 |
| Фома | Протодиакон Андрей Кураев | 05.12.2006 |
В начале ноября Центр маркетинговых и социологических исследований Кадрового Дома SuperJob провел опрос на тему «Как христианство меняет мир?». 37% опрошенных ответили: «несомненно, к лучшему», 32% - «скорее, к лучшему», 2% - «скорее, к худшему», 2% - «несомненно, к худшему» и 27% - «никак не меняет». Вроде бы перевес мнений людей, позитивно относящихся к христианству, налицо.
Однако развернутые ответы респондентов даже из первой и второй группы дают совершенно иную картину. Позиции сторонников и противников христианства во многом оказались схожими. Более того, и те и другие, судя по их ответам, вряд ли смогли бы внятно сказать, что же все-таки христианство дало миру. Поэтому мы решили побеседовать на эту тему с человеком, который много лет рассказывает об этом в своих публичных выступлениях, лекциях, статьях и книгах — диаконом Андреем КУРАЕВЫМ.
Казарма общечеловеческих ценностей
— Если спросить у «человека из толпы»: что христианство принесло в мир? — скорее всего, услышишь: общечеловеческие ценности. Насколько правомерно такое утверждение?Вот эта небольшая группа людей, будь то в Нью-Йорке, Париже, Лондоне или Москве, и объявила свой стиль жизни общечеловеческими ценностями. Но стоит спросить: а что же это за ценности такие? — как начинаются проблемы.
Например, одна из фундаментальных ценностей — жизнь. Вроде бы, действительно, жить — неотъемлемое право каждого человека. Но что значит жить? кто является живым, а кто — не очень? каковы признаки жизни? Ведь с точки зрения очень многих культур человек, не прошедший религиозной инициации, посвящения, на самом деле — ходячий труп: в нем нет ни собственно человеческого, ни божественного начала. А сама физическая жизнь, для очень многих культур и религий мира, вовсе не главное. Даже для Сократа жить — это значит философствовать, а, следовательно, готовиться к смерти. Лучшие души человечества «блуждали в невидимом»: «Милый друг, иль ты не видишь, что все видимое нами — только отзвук, только тени от незримого очами» (Вл. Соловьев). Очень многие культуры исходят, скорее, из осмысления смерти, чем из провозглашения жизни абсолютной ценностью. Жить вообще стоит только ради того, за что не страшно умереть.
Так что не получается здесь общечеловеческого знаменателя.
Или, скажем, вопрос свободы. Ее тоже понимают по-разному. К примеру, для буддистского монаха это — свобода от себя самого, от своего «я», от своей самости. Нечто подобное скажет и христианский монах — и православный, и католический. И эта свобода никак не связана ни с конституциями, ни с политическими реформами, ни с референдумами, ни с парламентами.
Так что стоит лишь повнимательнее приглядеться к тому, что провозглашается общечеловеческими ценностями — и понимаешь: слишком разнообразно человечество, под какой-то единый катехизис его не подогнать. И это как раз та черта, о которой в свое время с восхищением говорил митрополит Иларион Киевский в «Слове о законе и благодати». Это был первый в мире писатель, который восхитился разнообразием человеческих лиц и увидел в этом особое проявление Промысла Божьего.
Лица людей, их сердца и умы действительно очень разнообразны. Поэтому, когда я слышу разговоры о неких общечеловеческих ценностях, я, как советский человек, начинаю подозревать, что меня опять заманивают в какую-то казарму. И мне хочется «упереться рогом» и не идти. Особенно когда во имя этих общечеловеческих ценностей начинают бомбить всех, кто мыслит иначе, и навязывать совершенно полицейскую цензуру во имя политкорректности.
Терпимость — не христианская добродетель
— И все-таки на сломе ХХ и XXI веков в северной части земного шара стало общепринятым говорить о том, что все религии одинаково духовны и ни одну из них нельзя ущемлять, поскольку иначе будет нарушено неотъемлемое (спасибо христианству!) право человека на свободу выбора, свободу совести. Поэтому все религии, оставаясь политкорректными по отношению друг к другу, должны каким-то образом составлять единую мозаику.Однако это вовсе не означает, что христиане сами готовы смотреть на другие идеологические течения с позиций так называемой толерантности или терпимости.
Вообще, к разочарованию многих моих светских оппонентов, должен сказать, что слово «терпимость» в Библии отсутствует. Нет его. Ни в Ветхом Завете, ни в Новом. Это слово не из христианского лексикона. Христос никакой терпимости не учил и ни к какой толерантности не призывал. «Все, кто приходили прежде меня, — суть воры и разбойники». Это называется — «пламенный привет Будде и Кришне». А обличение фарисеев? А бич в руке Христа? Ничего себе толерантность!
Христианство от самых своих истоков — очень полемичная религия. Кстати, слово «полемика» в переводе с греческого означает «война». Даже то, что наше Священное Писание и состояние наших отношений с Богом называется Новым Заветом, уже содержит в себе оскорбление: ведь если заключается Новый Завет, значит, прежний оказывается Ветхим — как бы упраздненным.
Когда апостолы приходили в самые разные регионы мира, всюду их ждала одна и та же судьба — казни, пытки, аресты, гонения. Хоть в Индии, хоть на Британских островах, хоть у скифов, хоть у эфиопов. И схожесть судеб всех апостолов — и первых двенадцати, и апостола Павла, и семидесяти учеников Христа, посланных проповедовать благую весть о Нем, — означает как минимум одно: они не гладили туземцев по головке и не рассыпались в комплиментах духовной мудрости местных религий.
Самый известный пример толерантности и политкорректности со стороны апостолов — это когда апостол Павел в Афинах обратился к философам в ареопаге со словами: «Афиняне! По всему вижу я, что вы как бы особенно набожны; ибо, проходя и осматривая ваши святыни, я нашел и жертвенник, на котором написано: «неведомому Богу» (Деян.17, 22−23). Но если цитировать не русские переводы, где использовано слово «набожны», и не церковнославянские, где вместо него стоит «благочестивы», а обратиться к греческому оригиналу, то там мы встретим слово Ну, — «демоны» — понятно и без перевода, созвучно с Гестия — очаг и богиня очага; отглагольная форма со значением принимать у себя дома. Дословно получается — «особо демоноприветливы». Вот и думай: обругал апостол Павел афинян или похвалил, назвав их «демоноприветливыми».
В других случаях выражения были и более резкие — христианские проповедники цитировали Псалтирь: «Все боги язычников суть бесы». Что, в общем-то, было правдой, потому что с точки зрения самих язычников, те боги, с которыми они общались, и были демонами — то есть богами «второго разряда», хотя для язычников это вовсе не означало, что они — «злые духи». Просто — «второстепенные», управляющие климатом, плодородием и так далее.
Но насильственная смерть апостолов подтверждает, что они скандализировали своих слушателей, задирали их. Кстати, само слово «скандал» присутствует в тексте Нового Завета: когда апостол Павел говорит, что мы проповедуем Христа распятого, для иудеев это — соблазн, для римлян — безумие. В греческом оригинале на месте русского слова «соблазн» стоит. Это греческое слово восходит к индоевропейскому «аскандати», буквальное значение которого — «подпрыгивать на месте». То есть подразумевается такая мера оскорбленности, когда человек, что называется, взвивается.
В другом месте, когда апостол Павел говорит о законно-ветхозаветной праведности, в славянском переводе он называет ее «тщетой», в русском — «сором». Но в греческом оригинале стоит слово, что означает, мягко говоря, «дерьмо» (вообще-то, есть и более жесткий вариант перевода). Прямо скажем, не очень политкорректное выражение.
В Евангелии мы читаем: когда Христос осадил саддукеев, задавших ему провокационный вопрос про женщину, которая была замужем за шестью братьями — чьей женой она будет по воскресении, то фарисеи, видя это, «молча удалились». Но в греческом оригинале Евангелия нет никакого «молчания», а есть слово, которое восходит к существительному — намордник. То есть, Христос «онамордил» саддукеев, попросту говоря, «закрыл им пасть». Но русские переводчики сочли, что негоже так выражаться. Впрочем, это все джентльменские, дворянские условности XIX столетия, когда делался русский перевод Священного Писания. А апостолы писали в другую эпоху. И христианство изначально было достаточно полемично. За это всегда и страдало. За это и проливалась мученическая кровь в прошлые века и, убежден, будет проливаться в новой, политкорректной империи. Христианам уже выкалывали глаза, требуя широты взглядов.
Что же касается терпимости, то это не христианская добродетель. Христианин вовсе не призван к терпимости. Христианская этика говорит: люби грешника и ненавидь грех. Грешника не надо терпеть. В том числе инакомыслящего, потому что идеологическое, мировоззренческое заблуждение — это тоже промах (а греческое слово переведенное на русский как «грех», буквально означает «промах»). Промахнувшегося надо не терпеть, а любить. И при этом ненавидеть его промах, его грех, его ошибку. Так что, христианство призывает к гораздо большему, чем терпимость — к любви. Но при этом не обязывает со всем соглашаться и аплодировать всему, что мы видим вокруг: «Ах, это просто другой стиль жизни! Другая ориентация, другая религия — это нельзя осуждать». Ничего этого в христианстве нет. Люби грешника, но ненавидь грех!
Сегодня же нас пробуют сделать этакими интеллектуальными импотентами. Потому что, если человек не будет давать оценки и вести дискуссии, это будет означать ампутацию его мысли. Ведь любая мысль, в конце концов, проводит различия, фиксирует их, пробует их аргументировать. Поэтому нынешние призывы к политкорректности, это на самом деле — призывы к безмыслию.
Две стороны одной медали: пластид и политкорректность
— И все-таки найдется достаточное количество людей, которые возразят Вам, напомнив, что именно из христианской любви к ближнему и ненависти к его греху была основана инквизиция, и в разных странах в разные эпохи устраивали «охоту на ведьм», которых из любви к ним казнили, чтобы спасти их душу от греха, в котором они жили.Конечно, мне больно сознавать, что мой родной мир — мир Европы — обречен. Он умрет. И убьет его именно политкорректность — потому что это культура смерти. Хотя бы потому, что она включает в себя насаждение однополых браков, гомосексуальные проповеди. Именно проповеди, а не просто практику. А еще одобрение легких наркотиков, эвтаназии и многого другого. Это те самые вопросы, по которым так резко расходятся Церковь и современные либеральные СМИ. То, что наши оппоненты считают процветанием и неотъемлемым правом жизни, с нашей точки зрения — лишь разные маски смерти. Хотя бы потому, что у людей, которые живут в «альтернативных» семьях, не будет детей. Оружием будущего оказалась не атомная бомба, а демографическая.
Поэтому я считаю, что тут и аргументов-то искать не надо. Жизнь сама научит. Правда, будет поздно. А жаль. Поскольку и либералы, и фанатики-экстремисты, возомнившие себя «воинами пророка», с разных сторон придут к одному результату — сокрушению остатков христианской цивилизации и в целом всего уклада жизни, который начал складываться еще в античной Греции и через Рим и Средиземноморье распространился по обе стороны Атлантики и по Восточноевропейской равнине. Боюсь, все это, если западные сообщества не опамятуются, к концу XXI века исчезнет.
Одна надежда — что западный мир все-таки откажется от морока политкорректности и поймет, что у него есть право защищать себя, свою культуру, свою веру и свои границы.
— Но, возможно, западное общество просто отождествляет себя с христианской цивилизацией, вбирающей в себя неофитов? Ведь христианство — глобальная религия, оно не имеет границ, которые необходимо защищать.
— Ну, это уж совсем извращенная логика. Известно, что далеко не все культуры интегрируются в западное общество. Даже США уже в 80-х годах прошлого века перестали быть великим «плавильным котлом» наций. Там все четче стали кристаллизоваться внутренние анклавы — испаноязычные, мексиканские, китайские, негритянские, отчасти мусульманские. Аналогичная ситуация сложилась и в Германии с турками. И алжирцы не только не собираются в массовом порядке интегрироваться во французскую культуру, но и агрессивно теснят ее, попутно поджигая попадающиеся на пути автомобили.
Уже два десятилетия я вижу в прессе одну и ту же статистику: каждый месяц в Великобритании закрывается одна христианская церковь и открывается одна новая мечеть. Так что не надо тешить себя миссионерскими иллюзиями, что, дескать, мы им откроемся, а они нас за это полюбят и примут нашу веру. Во-первых, вера — это вовсе не то понятие, в рамках которого мыслят правительства современных европейских стран, и уж тем паче всего Евросоюза. Вспомним, с какой тщательностью Жискар д’Эстен вычеркивал любое упоминание о христианстве из Конституции Евросоюза. А во-вторых, государствами Западной Европы не делается никаких усилий для того, чтобы дать мигрантам какую-то информацию о христианской культуре и, тем более, христианской вере. Да и Церковь Католическая сегодня тоже считает политкорректным не навязываться, а просто оказывать гуманитарную помощь и молча уходить, стараясь, чтобы при этом ни слова о Христе не было сказано.
Нужна ли людям Истина
— В последнее десятилетие складывается ощущение, что завершился какой-то виток глобального исторического развития и мы вернулись к исходной точке. Когда Понтий Пилат задавал Иисусу вопрос: «Что есть истина?» — он ведь не ждал на него ответа, и уж меньше всего подразумевал, что перед ним стоит воплощенная Истина. Похоже, сегодня для подавляющего большинства людей, даже считающих себя христианами, это тоже чисто риторический вопрос. Получается, Истина, воплощенная во Христе, которая две тысячи лет была так нужна людям, сегодня не востребована? Но почему?— Не надо иллюзий. «Человек улицы» никогда этими вопросами не интересовался. Что всегда реально пользуется спросом на рынке религиозных услуг — так это магия, ритуалы, обряды, ощущение некой мистической защиты, гарантии, что злая потусторонняя сила не вторгнется в мою жизнь и не поломает ее. Ну и, естественно, если есть возможность — эксплуатация позитивной религиозной энергии в свою пользу, обычно материальную. Вот что обычному человеку нужно от религии.
А с призыванием какого имени будут оказаны эти услуги, ему, честно говоря, как правило, все равно. И только очень немногие поднимаются до вопроса: «Как Твое имя, Господи?», и тем более до другого вопроса: не «Что Ты мне можешь дать?», а «Чем я могу Тебе послужить?». Это всегда было уделом очень немногих людей. Но еще Цицерон говорил, что человечество живет немногими. Есть сейчас эти немногие? Конечно, есть. Сегодня Алеш Карамазовых ничуть не меньше, чем было сто, двести или тысячу лет назад. Вопрос в том, какое место эти Алеши занимают в семье Карамазовых. Относятся ли к ним с восхищенным недоумением: «Это ж надо! я, конечно, ему подражать не буду, но все-таки то, что он смог от чего-то отказаться и сохранить в своих глазницах такие сияюще-чистые детские глаза — это потрясающе!». Или же это со всех точек зрения — маргиналы, да еще вдобавок и гонимые. Так что меняется не количество, а статус этих людей: готовы ли их искать, их слушать, оказывают ли они влияние на общественное мнение? Куда идет любопытствующий странник? В пустынь, в поисках старца и духовного совета? Или дежурит у дверей Аллы Пугачевой в надежде украсть у нее носовой платок? Вот что меняется в обществе.
— Последнее время все чаще приходится слышать начавшиеся еще в прошлом веке разговоры о том, что христианская цивилизация практически себя исчерпала, и XXI век — это век, открывающий совершенно новую страницу в истории человечества, порог некоей неведомой еще цивилизации, которую все предощущают.
— Есть некоторые объективные вещи. Действительно, полотно современной цивилизации ткется без участия Церкви и без оглядки на христианские ценности. Что касается постхристианской цивилизации, то Советский Союз и Третий Рейх уже дали ее наглядные примеры. Теперь этим занимаются США. Так что не впервой.
Но к разговору на эту тему хотелось бы привлечь два соображения.
Первое — эсхатологическое. По большому счету, глобальной пост-христианской цивилизации просто не может быть. То есть это будет уже цивилизация антихриста, а срок ее жизни определен откровением Божиим — не больше трех с половиной лет.
Второе — «медицинское». Да, иногда действительно возникает ощущение, что Христианская Церковь, пережив самые разные режимы, эпохи и испытания, выходит на финишную прямую. Конечно, постхристианская цивилизация — это некий вызов нам, кризис, болезнь. Это правда. Но дальше возникает вопрос: какая это болезнь? Ведь бывают болезни смертельные, а бывают болезни роста. Нас совершенно очевидно лихорадит, и мир вокруг нас лихорадит. Так что же с нами происходит? Это предсмертный озноб или просто зубки режутся?
Мне хочется думать, что это подростковый кризис в истории христианства. В ХХ веке Господь десницей Своей смел с лица земли все православные монархии — Российскую, Сербскую, Болгарскую, Румынскую, Греческую. Ну, глупо же объяснять все это происками каких-нибудь жидо-масонов. Библейские пророки никогда не опускались до такого уровня понимания исторических событий. В чем своеобразие Библии? Бог являет себя людям не в космических явлениях, а в истории — вот главная идея Ветхого Завета. История — это пространство теофании. Именно в истории, в исторических событиях зашифрован «код Иеговы», и надо уметь этот код разгадать.
В свое время эту позицию восприняли и византийские хронисты, и русские летописцы. Конечно, ХХ век — это особая страница в нашей истории, трагичная для Церкви. Но поэтому-то и важно услышать, какие послания передал нам через нее Господь. И одно из них совершенно очевидно. Он снял все короны в православном мире и выбросил их на свалку. Конечно, я не пророк, у меня не было никаких голосов на эту тему, но моя интуиция подсказывает: это — 25 мая, последний звонок в школе. Все, детство кончилось. Ребята, вы — взрослые.
Пока ребенок маленький, ему нужен манежик, охраняемая территория. Но когда он повзрослел, ни подгузники, ни манежики ему больше не нужны. Пора учиться быть с миром один на один. «Я с вами. А если Я с вами, зачем вам посредники в лице православной администрации и государства? Учитесь привлекать людей к Моей Церкви без их помощи, — словно говорит нам Господь через нашу историю. — Явите миру свою любовь, свою молитву, опыт своей веры, свою аргументацию, наконец». И главный вопрос XXI века, по крайней мере, для России: сможет ли Православная Церковь стать народной Церковью, не став государственной? Если сможет, значит, переходный возраст мы прошли успешно. Если нет — значит, это предсмертная агония.
И вновь скажу, что я действительно не понимаю наших либералов. Они упорно не видят перспективы: тот, кто не захочет прислушаться к Церкви Христовой, будет вынужден прислушиваться к голосу муллы. Причем очень скоро, уже для наших внуков, это будет реальностью.
По ту сторону христианской цивилизации
— Но были же в истории прецеденты, когда мир ислама противостоял христианскому миру…Триумфальные туры Мадонны по христианскому миру — это путь к глобальной Кондопоге. Как известно, террор — оружие слабых. И сегодня исламский терроризм — это ответ на «железный кулак» Америки. Но в сравнении с русскими общинами мусульмане организованы лучше и настроены воинственнее. Неспособность христиан защитить свои святыни от публичного поношения лишь убеждает мусульман в нашей выморочности, недолговечности. Они и относятся к нам, как к слабакам. И вот уже на уровне Кондопоги они кажутся сильной стороной. И как же от нее защититься, если государство лишь заклинает «политкорректностью»? И вот когда бытовой диктат «гастарбайтеров» становится совсем уж хамским, то «русскоязычное население», давно уже само утратившее христианскую культуру, обращается к самому бескультурному и, по-своему, самому естественному способу защиты — к погрому.
— А как же другие религии? Буддизм, например. Последние несколько десятилетий интерес к культуре народов Азиатско-Тихоокеанского региона в христианском мире постоянно растет. В их литературе, кинематографе, изобразительном искусстве люди пытаются найти то, что они почему-то перестали находить в христианской культуре.
— Это очередная иллюзия. На самом деле то, что сегодня лежит в книжных магазинах — это не Восток. Это американская попса на тему Востока, «карма-кола» и «быстрорастворимая нирвана». По сути, это тоже одна из форм войны против христианства — навязчивая проповедь всевозможного оккультизма и язычества. Именно проповедь, поскольку все это создается отнюдь не китайскими или индийскими авторами, а вполне западными, и изначально подгоняется под потребителя и насыщается такими идеями, которые ему будет легче проглотить. Так что не советую изучать буддизм по книгам датчанина Оле Нидала. Да и китайская философия — это немножко не то, о чем вам расскажут в ближайшем центре так называемой традиционной китайской медицины.
— Создается ощущение, что две тысячи лет назад христианство пришло в мир с полными руками даров, которые мир теперь, два тысячелетия спустя, отверг или почти отверг. И ничего хорошего в исторической перспективе его уже не ждет.
— А где в Евангелии оптимистическая историческая перспектива? «Меня гнали, и вас будут гнать». «Чашу, которую Я пью, и вы будете пить».
— Но ведь Бог поругаем не бывает?
— Это очень сложный вопрос. Что произошло на Голгофе? Поругание Бога или Его высшее прославление? И что такое ГУЛАГ, наполненный тысячами священников, — триумф Русской Церкви или Ее поражение? ГУЛАГ — это позор для заключенных в нем священников: как же они смогли посеять такую ненависть к себе в пасомом ими народе! Но ГУЛАГ — это и слава для них: свою веру они смогли сохранить и в условиях, радикально отличных от «чаепития в Мытищах близ Москвы». Понятно, что надо быть воистину «фанатичным христианином», чтобы в социальном позоре увидеть триумф.
Так что, если мы говорим об исторических перспективах в категориях более или менее общепринятых, общечеловеческих, то здесь все понятно: христианство ничего хорошего не ждет. «Сын Человеческий, придя, найдет ли веру на Земле?» Вот и все. Конечно, христиане могут надеяться на метаисторический триумф, на Второе пришествие Христа, которое разрушит царство антихриста. Но это уже — по ту сторону истории.
А пока… Ну, как обычный епископ оценивает успешность работы своего епархиального управления, приходских священников? Он смотрит, сколько храмов построено, сколько церковно-приходских школ открыто, в каких светских школах или университетах проведены беседы, сколько статей опубликовано, и в какой интонации в этих статьях говорилось о епархиальной жизни, чего в них было больше — критики или позитива. Вполне понятные человеческие критерии. И с точки зрения этих критериев — христианство на пределе истории проиграет.
Но идентичен ли нынешний кризис последнему кризису — это вопрос открытый.
