотрения по существу в так называемой Большой палате может быть огромным достижением, поскольку, хотя окончательный вердикт мы не рискуем предсказать, предыдущая практика свидетельствует, что раз дело признано приемлемым, оно так или иначе завершается в пользу истцов. Так что шансы — максимально высокие. Однако до этого еще должно пройти немало времени — суд дает три месяца сторонам для того, чтобы попытаться прийти к мировому соглашению, и можно предположить, что латвийские власти попытаются достичь его путем выплаты какой-то суммы. Сами Сливенко в жалобе оценили причиненный им моральный вред в 400 тысяч евро. Как они поступят, если Рига предложит им деньги, мы не знаем и оставляем принятие решения членам семьи, поскольку оно касается их личных судеб — мы только их доверители и советники. Если же Сливенко пойдут до конца, то будут требовать не только денежной компенсации, но и возвращения в Латвию, где прошла практически вся их жизнь и где находятся родители Татьяны. Удивительные аргументы выдвигает латвийская сторона: она утверждает, что у семьи Сливенко нет никаких препятствий для проживания в России, ибо все ее члены — этнические русские и знают русский язык. А находясь в Латвии, говорят ее официальные представители, Сливенко представляют угрозу национальной безопасности страны, поскольку Николай служил в Советской армии (он был заместителем начальника метрологической службы штаба Северо-Западного военного округа), а значит, является «оккупантом». Здесь, на наш взгляд, присутствует явная дискриминация по национальному и языковому признаку. — В какой степени исход дела Сливенко послужит прецедентом для других подобных случаев? — В Европейском суде довольно много жалоб аналогичного характера из Латвии. Так, в достаточно продвинутом состоянии находятся два дела, которые мы ведем, — Александра Колосовского и семьи Сысоевых. Колосовскому отказано в регистрации брака с лицом, которое проживает в Латвии, и в выдаче свидетельства о рождении их ребенка. По какой причине? По той, что на территории Латвии он — никто, поскольку не имеет никакого статуса. Латвийское законодательство построено таким образом, чтобы просто выдавливать из страны этих людей. В семье Сысоевых — двое граждан России и два лица без какого-либо гражданства, причем одна из дочерей замужем за офицером латвийской армии, что создает постоянные сложности обоим. Очень важно, что в этих двух делах, как и в случае с семьей Сливенко, Россия, скорее всего, выступит в Европейском суде в качестве третьей стороны. Соответствующая просьба Президенту Путину уже направлена, и если он даст свое добро, то участие российского государства в судебном процессе даст, безусловно, дополнительный шанс на благополучный исход. И, кроме того, покажет, что защита русскоязычного населения на постсоветском пространстве перешла из стадии словесных упражнений и заклинаний, в чем особенно преуспели депутаты Госдумы, в практическую плоскость, причем происходит все в цивилизованной форме судебного разбирательства в соответствии с европейским правом. Безусловно, для этих двух жалоб, как и для других, находящихся на более дальних подступах к Страсбургскому суду, исход дела Сливенко крайне важен, тем более что практика Европейского суда основана на прецеденте. Кроме того, положительный результат, мы надеемся, отрезвит латвийские власти и они займут более гибкую позицию, соответствующую европейским стандартам в области прав человека. — Вы — первые российские адвокаты, выступающие в Большой палате Европейского суда. Насколько в Страсбурге вам было сложнее, чем в России? — Нам пришлось в какой-то степени навязывать суду правила игры. Дело в том, что в Европейском суде есть свой регламент, но там не все прописано, и если судьям что-то не нравится, они говорят: у нас так не принято. Так что приходилось пробивать стену слишком заформализованного подхода. К примеру, нам впервые разрешили выступать на русском языке, хотя до этого, как правило, разбирательства шли на английском или французском. Почувствовали мы и то, что на судей оказывают влияние политические аспекты. Того же права выступать на русском языке мы добились после того, как заявили, что отказ будет рассматриваться как дискриминация России. Кроме того, по нашим наблюдениям, суд пытается соблюдать некое равновесие: если, скажем, сегодня вынесен приговор против Турции, то в следующий раз жесткое решение примут против Греции. В России как только узнали о существовании Европейского суда, он стал козырем, которым размахивают при каждой возможности и после чуть ли не каждого вердикта, который не удовлетворил одну из сторон и ее адвокатов. При этом у нас практически ничего не знают о процедурных и иных нюансах работы Страсбургского суда, где, к примеру, очень интересуются политической ангажированностью адвокатов. Так, нам помогло то, что один из нас, Виталий Портнов, ведет дело уже против российского государства — по жалобе заместителя председателя суда Мордовии Каданцевой, с которой жестоко поступила наша судебная система. Кроме того, нужна специальная подготовка адвокатов для ведения дел в Европейском суде, но еще, пожалуй, важнее практика. Многие считают, что в Страсбурге можно доказывать то, что пытаются доказать нашим судам высшей инстанции, то есть приезжать сюда с какими-то доказательствами. Но здесь иные параметры, иная система координат, здесь надо говорить о нарушениях европейского права в виде Европейской конвенции о правах человека. Страсбург
