Религиозная общественность России взбудоражена известием о вступлении в силу с 1 января 2002 года закона, приравнявшего Церковь к коммерческим структурам. По этому декрету четвертую часть подаяний, принесенных в церковь верующими, отныне необходимо отдавать государству в виде налога на прибыль. В октябре прошлого года я получил письмо из налоговой инспекции города, где находится храм, настоятелем которого я являюсь вот уже четыре года — а всего прослужил в церкви без малого двадцать лет. Письмо настолько любопытное, что позволю привести его здесь: «ООО „храм…“, руководителю. В связи с проводимой работой по выявлению юр. лиц, грубо нарушающих законы… инспекция МНС РФ… предлагает вам в срок… устранить нарушения по систематическому представлению… отчетности в налоговые органы… Вам необходимо явиться…» Вот такой документ. К хамству и невежеству власти нам не привыкать. Поэтому я просто посмеялся над тем, каковы наши работнички: Церковь за ООО считают и даже не знают, что по закону она государству, от которого отделена, ни налогами, ни тем более отчетом не обязана. Однако дама, приславшая бумагу, видать, то ли знала, то ли чуяла, что власть за нас скоро возьмется. Пока я усмехался, тут глядь — и закон подоспел: считать церковь коммерческой организацией и брать с нее налог на прибыль в размере четверти дохода — а также и прочие поборы. Вот и вышло по-ихнему: ООО «храм». Недаром, видать, нас коммунисты корили, что мы народ морочим, чтобы бабок обирать. Разные были времена за двадцать лет моей службы. При советах в церквах заправляли исполкомовские старосты. У нас в Боровске, в соборе, была, скажем, такая тетя Паша. Она всю жизнь проработала завмагом. А как на пенсию вышла, ее к нам определили, напротив ее бывшего магазина, как того Абрамовича из анекдота, который жил напротив тюрьмы, а стал жить напротив собственного дома. Доход, по меркам торговли, у нас был невелик: Пашин захудалый магазин делал триста тысяч в месяц на водке, хлебе и табаке, а в храме было вдесятеро меньше, но зато практически бесконтрольные, свои. А по тем временам тридцать тысяч — это были огромные деньги, на которые можно было — тогда! — купить новый «Мерседес». С такими деньгами Паша могла практически всё даже в советское время. За двадцать лет «беспорочной службы» она умудрилась сменить двадцать священников. Чуть люди станут привыкать к батюшке, расположатся к нему, зауважают — Паша, почуяв для себя опасность, везет пачку сотенных уполномоченному по делам религии — и батюшку на следующий день переводят в храм без крыши куда-нибудь в глушь, чтоб не умничал. При этом каждую третью зарплату государство со священника сдирало за налог, и приходилось батюшке перед старостой заискивать, в глаза заглядывать, чтобы хозяйка расщедрилась налог заплатить из казны. …Паша умерла — попала под электричку с сумкой, полной денег, которую везла в Калугу, надеясь сыскать на меня управу после позорного изгнания общим собранием прихода, так и не поняв, не поверив, что время ее кончилось. Жила она одна, в маленькой хибарке. Когда женщины пришли готовить похороны и собирать поминки, всюду лежали попрятанные стопы денег: за иконами, под печкой и даже в старых валенках на печи. Деньги эти потом забрали объявившиеся наследники. Им же отошел и церковный дом, который, как оказалось, Паша оформила на себя и завещала детям сестры — все предусмотрела, — и меня с семьей и малыми детьми среди зимы выставили на улицу. О новых временах говорить не приходится — всем нам понадобилось настоящее мужество, чтобы пережить последние десять лет, — и не у всех оно нашлось, к сожалению. Все эти годы со стыдом смотрел я, как Церковь в лице иерархов позорно извивалась перед властью и богатством — в надежде «примкнуть и наесться». Десять лет Князья Церкви ластились к власти, терлись у дверей сановников (один даже умер в прихожей) и старались услужить тому, кто усидит. Случались и казусы: зачастую долго думали, чью сторону принять, чтоб не прогадать, — а ведь надо еще время, чтоб цитаты подходящие подобрать из Священного Писания. При этом толкуют о высшей церковной пользе. Смею утверждать, что вся история свидетельствует об обратном: смычка с земной властью порабощает Церковь, которая призвана быть Христовым «царством не от мира сего». Став прислужницей власти, Церковь теряет из виду Христа и, перестав быть Церковью, становится личиной. Лично я сдавал московскую квартиру, этим мы с семьей кормились, а на приходе семь лет служил бесплатно — бабушкам нашим самим бы кто помог — и еще из своего кармана за свет и тепло в храме платил. В последние три года не то чтобы стало легче. Но приход сплотился, люди поняли, что Церковь — их дом и семья и содержать ее они должны сами. Многие понесли «десятину», посильные пожертвования, стали стараться сделать что-нибудь для храма, помочь священнику и его семье — кто чем. Свечки сегодня, как и десять лет назад, стоят все тот же рубль. Вот только сам рубль нынче ничего не стоит… Интересно, что живем опять на тридцать тысяч — теперешних: два священника с семьями да десять человек помощников. Ничего, не жалуемся, хватает на жизнь и ладно — другие живут не лучше, а хуже — многие. Все время приходится брошенным людям деньгами помогать: то освободившемуся из «зоны» — до дома добраться; то беженцам-таджикам, которые зимой в лесу с детьми живут в палатках из старой парниковой пленки, найденной на помойках; то просто бомжу дать на бутылку — все-таки утешение… И вот теперь станем власть поддерживать — плохи, видать, у нее дела совсем, коль на церковную нищую копейку позарилась. При этом во все времена: и в советские, и в постсоветские Церковь, исполняя свой христианский долг, молилась Богу, в том числе «за власть и воинство» — какие ни есть детки у Матери, а все ж свои, родная кровиночка. В общем, кое-как «дождались мы покоя непорочных дней», как сказал поэт. Еще когда Путин, приступив к власти, взял у Патриарха благословение на ее исполнение, у меня в числе многих была надежда, что «распалась связь времен», с проклятым прошлым покончено и начинаются новые, благие времена, «непорочные дни», на Руси невиданные аж со времен Алексея Михайловича, прозванного в народе «тишайшим». Это он изгнал с патриаршего места Никона, а сынок его Петруша вообще отменил Патриаршество на двести лет и заломил и Церковь, и всю страну, как барин сенную девку в амбаре. Однако новое тысячелетие на дворе, и, как всегда, хотелось верить: дескать, «поглядим, что отрок сей будет». А нынче — вот, увидели. Не учел, наверное, наш патриарх печальный опыт своего предшественника Никона, бывшего царским духовником. Впрочем, повторение истории всегда фарс. Интересно, это Путин у своего духовника испросил благословение ввести налог на прибыль в отношении церковного дохода? Или у патриарха? Оригинальное, надо сказать, решение. До такого коммунисты — и то не додумались. Посягнувший на церковное добро во все времена назывался «святотатец» — то есть вор у Бога. Руку, посмевшую залезть в церковную кружку, отрубали топором, а на лбу выжигали позорное клеймо. Во всем мире государство собирает с граждан церковный налог — «десятину» — в пользу Церкви, живущей на милостыню. И неважно, как ты сам относишься к вере — как гражданин страны ты обязан содержать в том числе и церковные учреждения. Недавно в Германии случился скандал: известная теннисистка, надеясь на свою популярность, отказалась платить церковную подать под предлогом отсутствия веры — так от нее все поклонники отвернулись, люди стали ее презирать. А у нас можно с Церкви налог лупить, потому что власть привычно плюет на людей, да и на Бога ей, видно, наплевать, коль скоро Он к чему-нибудь не может пригодиться. Однако, как говорил Амвросий Оптинский, церковная копейка карман прожжет и спалит остальное добро пламенем неугасимым. Разве можно, уподобляясь алкашу-отморозку, грабить мать-старуху, у которой, пропившись, живешь из милости, находя последнее на земле пристанище? Как там у Пушкина: «Обидели юродивого, отняли копеечку… Нельзя молиться за царя-Ирода — Богородица не велит!» P. S. Гонорар за статью прошу направить в администрацию президента в качестве материальной помощи — на поддержку вконец обедневшей власти.
