Раиса Переворачивающая душу картина — очередь к Богу в крещенскую ночь. Мы едем в Раифский мужской монастырь и все никак не можем доехать. Время как будто уснуло над узкой дорогой, на которую с двух сторон тесно наваливается темень векового заповедного леса. Ночь стоит безлунная, но светло так, что можно читать: два встречных транспортных потока, движущиеся со скоростью черепахи, освещают друг другу путь. Пошел третий час, а мы никак не можем преодолеть четыре километра, отделяющие нас от желанной цели. Пешком бы давно дошли до святого источника, но приткнуть машину некуда. Я не вижу на встречных лицах нервозности, как это бывает, когда торчишь в уличной пробке. Очередь к святой обители — дело сугубо добровольное. Правда, изредка какой-нибудь нахалюга пытается прорваться вперед, вырулив на встречную полосу, но, уткнувшись в слепящие фары, тут же под насмешливыми взглядами вынужденно ретируется в общий строй. Видать, за регулировщика сегодня тут сам Господь Бог. К слову, за крещенские сутки в сторону монастыря, по оценкам милиции общественного порядка, проследовали до пятидесяти тысяч автомобилей. Были машины и с московскими, самарскими, ульяновскими номерами, не говоря уж о самых ближайших соседях — чувашах и марийцах. Принять крещение в проруби на озере, набрать освященной водицы смогла едва ли десятая часть паломников. Большинство возвратилось ни с чем, не решившись выстоять многочасовых очередей… Слава Раифского монастыря, кажется, возрастает в геометрической прогрессии. Ручеек паломников, не иссякающий в будни, в дни торжественных богослужений напоминает бурлящий поток, переходящий в лавину. Это, с одной стороны, радостно монастырской братии, а с другой — служит предметом новых забот. Только вроде бы автостоянку расширили, но и этого теперь мало. Опять же мост укрепить надо — негоже, если провалится. У природоохранников же — сплошная головная боль, ведь лес вокруг монастыря — заповедный. Последняя инстанция Есть в наместнике монастыря — архимандрите Всеволоде — большая притягательная сила. Святая обитель, которая традиционно живет обособленной жизнью, отнюдь не замыкается в себе. Люди приезжают сюда со своими проблемами, трагедиями, реже — с радостью. Для многих монастырь — последняя инстанция. Когда жизнь утрачивает смысл и становится одной сплошной болью, человек в душевных терзаниях, на грани срыва, самоубийства переступает порог монашеской обители. Он жаждет слова, он ищет понимания. И он находит его здесь. — Нас называют психологами, но это неверно, — говорит отец Всеволод. — Священник — это намного глубже. Это спасение души. Я считаю, что самое страшное в Отечестве, когда священникам перестанут верить. Институт монашества — сложное явление. Говорят, чтобы понять монаха, нужно стать монахом. Это своеобразная жертвенность, но если бы ее не было, не было бы открыто многих законов в мире, и не только духовных, считает отец Всеволод. Признается, что было ошибкой вначале, когда, получив Раифу и объявив о восстановлении монастыря и его реставрации, сходу постригли желающих в монахи. Кто-то ушел, не выдержал. Потому сейчас человеку дается время на обдумывание — до семи-восьми лет. Это называется школа послушания. Оставив в прошлом все свои амбиции, неудачи и обиды, человек должен не только отказаться от многого, начиная с вредных привычек типа пристрастия к табаку и алкоголю, он должен себя п о с л у ш, а т ь. Да, сюда бегут, чаще страшась мира, негодуя на его несправедливость и жестокость. Но ведь жить в обители куда сложнее, ибо к аскетическому образу жизни надо прийти сознательно. Не есть мяса, не видеть телевизора, слушаться беспрекословно старшего духовного лица и с благодарностью делать любую черную работу. Опять же в монастыре единовластие, все живут по монашескому уставу. В роли мирового судьи — наместник, решение которого не обжалуется. К ритуалу пострижения в монахи приходят немногие. Все происходит торжественно, при свечах. Кандидат в избранники принародно и добровольно отрекается от одного мира и открывается для другого — духовного. Какие тернии преодолевает его смятенный дух в тишине кельи, прежде чем прийти к смирению и великой истине? Спросите об этом монаха… Я спросила настоятеля, который никогда не был женат и не может быть женат: влюбляются ли в него женщины? От неожиданности вопроса отец Всеволод даже растерялся вначале. А потом улыбнулся: — Это может мучить монаха до тридцати лет. Мне тоже писали письма и стихи. И это вполне нормальное жизненное явление, что кто-то хотел увидеть во мне не наместника, а мужчину. А вот проблемы выхода неутоленным отцовским чувствам перед священником не стоит. Он уже семь лет окружен детьми, за которых жизнь готов отдать. А те, в свою очередь, готовы умереть за своего «дедушку». Но об этом — позже. Преодолеть постулат — любить только братской любовью, отречься от личной жизни и принадлежать всецело Богу — могут действительно только избранные. Как-то пришел в монастырь совсем юнцом: девушка любимая предала, это крах всему, не могу жить! Взмолился: возьмите в монахи. Ну ладно, дали ему место в келье, поставили в котельную уголь таскать. Через две недели молодой человек отпросился домой. Спустя неделю, совершенно счастливый, привел ту самую свою первую любовь. Вот, мол, помирился, вы уж извините… Зачем Калягину Раифа? Мы много говорили с отцом Всеволодом о социальной роли монастыря. Обитель помогает ближайшим селам, школам, интернатам, детской колонии, которая находится рядышком, за стеной. Монастырь содержит мощную пожарную команду из послушников, так что когда в округе случается возгорание, звонят сразу сюда. Есть несколько часовен в местах заключения. Проводятся беседы в наркологических диспансерах. Как что «лишнее» появится, монахи несут добро тем, до кого у государства руки не доходят. Вот недавно той же детской колонии телевизор с огромным экраном вручили. На рождественских елках до восьмисот подарков раздали ребятишкам. Хотя монастырь и сам нуждается в финансовых средствах, но ему Бог помогает. Помогает, вероятно, и то, что наместник Раифы в прошлом был комсомольским вожаком в школе. Организаторские способности, хозяйственная жилка и дипломатические навыки наместника позволяют монастырю жить с заглядом в будущее. У Раифы много друзей и почитателей как среди простого населения, так и знатных лиц. VIP-персоны типа российского министра Починка или татарстанского банкира Богачева, спикера республиканского парламента Мухаметшина или экс-президента России Ельцина не гнушаются лично позвонить и приехать в гости. Внимание столичных «звезд» наподобие Юрия Шевчука или Александра Калягина тоже не в новинку. Можно подумать, что Раифа сама зазывает их в неких корыстных или рекламных целях. Однако все наоборот, утверждает наместник. Ведь тот же Калягин мог бы и не тащиться куда-то в даль, а принять крещение в столичном благолепии под патронажем самого патриарха. Кто им, известным, какой-то безызвестный монах, поднимающий в трудах и стараниях провинциальный монастырь? А вот поди ж ты… Переступая порог намоленного веками места, они оставляют снаружи весь свой светский лоск и даже не вспоминают о своих громких регалиях и славе. Впрочем, чем тут умиляться? Кто будет в святой обители стоять перед ними на цырлах? Вероятно, таким и должно быть то место, где все равны перед Богом. «Жемчужина» монастыря На подковырки о своем боевом комсомольском прошлом отец Всеволод отвечает, что можно с коммунистической идеологией не соглашаться, но отрицать тот факт, что партия и комсомол были организующей и объединяющей молодежь силой, не приходится. Взамен в одночасье исчезнувших «зарниц», тимуровского движения и студенческих строительных отрядов мы получили раннюю наркоманию, алкоголизм и проституцию. Летом монастырь дает возможность примерно ста ребятишкам из малоимущих семей заработать себе на одежду и школьные принадлежности. Родители рады-радехоньки — чада под присмотром, сытые (кормят бесплатно), да еще и денег дают! Дети, конечно, стараются, делают все, что по их силенкам, — таскают песок, лепят кирпичи, поливают клумбы. Понятно, что монастырская братия и без этой помощи обошлась бы, так как больше шума и хлопот. Но на эти затраты и заботы в монастыре идут сознательно. И вот тут, как мне кажется, настало время рассказать о той самой «жемчужине», которая взращивается в теле монастыря с Божьей помощью. Это послушники из детского корпуса. Чтобы сократить ахи и восторги по поводу того, какие тут созданы условия, скажу так: директорам детских домов, изъявившим желание посмотреть на условия собственными глазами, делается плохо. От зависти. Компьютеры, Интернет, караоке, море игрушек и конструкторов, трижды в неделю поездки в спортивный зал, хоккейная площадка, репетиторы по английскому, музыке, истории и правилам дорожного движения. Все это — помимо занятий в обычной школе, куда дети уезжают утром на автобусе. Даже если я что-нибудь и забыла включить в список, перечень этот не способен передать основного — всеобщей атмосферы трепетной любви и уважения к личности каждого ребенка, находящегося на попечении монастыря. Если кто заболеет, все на цыпочках ходят и говорят шепотом. Монастырским воспитателям ведомо то, чему не обучены современные педагоги с дипломами. Оказывается, из бывших отбросов — беспризорников-бомжей и малолетних нищих-попрошаек (а других детей здесь и быть не может) можно слепить совершенно нормальных людей с высоким интеллектом и светскими манерами. Не знаю, как насчет наличия хотя бы алюминиевых вилок в сегодняшних школьных столовых, но в трапезной детского корпуса без салфеток и сервировки, предусматривающей для каждого едока по две ложки, две вилки и два ножа, не садятся за стол. Причем обучению детей хорошим манерам придают столь большое значение, что при мне настоятель «пригрозил»: количество ножей и вилок скоро доведем до трех. Дипкорпус, и только! Обучить манерам — не самоцель. Юным послушникам приходится бывать в миру в самых разных ситуациях. Уже ездили в Иерусалим, на Кипр… — Перед поездкой в Париж, — рассказывает отец Всеволод, — я собрал их на беседу. Они ведь «подъездные» дети, могут выкинуть фортель, украсть, например. И вот говорю, вы — счастливые. Другие имеют родителей, а не могут позволить себе многое. А Максим мне в ответ: лучше бы я имел маму, а в Париж не поехал. Конечно, они скучают по тому, чем их жизнь обделила. Первые дни и месяцы, отмывшись от подвальной грязи, вшей, отойдя от болезней, они все еще смотрят волчатами. Они все еще никому не верят и, даже наевшись вечером до отвала, украдкой утаскивают в кровать ломоть хлеба. А потом они прикипают намертво к своей новой семье, где все так надежно, как солнце по утрам. За семь лет, со дня открытия детского корпуса, отсюда никто не убежал, это о многом говорит. Когда в Париже Рому хотели усыновить, он, даже не задумавшись над соблазном, сказал, что не променяет свою Раифу ни на какую другую семью. Кстати, хоть монастырь и называется мужским, в нем служит немало женщин. В основном это репетиторы и воспитательницы. Например, матушка Анастасия из Буденновска, которую мальчишки зовут мамой (папой они зовут своего официального попечителя — игумена Силуана), имеет звание заслуженной учительницы, сорок лет проработала педагогом в школе. Партизанское прошлое и два высших образования за плечами матушки Софьи, которая была когда-то главным агрономом Зеленодольского района. Имеет награды от Сталина и Путина. Про нее московская киностудия документальный фильм сняла. Вообще, дети растут в окружении талантливых и мастеровых людей. Все великолепие монастырских храмов, где внутри кроме стен ничего не было, воссоздано руками послушников и монахов, бывших в миру художниками, скульпторами и резчиками. Воспитанникам в монастыре, в отличие от взрослых, позволительно многое. Чтобы не отставали в физическом развитии, мальчишек кормят мясом. Просмотр телепередач разрешен. Наместник, позволивший недавно мальчишкам создать вокально-инструментальный ансамбль («Только при условии, что троек не будет!»), считает, что не вправе препятствовать развитию талантов. Монастырь вовсе не ставит своей целью сделать из воспитанников монахов. Отнюдь. Из двенадцати первых выпускников только двое пошли в семинарию, остальные поступили кто куда: банковская школа, ТИСБИ, Институт Сороса, академия искусств, академия МЧС, академия МВД. При этом все «родственные» связи с монастырем сохранились. По окончании учебы в вузе каждому купят квартиру. Женится если — обвенчают как положено и свадьбу справят. А пока по выходным и на каникулы студенты едут домой в Раифу — к маме, папе и дедушке…
