 |
| Санкт-Петербургские ведомости | Алла Шарандина | 22.11.2006 |
На самом деле, конечно, непростой, минималистичный по исполнению, практически монохромный фильм с длинными пейзажными планами, будь он хоть трижды отмечен за границами, обычно не может рассчитывать на столь шумную премьеру. «Возвращение» Звягинцева в Венеции несколько лет назад обласкали еще больше (картина получила главный приз, «Золотого льва»), а посмотреть на родине его удалось немногим. «Острову» повезло больше по двум весомым причинам. Во-первых, производство фильма заказал и спонсировал федеральный телеканал «Россия». Во-вторых, делался он при поддержке Федерального агентства по культуре и кинематографии.
Отчего такие почести? Оттого, что «Остров», по мнению некоторых чиновников, демонстрирует часть пресловутой «национальной идеи», которую пытаются собрать по кусочкам и наскрести по сусекам уже не одно десятилетие. Часть эта — православие. Самодержавие отпало, народность тоже потихоньку отсыхает, окно в светлое социально обеспеченное будущее сжалось до размеров замочной скважины. Вот и получается, что духоподъемностью в современном кино как-то незаметно стала заведовать церковь. Почти во всех фильмах последних месяцев («Меченосец», «Живой» и другие) хоть в эпизоде, да появится мудрый и прекрасный человек в рясе.
В «Острове», к счастью, эти самые люди в рясах не похожи на картонных старцев с воздетым к небу пальцем. Напротив, тут действуют вполне живые люди не без недостатков. Отец Филарет, к примеру (роль Виктора Сухорукова), кроме бога очень любит свое атласное одеялко и мягкие сапожки. А отец Иов (Дмитрий Дюжев) весь фильм гневается и машет руками почем зря. Впрочем, оба они к финалу просветляются до почти различимого сияния. А все благодаря живущему на том же монастырском подворье странненькому юродивому отцу Анатолию (Петру Мамонову в этой роли и изображать ничего особенно не нужно).
Последний тридцать лет назад совершил преступление — убил на войне своего товарища, а сам малодушно спасся. Это пролог фильма, наименее удачный его эпизод. Все здесь гипертрофированно. Уж предатель — так трясется как заячий хвост, сопли до колена, рот корытом: «Не убивайте меня, пожалуйста, дорогие фашистики!». А герой — всем героям герой, медленно и киногенично закуривает под дулом пистолета последнюю сигарету, плюет на негодяев, многозначительно ухмыляется. Да и немцы хороши: во время срочной боевой операции тонко продумывают все психологические эффекты. Хотя те, на кого они рассчитаны, должны быть уничтожены через пару секунд.
Плюс эти ушанки набекрень и чумазые лица русских — в противовес фашистам в отутюженных рубашках (на Белом-то море!)… В общем, фальшь из этой сцены можно черпать поварешками. Хорошо, что с возрастом герой-предатель обретает достоверное лицо Мамонова, который даже в ерничанье умудряется выглядеть серьезным артистом.
Долгие годы Анатолий, пригретый в удаленном от земли монастыре, грызет себя за старый грех. И в своем покаянии доходит, с одной стороны, до святости, в прямом смысле исцеляя всех желающих ходоков (инвалидов, одержимых, мятущихся), а с другой — до крайней нетерпимости к оплошностям других. В своем глазу отец Анатолий бревно определенно замечает, но и у окружающих по увесистому полену найдет и со всей дури им треснет, будьте уверены. Например, отца Филарета герой насильственным образом «освобождает» от мир-
ских привязанностей, сжигая единственные сапоги и чуть не убивая в кочегарке. Анатолий сам аскет, на углях спит, и другим нежничать нечего.
Лунгин создает смесь из жития святых, поучительной сказки, зрелищного «Экзорциста» и эксцентричного бенефиса Мамонова. Про православие ли это, про христианство, про веру ли вообще? То, что герой — не «правильный» христианин, подставляющий щеки ударам судьбы, а более чем деятельный миссионер, творящий свою собственную религию, — очевидно. То, что, получив долгожданное прощение, Анатолий с радостью снимает с себя свой крест, бросив всех недоисцеленных на произвол судьбы, и облегченно залезает в гроб в буквальном смысле, — тоже, мягко говоря, выглядит не по-христиански. Напротив, эгоистично, совсем по-мирски.
В общем, несмотря на все церковные атрибуты, «Остров» имеет весьма поверхностное отношение к идеям христианства вообще и православия в частности. Чиновники несколько прогадали.
Павел Лунгин говорит, что «просто снял кино про то, что Бог есть». Но про это, собственно, делается половина всех фильмов на свете — только не всегда высшие силы зовутся там Богом. Где-то — судьбой. Где-то — любовью. Где-то — мировой справедливостью. Где-то — Его величеством случаем. И «Остров» прочно становится с ними в один стройный ряд.
http://www.spbvedomosti.ru/article.htm?id=10 239 637@SV_Articles
