 |
| Время новостей | Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл | 22.11.2006 |
— Многоуважаемый владыка, недавно было совершено Великое освящение Кафедрального собора Христа Спасителя. Впервые состоялся первосвятительский визит Святейшего патриарха Алексия Второго в Калининградскую область. Новоосвященный собор сейчас вновь закрыт, там идут отделочные работы. Что еще предстоит сделать и когда строительство завершится полностью?
— Кафедральный собор Христа Спасителя после освящения и церковно-общественных торжеств в Калининграде и области не закрыт. Он функционирует, живет молитвенной и богослужебной жизнью, как и подобает. В воскресный день совершается Божественная литургия, а накануне, в субботу, — всенощное бдение. А вот на протяжении рабочей недели в соборе действительно ведутся последние, «чистовые» отделочные работы. О полном завершении отделочных работ можно говорить после того, как собор будет расписан и явится во всем своем великолепии. Единственная временная трудность заключается в том, что по технологии завершить роспись сводов и стен собора пока невозможно. Ведь должна отстояться штукатурка, стенам следует просохнуть. Да и для того, чтобы хорошо легла и подсохла краска, нужны соответствующие внешние климатические условия. Вот в предстоящем году мы и займемся этим очень кропотливым и ответственным делом — росписью собора.
— Калининградская область территориально отделена от российского «материка» и потому как бы выпадает из общекультурного контекста остальной страны. Местная молодежь, например, зачастую больше знает о культуре соседних стран или бывшей Восточной Пруссии, чем о культуре своей Родины. Нет ли здесь потенциальной опасности, своего рода социальной бомбы, которая может сработать в будущем?
— Глубоко убежден в том, что для Калининградской области жизненно необходимо иметь более тесную и интенсивную связь с «материковой Россией». Совершенно очевидно, что на нашу молодежь весьма большое влияние оказывают культуры сопредельных стран, которые посещаются подрастающим поколением гораздо чаще, чем Москва, Санкт-Петербург и другие города России. В этом контексте я чрезвычайно положительно оцениваю открытие паромной переправы. И считаю, что наше государство не должно экономить на поддержании высокого уровня коммуникаций, всех видов сообщения и связей между Калининградской областью и всей остальной Россией.
На память невольно приходят годы «холодной войны», когда для Западного Берлина оказалось жизненно необходимо поддержание высокого уровня коммуникации с ФРГ и с остальным западным миром. Воздушный мост, перекинутый в Западный Берлин, — это был абсолютно убыточный проект для авиационных компаний. Но никому в голову не приходило отказаться от него или попытаться зарабатывать на поддержании устойчивого сообщения Западного Берлина с внешним миром.
Подобное сравнение, конечно, не в полной мере корректно. Калининградская область не находится в блокаде, она окружена государствами, которые не являются враждебными по отношению к России. Возможно, более близким будет для нас пример того, как в США относятся к обеспечению многосторонних связей с Аляской.
Как бы то ни было, быстрая и надежная связь, удобное и недорогое транспортное сообщение между Калининградом и Россией, беспрепятственное и экономически выгодное перемещение грузов, особенно учитывая наличие портов, — все это чрезвычайно важные факторы и для социально-культурного развития области, и для ее экономики, и для обеспечения единства нашего Отечества.
— Принято считать, что калининградцы не совсем россияне. В том смысле, что у них, например, сходная с англичанами «островная» психология. Но это, так сказать, светская точка зрения. А что думаете по этому поводу вы?
— Особенность психологии жителей Калининградской области обусловливается, на мой взгляд, не только тем обстоятельством, что они живут в эксклаве, но и тем фактором, что они пустили корни на земле, ранее не принадлежавшей России. Население здесь, говоря научным языком, не автохтонное, то есть не исконное, а переселенное. Оно сложилось как результат тех миграционных потоков, которые формировались в СССР «сверху» по итогам второй мировой войны. Именно поэтому в Калининграде нет длительной местной культурно-национальной традиции. В исторической памяти калининградцев в лучшем случае сохраняются традиции тех мест, где родились и жили их отцы и деды, впоследствии осевшие на крайнем западе огромной страны. Это ощущается, в частности, и в особенностях здешней приходской жизни.
Глубоко убежден, что эта специфическая черта Калининграда должна учитываться в процессе образования и воспитания молодежи. Мы не можем мириться с угрозой того, что новое поколение рискует вырасти Иванами, не помнящими родства. Ибо человек, потерявший связь с культурной и духовной традицией своего народа, утрачивает некий очень важный критерий оценки того, что происходит с ним самим и с окружающим его миром. Такой человек становится весьма уязвимым с точки зрения некритичности восприятия им информации, и таким человеком легко манипулировать. Из истории известно, что общества, состоящие из подобных людей, оказывались неспособными справляться с серьезными трудностями и проблемами. Особенно когда речь шла об явлениях экстремального характера — природных катаклизмах, социальных потрясениях, войнах. Дай Бог, чтобы ничего подобного никогда не происходило на Калининградской земле. И тем не менее нужно употреблять все усилия для того, чтобы жители Калининграда и области ощущали свою органичную причастность к великой традиции великого народа, а вместе с этим обретали духовную силу и способность преодолевать испытания.
— Многие полагают, что «особость» у калининградцев появилась благодаря географической близости к Европе — мол, Запад так влияет. У нас в стране вообще так сложилось, что именно западные идеи пришли на место прежним советским и до сих пор служат эталоном в современном российском обществе. Нормально ли это?
— На каждый народ и на каждую культуру оказываются различные влияния извне. Это нормально. Совершенно очевидно, что избежать этих влияний невозможно, особенно в эпоху глобализации. Но очень важно, чтобы под воздействием этих влияний не разрушались собственная самобытная культура народов, их национальное самосознание, духовно-нравственные и эстетические идеалы, чтобы не умирала тысячелетняя традиция. Чуть раньше мы уже говорили о том, как важно хранить национальное самосознание, верность многовековому религиозному выбору своего народа, — это необходимо в том числе и для того, чтобы быть способными к открытому диалогу с другими, не такими, как мы.
Действительно, в прошлом Россия и ее народ не раз платили непомерно высокую цену за некритическое восприятие западных идей. Все эти «измы», которые разрушили великую историческую Россию, всегда приходили к нам извне. И наша интеллигенция с легкостью поддавалась внешнему обаянию этих заемных идей, не пытаясь соотнести их с нашими исконными ценностями, укорененными в глубине национальной традиции и народной жизни.
Подобная опасность существует и сегодня. И русская церковь, сознавая это и призывая народ к доброжелательной открытости по отношению к другим, вместе с тем настаивает на необходимости трезвой критической оценки всего того, что приходит или привносится в нашу жизнь извне. При этом церковь апеллирует прежде всего к колоссальному историческому опыту и мудрости предшествующих поколений, к жизненным идеалам, сформировавшимся в глубинах народной жизни, к духовным и интеллектуальным прозрениям наиболее выдающихся представителей нашей национальной традиции.
— Именно об этом, об искаженном понимании прав и свобод человека и гражданина, вы говорили на десятом Всемирном русском народном соборе. РПЦ, выступая против слепого копирования западных либеральных ценностей, тем самым указала на то, что сформировались они вне церкви. Однако многие люди не могут понять: если не либеральные ценности Запада, к которым уже вроде как привыкли, то что же взамен?
— Пользуясь случаем, хотел бы сказать о том, что, может быть, осталось за рамками десятого Всемирного русского народного собора, а также о том, что, наверное, было не вполне усвоено некоторыми людьми.
Русская церковь отнюдь не против идеи прав и свобод человека, ибо исходит из того, что свобода есть великий Божий дар человеку, и она является отражением в нашей природе свойства, присущего самому Богу. Ибо Господь свободен и свободным восхотел сотворить человека. Поэтому, например, такое ограничение свободы, как тирания, есть не только преступление человека против других людей и всего общества, но и грех против Бога.
Однако Бог вложил в природу человека не только свободу, но и нравственное начало. Ведь именно свобода и нравственность отличают человека от животного. Из сказанного следует, что реализация человеком дара свободы невозможна в отрыве от нравственной ответственности, которая, в свою очередь, также изначально присуща человеческой природе. Если абсолютизировать идею свободы и игнорировать при этом принцип нравственной ответственности, то в конце концов можно погубить и человеческую личность, и человеческое общество. Потому что бесконтрольная и безответственная свобода раскрепощает в личности грех. И тогда зло из человеческой души выплескивается в мир, разрушая ткань отношений между людьми, подтачивая устои общественной жизни.
Наше время богато на примеры особой жестокости, которая проявляет себя в террористической деятельности, в организованной преступности, в коррупции. Сегодня абсолютное большинство людей убеждено: что-то не так устроено в нашем общем доме, что-то не то происходит ныне с родом человеческим. Нет ни одной политической партии, нет ни одного общественного движения, которое не было бы озабочено нравственным состоянием современного общества.
Именно поэтому вызывает удивление то обстоятельство, что на такой, казалось бы, естественный и долгожданный призыв церкви, которая утверждает необходимость сочетать свободу с нравственной ответственностью, некоторые ответили недоумением и несогласием. Вероятно, они полагают необходимым закрепить за человеком право употреблять свою свободу не только на добрые дела, но и на то, чтобы сеять вокруг зло и погибель. Однако если представить себе, что род людской в какой-то момент действительно отказался от нравственного контроля над своими собственными деяниями, то это означало бы конец человеческой цивилизации. Потому что там, где тотально господствует зло, нет места жизни.
— Можно ли сказать, что, озвучив эти идеи в вашем докладе на соборных слушаниях, церковь тем самым дает понять: речь идет о поиске национальной идеи для России. Действительно ли церковь готова взять на себя ответственность за ее формулирование для светского государства?
— Свидетельство о необходимости сопрягать свободу личности с ее нравственной ответственностью было обращено к миру из России. И это не случайно. Потому что о правоте нашей позиции свидетельствует весь трагический опыт ХХ века. Но если люди, разделяющие эту позицию, правы, и если предложенная церковью духовно-интеллектуальная парадигма действительно отвечает пониманию здравомыслящего и ответственного большинства, то почему эта идея не может лечь в основу того, что называют национальной идеей?
Конечно, национальная идея не может ограничиваться формулированием неких пусть даже фундаментальных истин. Она должна иметь непосредственный выход в практическую сферу, призвана быть движущей силой при совершении людьми определенных деяний. Но идея способна вдохновлять на благое и самоотверженное служение только в том случае, если она отражает коллективный исторический опыт большинства людей и реально способствует улучшению условий их духовной и материальной жизни.
Не знаю, возможно ли в принципе создание настолько всеобъемлющей программы существования государства и всех его граждан, чтобы можно было говорить о выработке некоей национальной сверхидеи. Но для меня совершенно очевидно, что в основе устроения общественного бытия должны лежать определенные базисные принципы, которые никто не смел бы пытаться демонтировать или расшатывать. Полагаю, что формулирование этих фундаментальных принципов российской жизни должно осуществляться в том числе в условиях широкого общественного диалога и при активном участии церкви.
Уверен, что наличие национального согласия, или, если хотите, общенационального консенсуса, по базовым ценностям нашего существования помогло бы понять людям из мира политики, что их задача — улучшать и совершенствовать ценности надстроечные, но не касаться ценностей базисных.
Если мы достигнем национального согласия по этому вопросу, то, например, очередные выборы перестанут восприниматься у нас как форсмажорное обстоятельство сродни стихийному бедствию, как событие эпохального масштаба, от исхода которого зависит самое существование страны и народа. Приход к власти любой политической силы ни в коем случае не должен сопровождаться такими рисками.
Поэтому выработка корпуса базисных ценностей, которые можно было бы рассматривать и как практическую основу национальной идеи, — это залог стабильности и благополучия народа. Не дай только Бог, чтобы эта работа совершалось в спешке, имела политическую ангажированность и была привязана к сиюминутным расчетам, конъюнктурным целям, корпоративным интересам.
