Интерфакс-Религия | Лариса Шорина | 25.11.2006 |
Эта ситуация огромного, ажиотажного интереса к фильму дает основание говорить об определившемся в обществе интересе к глубоким проблемам духовной жизни. Безусловно, она тонизирует кинематографистов, и «мантии да клобуки» начнут появляться на экране еще чаще. Хотя трудно предположить, куда теперь может направиться беспокойный интерес художников. Фильм «Остров» прикасается к духовной жизни в ее самой концентрированной и трудно определимой мирскими понятиями форме — монастыря, более того, подвига старчества.
Трудно даже найти аналог такой дерзновенной смелости прикосновения к миру святости и молитвы. Классически известный Зосима из «Братьев Карамазовых» появляется в романе в связи со вполне понятными и ощутимыми духовными метаниями героев, потому его образ и не требует полноты понимания мира, которому принадлежит старец; многое остается недоговоренным, в сфере, недоступной человеческой любознательности. Главный герой фильма «Остров» — старец и чудотворец, его настоящее и есть встреча горнего и дольнего миров, и именно эта встреча становится художественной тканью фильма. Здесь взгляд авторов прямой, герой должен совершать чудеса, и чудо надо увидеть трезво.
Совершенно очевидно, что фильм «Остров», с его высокими эстетическими достижениями, отмеченными критикой, и нравственным совершенствованием участников проекта, засвидетельствованным в многочисленных интервью, выявила и ряд проблем как теоретического, так и практического характера. Главная из них — определение границы, которую должны ощущать деятели искусства в прикосновении к духовной реальности. Здесь есть очевидная логическая задача, которую приходится решать и решение которой предполагает определенные поступки. Дилемма такова: горний мир, о котором идет речь в произведении, — реальность или символ? Ответ «реальность» предполагает дальнейшее поведение. Ответ «символ» обесценивает все усилия по созданию данного произведения.
Хорошо известно, что Церковь свои проблемы с игровым искусством решила и поставила предупреждения о законах духовного мира, действующих независимо от воли пришедшего на эту территорию. Примером тому служит путь святого Генесия, комического актера, который, участвуя в представлении на потеху императора Диоклетиана, прошел через обряд Крещения, бывший эпизодом зрелища. И сценическая реальность без всяких дополнительных оговорок оказалась подлинной, разом преобразившей актера, который возрос до исповедничества и мученической смерти.
Значит, неизбежна цепочка логических следствий. Как относиться к чуду на сцене или экране? Ведь понятно, что чудо совершается благодатью Божией, и никак иначе. Как смоделировать сцену чуда без благодати, как добиться ощущения присутствия благодати без самой благодати? А вне этого главного условия останется торопливая сцена исцеления хромого мальчика, отброшенные костыли которого невольно вызывают воспоминания о такой же сцене в комическом антирелигиозном фильме режиссера Протазанова «Праздник Святого Йоргена» 1930 года. Условность ведь допускает использование одинакового приема и в комическом, и в пафосном вариантах.
Но благодати можно не дождаться, что неудивительно, а вот от крупных планов сцены исцеления бесноватой девушки становится по-настоящему тревожно. Судороги на снегу и темный туман на губах девушки заставляют опустить глаза, а в памяти всплывают последствия массовых сеансов наших магов и волшебников.
Логика неумолима: либо мы верим в реальность мира, ради которого и существует монастырь и который порождает старцев, и тогда темный туман на губах — неоправданная дерзость, либо не верим, и тогда разговоры о нравственной силе братии требуют дополнительных аргументов.
Получается, что нельзя кинематографически показывать жизнь монастыря и братии? Можно, и с успехом, доказательством тому — фильм «Остров». Только зачем? Есть в нашей действительности сокровенная сфера. В монастырь уходят от мира, для того, чтобы попытаться выстроить свой путь по другим законам. И эти «другие» законы не всегда доступны и понятны. Можно вспомнить, в какой точный образ отлилось художественное понимание «инаковости» монашеского пути. В эпической поэме «Святогор и Илья Муромец» герои примеривают гроб, который является символом монастыря. И Илье Муромцу до поры до времени гроб велик, не готов он к иному пути.
Кстати, недаром существуют формулы житийных канонов, выверенные и отточенные. Они не только определенным образом повествуют о событии из жизни святого, о фактах, но и прикрывают житейскую плоть этих событий с множеством трудно сопрягаемых подробностей, главная из которых — непостижимость встречи с миром горним.
Конечно, сфера церковной жизни — неотъемлемая часть нашей сегодняшней реальности, и вне этой сферы невозможно ответить ни на один трудный вопрос. Но исцеление хромых и бесноватых — классика околоцерковного фольклора. Такие истории можно записать во множестве, не отходя от ближайшей к храму станции метро. А вот сегодняшние алеши и иваны свои «последние вопросы» либо не ставят, либо решают как-то чудно. Вот про их внутренние сложности бы понять, их путь увидеть… Самое дело кинематографа… Да только нет такого фильма.
И еще одна неожиданная проблема обозначилась в связи с появлением фильма «Остров». Удивило возрождение давно забытых традиций целевых просмотров, в данном случае — для всех священников определенной епархии с чадами и домочадцами. Этот культпоход был освещен в тот день во всех новостных выпусках как событие федерального значения. Так в недавнем прошлом водили курсантов военных училищ на спектакли по погодинской пьесе «Кремлевские куранты», для встречи с «самым человечным человеком». Но, признаться, очень не хотелось бы обнаружить сегодня массовое открытие красных углов в красных уголках.
О том, что создание художественного текста — дело ответственное, хорошо известно. Честно сыгранная роль занимает свое место в реальности и влияет на нее. Есть прекрасный фильм Росселини «Генерал дела Ровере». Случайное внешнее сходство между героем сопротивления и мелким мошенником, которое пытались использовать фашисты в своих целях, оказалось судьбоносным для второго. Посаженый в камеру с соратниками убитого генерала, он был вынужден играть его роль, а значит, жить по законам его души. И, поднявшись на нравственную высоту, не захотел от нее отказаться, предпочтя расстрел в образе борца с фашизмом жизни в облике предателя и плута. Так личина стала ликом, нравственная реальность возобладала.
Проблема как раз в том, что с вершины нет обратной дороги, во всяком случае, безопасной. Выбор-то сделан, поиск должен закончиться. А без поиска — какое искусство! Есть и общественные проблемы. В частности, вполне возможная эстетизация монастырского обихода, тиражирование глянцевых нарядных буклетов с фотографиями новомучеников… Тут о многом можно подумать. Всегда найдется реальный повод погордиться — если не радостью, так страданиями.
Фильм «Остров», разумеется, многосложное произведение, в нем много прекрасных сцен, замечательные актерские лица, напряженные честные глаза. Очень красивые пейзажи: остров — как панно из самоцветов. Все это уже отмечено, описано, и еще не раз будет отмечено и описано. Но успех обязательно вызовет волну подражаний. Этим путем захотят пойти многие. И здесь может быть много неожиданностей.
Лариса ШОРИНА, кандидат искусствоведения
http://www.interfax-religion.ru/?act=dujour&div=235