 |
| Православный Санкт-Петербург | Протоиерей Иоанн Миронов | 27.11.2006 |
 |
| о. Иоанн Миронов |
Вот мой первый вопрос. Многие люди сейчас боятся дожить до старости. Время наше жестоко к старикам. Что бы вы могли им посоветовать, чем подбодрить?
— Это верно, время-то жестокое… Но так Господь нам попускает для того, чтобы мы жили благоразумно, по-христиански и перед смертью принесли полное покаяние. Тогда и годы легки, и в старости может посетить радость. Не всякая старость бывает в тягость. Вот, в молодости бывал я у старца Серафима Вырицкого — он и болезненным был, и пожилым, а, лёжа на одре, приносил людям столько радости, столько любви! Вот тебе и старость. Праведнику Господь даёт вместе с преклонными летами великую духовную силу и великую мудрость. Плод старости — мудрость. Хотя есть и молодые — вот как о. Александр Рождественский, основатель Александро-Невского общества трезвости: он и молодой был, а народ его почитал за великий ум… Недавно читал об этом замечательном петербургском батюшке, отвоевавшем тысячи людей у демона пьянства; умер он совсем молодым, а сколько успел сделать! Всякий возраст может приносить свои плоды — и молодость, и старость… Старость, кроме всего прочего, развивает в человеке благодарность: за каждый новый прожитый день, за каждый час благодаришь Господа! Старость — великая милость Божия. Так вот и передай от меня своим читателям.
— А всё же, батюшка, иной раз посмотришь на стариков и задумаешься: почему жизнь человеческая должна завершаться этими долгими годами немощи и упадка? Почему бы не умирать в расцвете сил душевных и телесных?
— Господь Своей мудростью установил, чтобы первые люди жили чуть ли не по тысяче лет. У них расцвет сил несколько столетий продолжался… Но когда человек обветшал и стал склонен на сильный грех, Господь и убавил ему лета. И пророк Давид — что сказал?..
— «Дней лет наших — семьдесят лет, а при большей крепости — восемьдесят лет; и самая лучшая пора их — труд и болезнь, ибо проходят быстро, и мы летим» (Пс. 90. 10, 89−10).
— Проходят быстро… Поэтому и старость Господь даёт, чтобы было время приостановиться, оглянуться, задуматься и передать свой духовный опыт молодым, наставить их на путь истины, дать им хороший пример своей жизни…
— Батюшка, да правда ли, что старость мудрее молодости? Ведь в преклонных годах и умственные силы слабеют…
— Конечно, не в летах мудрость: её Господь Сам посылает, когда захочет. Великий пророк Соломон был юн и ничего не просил, а просил только, чтобы Господь дал ему мудрости, и Бог наградил его великим умом. А праведника Господь в старости не оставит без ума, нет, не оставит.
— Вот ещё какой вопрос у меня есть: уже 20 лет народ идёт в церковь свободно, никто нам не запрещает приходить к Богу. Но скажите: люди, которые за это время так и не переступили церковный порог, они что — все погибли для вечности?
— Не нам судить, не нам судить! Что мы думаем о людях, и что Господь о них думает — это как небо и земля друг от друга отстоит. Мы не можем знать ничего: может быть, кто-то и ходит в храм, а спасения не примет, а кто-то и не ходит, но за что-то, нам неведомое, он велик в очах Господних. Поэтому нам и гадать не нужно. Помнишь, как в «Деяниях Апостолов»: Корнилий-сотник был не иудеем, но Господь послал к нему Петра, чтобы тот крестил его и всю его семью. Как там сказано? «И когда Петр пришел в Иерусалим, обрезанные упрекали его, говоря: ты ходил к людям необрезанным и ел с ними» (Деян. 11, 2−3). А Пётр что ответил? «Если Бог дал им такой же дар, как и нам, уверовавшим в Господа Иисуса Христа, то кто же я, чтобы мог воспрепятствовать Богу?» (Деян. 11, 17).
— Батюшка, вот что ещё меня мучает: стыдно говорить, но я чувствую, что люблю только Бога и вас. Даже самые близкие кажутся мне временами далёкими. Почему так?
— Так бывает… Мы привязываемся к духовному отцу, а своих близких видим каждый день: чем-то они нас прогневляют, чем-то расстраивают… Тяжело становится всё покрывать любовью… Надо так своё духовное устроить, чтобы к любому человеку, который хоть чем-то тебе в жизни послужил, чувствовать благодарность и стараться отблагодарить его в свою очередь, чтобы круг любви не размыкался ни на минуту.
— Недавно с моей хорошей знакомой, православной женщиной, случилась беда: её 19-летняя дочь по турпутёвке попала на празднование ночи Ивана Купалы. Как она там веселилась на этом языческом празднике — не стоит рассказывать. Одно скажу: теперь врачи-психиатры не могут привести её во вменяемое состояние. Что делать в подобных случаях?
— А что теперь делать? Только молиться. Многое может молитва матери. Думать надо было, прежде чем отпускать девочку в 19 лет неизвестно куда одну. Надо было вместе отправиться в эту турпоездку и посмотреть, чем занята молодёжь. У меня внучка учится в Медицинской академии — так её по утрам всегда провожают на учёбу и встречают по дороге домой. А почему? Потому что время такое. Блюдите, как опасно ходите. Вот, взять о. Александра Захарова: пришли к нему ночью, выстрелили… Или о. Александр Жарков, который в Гатчине жил: вывезли за город и расстреляли. Потому что мир во зле лежит…
— Но православная ведь девушка…
— Я понимаю, что православная… А разве эти батюшки не православные? Я вот читал недавно в одном журнале: монахиня из Перми читала ночью Псалтирь по покойнику, а к ней сзади подошли, ударили — и насмерть! Видите, какие страдания несут православные люди!
— Летом по вашему благословению я побывал в Великобритании. Удалось наконец разыскать могилку Антония Сурожского. Теперь думаю: неужели тамошний приход не нашёл денег на более достойное захоронение для этого замечательного проповедника? Там же крохотный крестик из плохонького дерева…
— Ну что ж, люди, любящие Бога, всегда просили, чтобы их как можно скромнее хоронили. Вот посмотри на могилу митрополита Антония Мельникова. Там тоже простой крестик и больше нет ничего. У других, как у митрополита Никодима, всё облагорожено… Митрополит Антоний Сурожский был монахом, его любил и западный, и восточный мир как богослова, как проповедника, как христианского деятеля. Поэтому и жизнь у него была скромная, и могилка скромная, а благодатью всё-таки исполненная…
— Один знакомый получил значительную сумму денег, но как я ни уговаривал его пожертвовать часть из них на храм, он всё откладывает это решение… Уговаривать его дальше или нет?
— Доброхотно дающего любит Бог, а кто сеет в скудости, тот в скудости и пожнёт. Так и запиши. Помнишь притчу о талантах? Получил человек талант — хорошую сумму — и зарыл его. И лишился в результате и того, что имел. Каждому дана своя воля, каждый может сам распоряжаться своим богатством.
— Но мне кажется, что мало кто даёт десятину на храм. Я, например, жадничаю. Даю, но мало.
— Даёшь, и хорошо. Ты-то даёшь духовную пищу: выпускаешь чудную газету, которую читает вся Россия, и за границей читают — я знаю. Мои духовные дети рассказывают, что и в Германии её знают, и в Англии… Они мне говорят, что лучше вашей газеты нигде нету. Другие стараются богословскими трактатами читателей кормить, а о повседневной жизни, о том, как христианину вести себя, как жить — это для них слишком мелко. Только бы скорей-скорей сляпать номер, перепечатать туда что-нибудь дореволюционное… А то, что особо ценно — наше, современное, житейское, то, с чем постоянно сталкиваешься, — этого у них и нет.
— Я тоже считал, батюшка, что читателю нужна современность, но есть много людей, которые нас ругают за это…
— А Господа разве не ругали книжники и фарисеи? Помнишь, как Он в гости пришёл к Симону-фарисею, как Ему блудница ноги слезами омывала? Симон-то думает: «Если бы Он был пророк, то знал бы, кто и какая женщина прикасается к Нему, ибо она грешница» (Лк. 7, 39). А Господь ему: «Я пришёл в дом твой, и ты воды Мне на ноги не дал, а она слезами облила Мне ноги и волосами головы своей отёрла……А потому сказываю тебе: прощаются грехи её многие за то, что она возлюбила много, а кому мало прощается, тот мало любит». (Лк. 7, 44−47). Господь, видишь: любит не то, что показное, фарисейское, не то, что для галочки, а то, что от сердца идёт, что живое, подлинное!..
— В одном выступлении я сказал, что ненавижу охотников. Мне тут же ответили: «Как это? Вы не стяжали любви к ближним?» Но любовь, на мой взгляд, это высшая ступень на пути к Богу. Можем ли мы разбрасываться этим словом?
— Охотники… О них в Писании много написано, и нигде они за своё занятие не осуждаются. Можно охотиться и для пропитания, и для того, чтобы равновесие в природе поддерживать… Есть «зелёные», которые против шуб из меха животных, есть вегетарианцы, которые не едят мясного… Я их не осуждаю. Но вспомните Новый Завет, притчу о блудном сыне: что же, выходит, отец согрешил, когда, встречая сына, велел заколоть упитанного тельца? Тоже, получается, убийство, не хуже, чем на охоте…
— Батюшка, я тут не могу остановиться…
— А ты остановись, и попроси у Господа прощения за то, что не любил охотников. Людей убивают — вот о чём горевать надо. Что сейчас в Ливане творится!..
— Есть такое пророчество о Русской Церкви прп. Лаврентия Черниговского: купола церквей снова будут золотить, а внутри будет мерзость запустения. Вам не кажется, что эти времена наступают?
— Я этого не вижу пока. Может, при антихристе такое будет, а сейчас… А сейчас-то какое золочение? У нас было 500 церквей в Петербурге, и город был поменьше нынешнего, а сейчас город разросся, а храмов едва-едва насчитаешь сотенку. Я считаю, что этого мало, потому что народ очень жаждет слова Божия.
— А вместе с тем старые, центральные храмы пустуют…
— А это, может быть, потому, что священники мало трудятся над словом Божиим, мало принимают участия в горе и страданиях людей, которые нуждаются в нашей помощи. А где священники сопереживают прихожанам, стараются помочь им, — там храм всегда полон.
— Вот такой вопрос: иметь духовника — великое счастье. Вы побили меня чётками — в шутку, но ведь за дело. Трудно вам с такими чадами, как я, — строптивыми, непослушливыми, обидчивыми, горделивыми…
— Ну, разве я тебя побил? Просто погладил. А почему? Для вразумления. Если ребёнок шалит, его ведь родители сразу бить не кидаются. Ему только покажут вицу: смотри, сынок или доченька — вот вица-то на стене висит… И малыш от одного только слова остепеняется, а если и разбалованный ребёнок, то сразу становится и тише, и умнее.
— Батюшка, жизнь сейчас полна всевозможных опасностей. От чего бы вам хотелось предостеречь своих духовных чад в первую очередь?
— Жизнь прожить — не поле перейти. Трудности и у молодых есть, и в среднем возрасте, и у пожилых. Нужно, чтобы каждый старался жить по закону Божьему, тогда и опасности, если и будут, то пойдут на пользу, на укрепление души. Надо жить в этом мире, в храме своём одной семьёй, потому что Церковь есть тело Христово. Если один член болит… Примерно: зубки заболели у тебя, и всё тело в немощи. Ухо застреляло — опять всему телу плохо… В глазок попала маленькая соринка, а пока её не вытащишь, ни руками, ни ногами работать не можешь. Так и в Церкви мы должны быть особенно сострадательны к немощным собратьям. Как говорит наш писатель: «Где тяжко дышится, где горе слышится — будь первый там!»
— Батюшка, мне вспомнилось, как мы паломничали с вами по странам Средиземноморья. На корабле 550 паломников, и все стремились с вами пообщаться. А я решил вас оберегать и не пропускал в каюту жаждущих. А вы всё равно приняли всех. Значит, я поступал неправильно?
— Да нет… Это немножко и хорошо, потому что, когда человек уже переутомился — как он людям поможет? Хорошо, что кто-то оберегает другого. Но в то же время кому нужно было получить наставление, того Господь привёл, и тот всё получил. Когда я паломничал по России, я встречал этих людей и сколько слышал от них благодарности за те беседы!..
— Вы, батюшка, много постранствовали — столько проехали монастырей, столько стран увидели, стольким поклонились святыням…
— И очень рад, что Господь хоть в последнее время привёл увидеть разные страны, слышать разговор на разных языках, и чувствовать одну и ту же любовь… Особенно я люблю вспоминать о греческом монастыре — во имя иконы Матери Божией «Ормелия», где игумения Никодима и старец Эмилиан. Этот монастырь мне показался открытым окном в небеса. Вот так бы и нашим монастырям жить — с такой любовью, с такой лаской… Как они просили, чтобы мы им по-славянски послужили и попели по-славянски! Как они по-гречески пели и восхваляли Господа!.. Сколько любви за богослужением! Вот так бы наши поступали монахи — тогда, конечно, люди будут искать духовного окормления в их монастырях. А когда приедешь, да тебя как негодного отшвырнут…
— Может быть, это глупый вопрос, но не хотелось бы вам вернуть молодость?
— Да нет, Саша, что ж?.. В молодости мы тоже допускали много глупостей. Нужно благодарить Господа, что избавил нас из рова погибельного.
— Ещё хотел спросить, жалеете ли вы о чём-нибудь в своей жизни? Может быть, что-то хотелось бы изменить?
— Да если Господь начертал эту линию, что мы тут можем изменить? Ты сам знаешь, сколько я в детстве страданий перенёс. Потеря родителей, потеря братьев и сестёр, потеря дядей — одного расстреляли, другой в ссылке погиб… Война… Сколько страданий она принесла! И после войны, когда я остался один, — но опять не оставил меня Господь, а дал мне чудного старца Серафима Вырицкого и о. Николая Гурьянова, и старца Кукшу, и великого молитвенника митрополита Вениамина Федченкова, и многих других, которые и окормляли меня, и помогали мне. А какие чудные у нас были профессора — все были царские ещё, царского времени…
— Батюшка, иногда до вас дозвониться не можешь… Да я считаю, что и не надо по каждому вопросу звонить, на то и голова своя дана. Но иногда не знаешь, как правильно поступить…
— А Господь сам открывает другой раз. Только помолись, только воздохни — и Господь помогает…
— Батюшка, есть ли у вас какое-то дело, которое вам надо непременно успеть сделать, пока Господь не призвал вас?
— А когда жатва поспевает, то Господь посылает и делателей на неё. Так и здесь: что я не докончу, то другие пастыри докончат. У меня и сын служит, и я очень рад этому. И духовных чад много: и священников, и монахов, и епископов уже…
— А многие, знаю, мечтают о смерти внезапной.
— Это грех. Мечтать о внезапной смерти — это грех. Православные молятся как о милости, чтобы их внезапная смерть не постигла. Молятся об этом великомученице Варваре. Вот я и ношу её образок постоянно: прп. Серафима и вмц. Варвары. Дореволюционный ещё образок…
— Дорогой, безценный наш батюшка! Вам исполнилось 80 лет, по Библии — предел жизни человеческой. Мы так боимся вас потерять!.. Но вы однажды мне сказали: «Да не оставлю я чад своих никогда!» Я утешился, но всё равно — от всех-всех ваших духовных чад, читателей нашей газеты, всечестных отцов, которые почитают вас, пожелать вам здравия, которого хватило бы на 100 лет. Многая и благая лета тезоименитому отцу Иоанну Миронову!
— А по-чешски знаешь, как поют многолетие? «Сто лет, сто лет живо, живо нам!» Вот этого я вам всем и желаю: и редакции вашей, и читателям. Благослови вас всех Господь!
Вопросы задавал Александр РАКОВ
+++
Не по заслугам, но от БогаТатьяна ЕГОРОВА, СПб
