Об авторе: Павел Дмитриевич Тищенко — доктор философских наук, сотрудник Института философии РАН. В рождественскую пятницу 25 декабря 2002 года базирующаяся на Багамских островах биотехнологическая компания «Клонэйд» сообщила о первом в мировой истории успешном опыте клонирования человека. У 31-летней американки родилась девочка весом около 3 кг. Девочку назвали Евой. Компания «Клонэйд» создана сектой раилитов, имеющей до 55 тыс. последователей в 88 станах мира. Раилиты считают, что первый человек был сотворен инопланетянами путем клонирования. Библейский рассказ — лишь мифологически искаженное изображение этого события. Конечная цель секты — обеспечение реального бессмертия человечества на основе развития современных технологий. Один из вариантов достижения этой цели включает на первом этапе отработку метода клонирования человека, а на втором — создание технологий, которые позволят пересадить в мозг клонированной биологической копии память и сознание индивида. 4 января 2003 года компания информировала, что родители Евы выражают сомнение относительно целесообразности проведения проверочных тестов. Одновременно было объявлено, что в одной из европейских стран вскоре должен родиться другой клонированный ребенок. Временный отказ родителей от проведения тестов, подтверждающих рождение клонированного ребенка, упрочил существующий среди специалистов скепсис относительно самого факта успешного клонирования человека: шанс рождения здорового ребенка не превышает 2−3%. Безусловно, вопрос о том, состоялась или нет сенсация в современной биомедицинской науке, должен решаться самим научным сообществом на основе объективных независимых проверок. Но независимо от заключения ученых само разворачивающееся событие требует к себе пристального внимания. Возникает несколько интересных вопросов. Первый из них — почему резко против данного эксперимента с клонированием Евы выступили в США и других странах именно те ученые, которые непосредственно занимаются разработкой методов клонирования? В частности — шотландские ученые из Рослинского института, создавшие клонированную овцу Долли. Резко осудила этот эксперимент компания «Эдвансед селлз текнолоджиз», ученые которой первыми создали путем клонирования эмбрион человека. С осуждением выступили ведущие американские и международные научные ассоциации. Дело в том, что рискованные эксперименты с репродуктивным клонированием (то есть клонированием, имеющим целью рождение ребенка) ставят под угрозу активно проводящиеся во всем мире (в том числе и упомянутыми выше компаниями) исследования в области так называемого терапевтического клонирования. При терапевтическом клонировании полученные эмбрионы не пересаживаются в матку женщины. После нескольких делений из них извлекают стволовые клетки — недифференцированные клетки, способные при определенных условиях преобразоваться в дифференцированные клетки любого вида (мышечные, нервные и др.). Это свойство стволовых клеток предполагается использовать для восстановления сердечной ткани при инфарктах, нервной ткани при болезни Паркинсона и рассеянном склерозе, железистой ткани при диабете и т. д. Терапевтическое клонирование не столь зрелищно как репродуктивное, но имеет значительно большее медицинское значение. Насколько реальна опасность запрещения этого направления? Специфичная черта современной биомедицины — беспрецедентная политизация проблем ее развития. Показательно, что темой первого обращения президента Буша к нации после вступления в должность была именно проблема клонирования и использования зародышевых стволовых клеток в экспериментах. Лишь события 11 сентября 2001 года временно отодвинули обсуждение этих проблем в тень. В оказавшихся под контролем консерваторов конгрессе и сенате уже лежат законопроекты, запрещающие любые формы клонирования. Безответственный эксперимент «Клонэйда», что называется, подлил масла в огонь, дал новые убедительные аргументы очень мощной коалиции религиозных и «про-лайф» организаций, которые лоббируют одобрение этих законопроектов. Но может, это только американские проблемы? В эпоху глобализации все американские проблемы быстро становятся международными. В прошлом году США заблокировали в ООН «мягкий» франко-немецкий вариант запрета на репродуктивное клонирование человека с тем, чтобы представить более жесткий вариант, который может ограничить и исследования в области терапевтического клонирования. Аналогичные законопроекты рассматриваются общеевропейскими организациями и европейскими национальными парламентами. Второй вопрос: не кажется ли странным, что одно из наиболее фундаментальных открытий совершается не учеными в университетской лаборатории, а сотрудниками частной компании? Не произошло ли что-то с наукой? На страницах «НГ» мне уже доводилось писать о стремительной коммерциализации современной науки, особенно мощно наметившейся на переднем крае биомедицины — в области клонирования, манипуляций со стволовыми клетками, геномных исследованиях и т. д. «Клонэйд» лишь один из представителей этого нового быстро растущего сектора современной науки. Здесь действуют другие «правила игры». В обычной науке нормальный интерес любого нормального ученого заключается в скорейшем публичном признании своих открытий. В коммерчески ориентированной науке этот интерес не самый главный. Как только возникает угроза главному — получению прибыли, то сразу же вопрос об общественном признании отступает на последний план. И еще одна принципиально важная черта коммерческой науки. По своей воле ученые-бизнесмены никогда не станут публиковать результаты неудачных экспериментов (их должно быть на порядок больше, чем удачных), то есть информацию о трагедиях людей, чьи жизни и здоровье принесены в жертву религиозно-экономическим интересам «Клонэйда». Причем очень трудно принудить их к этому, используя правовые механизмы. Эта информация прочно защищена статусом «коммерческой тайны». Именно он препятствует оглашению данных о неудачных экспериментах в области генотерапии, которых значительно больше, чем попадавших на передние полосы газет, но малоубедительных с научной точки зрения, успешных. Поэтому и научные публикации, за которыми просматриваются деньги фармацевтических компаний или биотехнологических фирм, слишком часто напоминают рекламные проспекты, которым лишь придана форма научной статьи. Коммерциализация науки — объективный процесс, который невозможно остановить. Однако как и в обычной науке, можно и нужно разработать особые правила и регуляции, которые поставят заслон на пути недобросовестных экспериментов на людях. Зададим третий и последний вопрос: «Не удивительно ли, что частная компания, работающая в области фундаментальных проблем биомедицины, принадлежит религиозной секте?» Это важный феномен, который радикально отличает науку XX века от науки века XXI. В прошлом веке наука претендовала на мировоззренческую роль. Она задавала общезначимое представление о мире в целом. В современной науке эта функция резко ослабевает. Даже внутри науки падает интерес к созданию общих теорий в физике, химии или биологии. На передний план выступает «знание-умение», то есть знание сугубо инструментальное, ориентированное на конкретные рецепты преобразования веществ и субстанций. В таком технологизированном виде наука может быть легко встроена в любую мировоззренческую конструкцию, служить любым целям и любым богам. Возможно, это еще один аргумент в пользу гениального предсказания Николая Бердяева о начале эпохи «нового Средневековья».
