Корреспондент «МК» побывал в гостях у старообрядцев
Лица у них какие-то неестественно правильные, будто со старинных икон списаны. Старики все чистенькие, ухоженные, с окладистыми белыми бородами и глазами-лучиками. Сверху рубашки — непременный поясок, древняя защита от темных сил. Женщины под стать мужьям, только поясок-оберег под одеждой прячут. «Петр усомнился — тонуть стал», «пошел в церковь — из тюрьмы вышел», — сыплют направо и налево мудростями, впрочем, никому ничего не навязывая. Люди эти — раскольники или староверы. Живут они долго и счастливо, проводя дни и ночи в трудах, постах и молитвах. Называют себя истинными православными, хоть и крестятся двумя перстами. Вешают на деревьях иконы и устраивают в лесах молельни, которые почему-то никто даже не пытается ограбить. С XVII века их называли раскольниками. В Сибири, в глухих старообрядческих деревнях, куда простому смертному путь заказан, до сих пор телевизор есть только в доме у старосты. Включает он его раз в день, вечером, чтобы посмотреть новости и узнать, не начались ли новые гонения на староверов. Предки егорьевских (а если на старый манер — гуслицких) старообрядцев бежали из Москвы за сто верст от церковных реформ и смертных казней. Веру свою они никогда не предавали, но и лишний раз не афишировали, принимая любые правила игры. «На все воля Божья», — любили повторять староверы и при царе-батюшке, и при коммунистах. Теперь вот так же говорят при демократах. Гуслицкие староверы считаются людьми суровыми, с крутым нравом и неуживчивым характером. Именно таких, самых непримиримых новгородцев, восставших против присоединения к Москве, ссылали в здешние места еще при Иване III. Хотя насчет неуживчивости историки, видно, все же немного приврали, иначе вряд ли бы здешние старообрядцы стали известнейшими на всю Россию фабрикантами и купцами. Морозовы, Зимины, Балашовы, Рахмановы, Хлудовы, Солдатенковы, фарфоровый король Кузнецов в конце концов, — все они были выходцами из гуслицких деревень, 90 процентов которых и по сей день старообрядческие. «Как я с ним намучилась!..» В селе Шувое не говорят «спасибо». Только «спаси Христос» и «благодарю». А иначе от Бога буква отлетает (спасибо — спаси Бог). Если же вместо «здравствуйте» скажешь на пороге «мир вашему дому», то в ответ радостно заулыбаются и пригласят в дом. — Настоящих старообрядческих семей, где из поколения в поколение чтили бы все традиции, осталось мало. Но мы из таких, — говорит хозяйка дома Анна Ефимовна Пчелина. — А вон напротив, у соседей, как старая хозяйка умерла и появилась сноха из церковных, так наперекосяк все пошло. Потому что истинной веры у молодых нет. А без нее — никуда. Неподалеку от села жили в скитах монахи-иноки. Кроме них да волков больше в лесу никого не водилось. Возвращался как-то среди ночи старовер домой — обложила его голодная стая со всех сторон, только и успел на дерево залезть. Холод стоял собачий — понял мужик: если и не сожрут его, то от мороза точно околеет, и причем очень скоро. И начал из последних сил истово молиться Георгию Победоносцу, обещая отблагодарить его за чудесное спасение иконой. Вдруг видит: будто взял кто-то в свои руки огненную хворостину — и как начал ею зверей охаживать! Те завыли, побежали в разные стороны… А мужик свое обещание выполнил: висела та иконка на дереве вплоть до середины 50-х, пока от старости не развалилась. А вскоре появились в лесах и другие иконы: говорят, кого-то Господь уберег от пожара, кого-то — от автомобильной аварии. Дома у Пчелиных идеальная чистота, посредине гостиной — швейная машинка. Работы хватает всегда: огород, живность, да еще молитвы иногда по нескольку часов в день отнимают. — Нет, комсомолкой я никогда не была — меня бы мать убила. А мужа все в партию звали, но он отказался. Хотя у нас много знакомых партийных было, — разливая чай, говорит Анна Ефимовна. — Мы же только на себя и на Бога надеялись, и он всегда нам помогал. С Божьей помощью у них с мужем Алексеем Деевичем, в прошлом летчиком, а ныне истопником, пятеро детишек народилось. Все — староверы, впрочем, как и внуки. Старшая, Наталья, потрясающие лестовки (старообрядческие четки. — Е.М.) делает, с крошечными кармашками, куда, записанная на бумажку, прячется молитва. — Молитва многое может, — улыбнулся седовласый Алексей Деевич, подпоясанный поверх клетчатой рубашки. — Я в Егорьевском летном училище инструктором был. Выполнял с курсантом учебный полет, а у нас на 100 метрах единственный двигатель у «вертушки» отказал — и оба живы остались. Да… — Мой-то, о-о! Ведь красавец в молодости был. Как я с ним, девочки, намучилась… Знаете, девки-то за ним бегали — просто ужас! А некоторые прямо подходили и говорили, что уведут его у меня. Я-то что, баба простая, ткачиха, образование четыре класса, но ничего, подбоченюсь и шикну: «На день уведешь, а на следующий ко мне вернется». А сама домой бегу, молиться. И ведь правда: до сих пор друг друга любим прямо неземной любовью! — крестится Анна Ефимовна. — Неужто правда такая молитва есть? — А то как же!.. А что — гуляет? — сочувственно смотрит в глаза. И лезет наверх за тонкой книжицей. — Так, записывайте: «Святые мученицы и исповедницы Гурие, Самоне и Авиве, молите Бога о нас!» — это лучшая молитва от блуда. Каждый день читать надо — чем больше, тем лучше. Так что не ленитесь! И, вспомнив, что пора к козам бежать, благословила нас на дорожку. В гости за невестами Никто уж и не вспомнит, откуда это пошло, но деревни Ляхово и Слободищи издавна считались колдовскими, и дочерей туда замуж не выдавали. Приходилось «нечистым» родниться, пока на обе деревни не осталось несколько фамилий. «Колдовские» девки, впрочем, в девках не засиживались: дабы не выродилась дедовская порода, привечали людей пришлых. Появится незнакомец — глядь, а через пару недель уж и свататься спешит. «Точно — околдовали», — не сомневались в соседних селах. В последнее годы повадились к егорьевским старообрядцам иностранцы. Из Америки едут, Румынии, Канады… Говорят, в гости, на самом деле — за невестами. Тоже староверы, только общины у них гораздо меньше российских, и там уж давно все родственники. Ходят по храмам, к девушкам присматриваются. После службы знакомятся. — Вот недавно у нас случай был. Приехал парень, из Румынии, кажется. Поселили его в хорошей семье, — рассказывает староста церкви Андрей. — Он учил иконы реставрировать, а там девушка на выданье была. Пожили в одном доме, присмотрелись, а потом и полюбили друг друга. В Румынию уехали вместе… Мы ж друг друга с детства знаем, все плюсы и минусы. И кто чей сын, и как в семье живут. И на службах встречаемся, и в другие храмы ездим, и в походы ходим. Вообще, браки у староверов крепкие, на небесах закрепленные, — какие ж они перед Богом муж и жена, если в церкви не венчаны? Отсюда и ответственность в выборе кандидатуры, и долготерпение, если все-таки «промахнулся». Пришел как-то старовер к священнику. «Развенчай, — говорит, — обратно, а то с женой сил никаких больше нет — блудит!» Поп взглянул строго: «Нет! Мало ли — блудит, а ты-то на что? Воспитывай!» Мужик упрямый был, все равно развелся. Так ведь и батюшка не лыком шит оказался: только через семь лет обвенчал его с новой женой. Таких случаев, впрочем, немного. Другое дело, когда женятся разноверцы. — Тетка моя замуж выходила в войну, обвенчались, все как положено, — вспоминает Анна Ефимовна. — А муж ее ни в какую детей не хотел: делай аборт, и все тут! И батюшка разводиться запретил — вот как хочешь, так и живи. И ведь как-то справилась с мужиком-то, четверых родила. А муж, хоть и крещеный, да неверующий поначалу был, а потом одним из лучших прихожан стал. Вот и не верь после этого в чудеса!.. А бывало и наоборот: уводили мужчин-староверов из храма. Историю отца Ивана знает здесь каждый. — Вечерняя служба была, и вот среди ночи — крики, стоны… Вбегает в церковь его жена — из нововеров — и кричит-плачет: «Зачем ты в священники пошел?! Не нужно нам все это! Не могу так больше!» Бросил он после этого приход — видно, любил ее дюже крепко. Отрекся от Бога — да вскоре пропал. Говорят, умер через полгода, от тоски. Да и как можно жить без Бога? И главное — зачем?! Жизнь по Уставу Жизнью староверов управляет Устав. Алкоголь, табак, азартные игры под запретом. Правда, в последнее время стали возможны и некоторые поблажки. Теперь не нужно, выходя замуж, сбривать волосы или прятать их под платок. — Что вы: в волосах особая сила заключена, это ж каждый знает. Может, и от язычества это, но наши предки всегда к этой традиции относились трепетно, — поправляя пуховый платок, говорит одна из бабулек и осуждающе поглядывает на наши непокрытые головы. Перед тем как чай заваривать, промывали его староверы холодной водой, чтобы «смыть грязь языческую китайского царства». Но вообще раньше за чаепитие могли и от общины отлучить. Вот залить кипяточком полезную травку — дело другое, богоугодное. К травникам же здесь всегда относились трепетно, хоть и побаивались. Правда, как только хворь какая случится, бежали не к лекарям, а к бабкам-знахаркам. Ели старообрядцы из общей тарелки, хлеб отламывали, а гроб несли на длинных полотенцах. Позади процессии чопорно шествовали бабки-читалки. Все три дня, пока покойник прощался с домом, они не отходили от него, наговаривая десятки молитв. Старообрядческие бабки-читалки есть до сих пор — правда, теперь отчитывание умершего превратилось в доходный бизнес. — Деревни и кладбища поделены, и читалка со стороны на чужой погост не сунется. А то, сами понимаете, и побить могут, — разговорился дедок-старовер. — А вообще у нас батюшка перед отпеванием не только причину смерти смотрит, но и требует, чтобы справка была о наличии алкоголя в крови. И если покойный выпимши был, то тогда, как самоубийцу, закопают его за оградой. Да и к чему такому с благочестивыми лежать — он ведь все равно в рай не попадет… После священника первый человек в общине — начетчик. Лицо он не духовное, отец родной, вроде политрука в армии. И по душам поговорить, и дело какое решить. С настоящими начетчиками — людьми энциклопедически образованными как в церковных, так и в светских науках, — в последнее время, правда, напряженка. — Вот Иван Федорович Медведев — из настоящих, — уважительно говорят староверы. — Ему уже давно за 80, и живет он отдельно от людей, в лесах, как схимник. Только вы к нему сейчас туда даже на джипе не доберетесь. Но поверьте на слово: это мудрейший человек. И словно в подтверждение этих слов редакционная «Нива» предательски забуксовала… — В XIX веке у старообрядцев было много начетчиц-женщин. Они переписывали старинные книги, украшая страницы особым гуслицким орнаментом, аналога которому нет нигде в мире, — рассказывает Сергей Михайлов, московский историк и большой знаток здешних мест. — А вообще Гуслицы — это уникальный район. Здесь задолго до революции население поголовно было грамотным, в том числе и женщины. После 1846 года, когда у старообрядцев появилась своя Белокриницкая иерархия, отсюда вышло много священников, которые служили от Польши до Дальнего Востока. Да здесь скиты со старцами были целы даже после 1945 года! Содержать старцев было почетной повинностью: неделю инока кормила одна семья, следующую — другая. И никакая власть ничего с этим не могла поделать: все друг друга покрывали. А вот страх — на генетическом уровне — все равно оставался: вдруг их снова запретят и погонят?! Рай для раскольников и бандитов Гуслицкие староверы во все времена считались зажиточными, потому что вкалывали не покладая рук. В газете «Правда» за 1917 год даже любопытная заметка на сей счет была: журналисты гадали, к кому же классу их причислить. Вроде крестьяне — с утра до ночи в поле пашут, а вроде и рабочие — на ткацкой фабрике трудятся, да еще заказы на дом берут. В коллективизацию определение нашлось: кулаки. Земля бедная, только хмель богемский рос на ней вольготно. Не уберешь вовремя — сиди всю зиму без денег. Привлекали староверы на работу посторонних, за что и были потом многие семьи разорены. А ведь знатный был хмель!.. До сих пор, увидев подвыпившего человека, здесь говорят: «Гусляк в голову ударил». В царские времена вдоль хмельных полей стояли кабаки. Староверы туда не захаживали, зато ворье и грабителей манило как магнитом. Они бежали сюда со всех округов, потому что по закону полиция могла брать их только на своей территории. Узнав об облаве, отсиживались в соседнем районе — как нынешние американцы в Мексике. Потом возвращались — знали, что староверы никогда их не заложат, потому что сами гонимые. Да и не принято это у них. Даже в самые черные годы староверы и нововеры отлично ладили. Первые помогали последним материально, те, в свою очередь, никогда на них не стучали. Во всех отчетах Гуслицы было местом православным, и лишь когда сюда приезжали проверяющие из Москвы, сановным крикам не было конца: «Да здесь же одни раскольники!!!» Староверы доставали кошелек, и снова все было шито-крыто. Раскольники и православные вместе ели, пили, но не молились. «Не нашей веры да не молиться!» — этот плакат-напоминание так и висит в слободищенской церквушке. Даже при советской власти в каждой старообрядческой деревне была пара домов, куда народ приходил пообщаться с Господом. Храм св. Никиты, построенный в 1915 году, вообще никогда не закрывался, а в 1947-м, только по официальным данным, в другой церкви, в Алешине, было 17 тысяч прихожан. До конца 60-х в соседней молельне, а по совместительству зернохранилище, сохранялись лампады и иконы. Сгинули они лишь во время последнего, хрущевского гонения. «Это Бог тебя ведет, продолжай» Змей-искуситель, огонь из преисподней, черти и дьявол — на православных иконах такого не увидишь, а на старообрядческих даже святого Христофора с мордой собаки изображали. Прекрасный римлянин был слишком красив и возбуждал у своих прихожанок совсем не те чувства, на какие рассчитывал, — вот и попросил Господа обезобразить ему лик. После раскола иконы эти сжигали или закрашивали. Нововеры запретили святотатство: ведь на самом деле святому Христофору голову отрубили. Иконы эти передавали из поколения в поколение. Ими крестили, ими благословляли, ими отпевали. В Егорьевском музее есть уникальные экземпляры, их во всем мире — по пальцам пересчитать. Гуслицкие иконы славились по всей Руси. Самые знатные иконописцы жили в деревне Гора. Последний из них умер в середине 90-х, так и не успев никому передать особый гуслицкий секрет. Теперь вот местный художник Александр Хлебников опытным путем пытается его разгадать. — Как жаль — столько всего утеряно! — сокрушается Александр. — Старообрядческие иконы покрывали специальной олифой. Варили ее сами, зимой, в холодной избе, чтобы не было кругом ни пылинки. И покрывали не кистью, а руками! Вот подбираю сейчас минералы, растираю их с землей — пытаюсь найти нужные краски. Все-все нужно особое, даже желток: яйцо должно быть домашнее, оплодотворенное… Вы знаете, как это интересно: «слетать» в прошлое, почувствовать себя Леонардо да Винчи или Андреем Рублевым! Я попробовал — это затягивает… Отец у Хлебникова был старовером, мать — православной. Сам Александр ходит причащаться в обычную церковь к обычному батюшке, а вот староверы считают его своим иконописцем. — Когда написал первую икону — «Великомученика Никиту» — и ее установили рядом с Чолоховом (именно в этом селе начали свою деятельность миссионеры, там же появилась первая старообрядческая икона. — Е.М.), то у меня прямо мурашки по коже пошли. Странная вещь, мистическая… Подходят к ней бабушки, целуют ее, а потом ко мне идут: «Молиться на тебя, сынок, будем. Это Бог тебя ведет, продолжай», — вспоминает Хлебников. — Хотя я считаю, что настоящую икону может написать только сильно верующий человек, а лучше монах, который живет в узкой келье, никуда не выходит, а только молится и рисует. Вот тогда сойдет на него Божья благодать, а икона будет считаться намоленной. Напоследок подарили нам старообрядцы свой календарь. Напротив каждого дня какой-нибудь значок стоит. Внизу — расшифровка: «скоромное не есть», «без растительного масла», чуть ли не каждый четвертый день — «пища не поставляется». — Это как же — совсем не есть, что ли? — Ну да, усмирять плоть, — заметно взгрустнул наш провожатый. — А если хотя бы маслица?.. — Ой, что вы, — отчаянно замахал старовер руками, — батюшка целый год грехи отпускать не будет. Ну его… И уже сажая в машину добавил: — Может, не будете ничего писать? Вдруг хуже будет, а?..
