 |
| Фонд «Русская Цивилизация» | Александр Елисеев | 05.12.2006 |
Однако вряд ли стоит замыкаться лишь на этом конфликте. Дело в том, что за Империю выступают самые разные люди, которые зачастую совершенно не согласны друг с другом по вопросам общественно-государственного устройства.
К слову, имперство вполне себе спокойно можно сочетать с национализмом, да еще и быть при этом монархистом. А можно пытаться соединить имперскую идею с демократией — национальной (М. Пожарский. «Cлава Империи!») или даже полностью либеральной (М. Касьянов. «Империя свободы»).
Существуют самые разные линии разлома внутри национального движения. И одна из них, едва ли не самая важная линия проходит по вопросу о соотношении государственного и общественного начал.
Надо сказать, что большинство национал-патриотов отдавало и отдает предпочтение именно общественному. Собственно говоря, оно просто отождествляет нацию и общество. А государственная власть рассматривается им как придаток национального общества, его военно-политический механизм.
Это, между прочим, сугубо либеральный подход, который давно уже практикуется на Западе. Там общество официально главенствует над государством, которому многие идеологи вообще отводят роль «ночного сторожа». При этом поклонники этого — «гражданского» — общества умалчивают, что само то общество вовсе не одинаково, что внутри него существуют разные группы, обладающие разными ресурсам. Наиболее мощной группой является крупный капитал, который все больше и больше интернационализируется, подчиняясь логике международного рынка. Вот он то на самом деле и господствует над государством.
Патриоты, однако, таких простых вещей не замечают. Они вообще как-то не привыкли всерьез рассматривать социальную проблематику. Для них характерен этакий почвеннический морализм, основанный на эмоциях. Согласно патриотам, есть люди хорошие и плохие. Хорошие — это большинство нации, в котором почти нет никаких разделений. Плохое — это некие «враги» — внешние и внутренние. Внешние — это некие злонамеренные «масоны» («сионисты», «Запад», «ЦРУ» и т. д.). А внутренние — это «русофобы-предатели». И вся история рассматривается патриотами как борьба «плохих» с «хорошими».
В реальности же все гораздо сложнее. Существуют определенные закономерности общественного развития. Внутри общества всегда происходит разделение, которое усиливается. Разные социальные группы пытаются сосредоточить в своих руках как можно большее количество материальных ресурсов. Ведь общество есть сила, главным образом, экономическая. Крестьяне, рабочие, буржуа — все эти основные группы общества заняты именно что экономикой, то есть производством, распределением и потреблением. И в рамках этого процесса всегда происходит довольно-таки сильная конкурентная борьба за то — как распределять. Марксисты называют это «классовой борьбой» и они во многом правы. Борьба между общественными группами действительно имеет место и порой она принимает вид крайнего ожесточения. Но только ее не надо абсолютизировать, ибо конкуренция может сочетаться с сотрудничеством.
Тем не менее, всегда необходим некий надклассовый регулятор, который смог бы возвышаться над классовым эгоизмом общественных групп. Таковым регулятором является государство. В противоположность обществу оно есть сила политическая, сосредоточенная на подчинении, арбитраже и защите. Государство имеет право решать судьбу других людей, причем делать это открыто и законно. Лишь оно может применять легитимное и оправданное насилие — вплоть до лишения человека свободы и жизни. Общественные группы не имеют таких прав, которые имеют государственная власть, и это не случайно. Это говорит о том, что государство, несомненно, выше общества, а политика выше экономики. (Было бы не лишним вспомнить, что в основе и либерализма, и марксизма находится именно экономический детерминизм.)
Капитализм подвергает этот ясный и очевидный порядок грандиозной фальсификации. Он сохраняет за государством все его директивные, решающие функции, но делает само государство зависимым от общества. Крупный бизнес устраивает грандиозный фарс — выборы. Победить на них имеют возможность лишь те кандидаты, которые обладают достаточным количеством ресурсов. А дать эти ресурсы им может тот же самый капитал. В результате открытое господство ставится в зависимость от опосредованных манипуляций. И тогда государство действительно превращается в придаток одной из общественных групп. Оно начинает выполнять их социальный и политический заказ.
Об этом довольно образно написал политолог С. Кургинян: «…Субъект стратегии дистанцируется от политики, и мы получаем власть совета директоров, своего рода акционерное общество закрытого типа под вывеской „открытое общество“. Помимо закрытости такой элиты, задающей параметры развития в странах типа США, есть и еще одно неприятное свойство, связанное с товарнизацией государственных и исторических целей, неизбежной при формировании таких советов директоров. Ибо для них страна и народ являются прибыльным предприятием, о котором заботятся, но которое в крайнем случае можно обанкротить». («Концептуальная безопасность и ее роль для России в XXI веке»). Действительно, мы отлично видим, как товарнизация внешней политики США неизбежно ведет ее по пути крупных международных авантюр, чреватых банкротством.
Национал-патриотический миф о национальном государстве как об инструменте нации сущностно един с либерально-демократическим мифом о «гражданском обществе» (ГО). И не случайно в последнее время многие националисты заигрывают с этим самым ГО. Как не и случайно и то, что многие либералы заигрывают уже с самими националистами, всячески поощряя их в использовании чужой терминологии. Им это нужно для того, чтобы подкрепить либеральные идейки националистическим авторитетом.
Что ж, многие «националисты» и «имперцы» вольно или невольно, но весьма эффективно раскручивают либеральные брэнды. О ГО много говорилось в преддверие 4 ноября — праздник окончания Смуты. Само ополчение приводили в пример как образец этого самого ГО, хотя очевидно, что тогда имело место быть возрождение самодержавного государства, однозначно главенствующего над земским обществом. Даже «светоч традиционализма» Дугин и тот отдал дань либеральному фетишу ГО, отметив, что 4 ноября «это настоящий русский праздник, знаменующий собой рождение гражданского общества». А ведь еще не так давно Александр Гельевич уверенно заявлял: «Гражданское общество — опасная русофобская химера. Рассуждая о национальной политике в России и т.н. „конституционном патриотизме“, нужно помнить, что гражданского общества как явления у нас не существует, и более того, не может существовать по историческим причинам».
К сожалению, надо сказать, что националисты охотно клюют на демократическую удочку, впадая в правозащитный пафос. Либеральный срыв происходит даже с довольно-таки продвинутыми государственниками. В качестве примера приведу статью Рэма Латыпова «Антигосударственный национализм». При этом отмечу, что мне очень симпатичны «национал-большевики без Лимонова», к которым принадлежит Латыпов. Они сумели разглядеть все опасность либерального перерождения, охватившего лимоновскую партию. И видение политической ситуации у них во многом верное: «Страна медленно, но неумолимо идет к установлению… режима автократии бонапартистского типа. Еще Карл Маркс классифицировал подобную форму правления — бонапартизм — как диктатуру высшего слоя правящей бюрократии и военных, которая в значительной мере пытается оторваться от узкобуржуазной классовой природы своей власти и опереться на более или менее широкие слои населения».
Однако «Антигосударственный национализм» являет собой образчик срыва в либеральный уклон. Здесь русским националистам предлагается встать в оппозицию к Российскому государству. Автор пишет: «Учитывая все вышеизложенное, рискну выдвинуть тезис о том, что русский национализм в нынешней России не может быть государственным. Потому что российское государство и народ у нас это не одно целое, а противоположные сущности». При этом напрочь игнорируется тот факт, что государство уже само по себе национально, ибо неизбежно (вне даже намерения конкретных чиновников) играет роль надклассового и общенационального регулятора. Опять-таки мы видим некий опасный морализм, носитель которого исходит из оценки личностных факторов (хороший-плохой), забывая, что кроме личностей есть структуры, чья суть не меняется от прихода или ухода туда разного рода чиновников. А вот слом этой государственной сверхструктуры станет действительно сущностным. Он похоронит не только структуру, но и всю страну, чью жизнь она, структура, регулирует.
Кстати говоря, весьма любопытна и показательна аргументация Латыпова в пользу антинациональности нынешнего государства: «Борьба государства с русским национализмом и его носителями носила и носит многоплановый характер. Можно выделить несколько направлений подобного, не имеющего аналогов, преследования государством целой идеологии. В первую очередь — политическое. На протяжении всей истории российской суверенности русские националисты не имели мощной политической партии, представленной в парламенте». Сразу хочется воскликнуть — хороши же эти националисты, которые за 15 лет не сумели накопить достаточно сил, чтобы войти хотя бы в представительные структуры! Войти самим, не взирая на потуги чиновников, или составить силу, с которой чиновники вынуждены были бы войти в определенный блок. И это в условиях, когда общественные настроения все больше сдвигались в сторону национализма! Так кого же надо винить в первую очередь — власть или самих себя? (Кстати, вспоминаются выборы 1995 года. Тогда в Думу вполне себе спокойна шла Национально-республиканская партия России Николая Лысенко. Она даже крутила свой эффектный ролик с «кельтским крестом» по ТВ. И что же? Партия не собрала и процента голосов.)
Как видно, появляется некий соблазн свалить свои же слабости на «плохую власть», да еще и проапеллировать к «передовому западному опыту»: «Если в Европе националистические правые партии активно участвуют в политической жизни страны и имеют свои депутатские фракции (французский Национальный Фронт, германская Национально-демократическая партия, бельгийский „Влаамс беланг“ и др.), то в России подобное оказалось невозможно». Вот это «здорово» — совсем как либерал-правозащитники, которые любят списать провал своих партий на власти и «гебню», ссылаясь при этом на западную демократию. (Это не говоря уж о том, что в Европе далеко не во всех странах националисты заседают в парламенте. В пример можно привести хотя бы Англию. Да и в германском бундестаге упомянутая НДП никакой фракции не имеет.) Между тем, главная беда русского национализма не в том, что власть плохая, а в том, что своих Ле Пенов у него нет и пока не предвидится.
Есть опасность того, что русская оппозиция повторит ошибки русской правой эмиграции. Там тоже все жили одной лишь обидой и упорно не хотели признавать своих же ошибок и своей оторванности от реалий. В результате чего большинство правых выступило в 1941 году на стороне немцев, заслуженно разделив с ними всю горечь неизбежного поражения. Так вот — как бы и нашим националистам не пойти вместе с либералами и их любимым Западом…
Итак, национал-патриотизм «общественников» неизбежно ведет к либерализму. Как и все попытки выступить против государства (данное выступление нельзя путать с критикой режима, которая может и должна быть спокойной и взвешанной). И альтернатива этому одна — национал-патриотизм государственнического типа. О том, каким он должен быть — поговорим в следующей части.
